Анна Люсия Аттанасио написала сценарий и выступила в качестве постановщика альтернативной, но по своему не менее правдивой версии «Не оставляй следов»
В своей рецензии, я неоднократно буду обращаться к превосходной картине Дебры Граник, исследованию на тему деструктивных отношений отцов и детей. Разумеется, прямое сравнение не вполне корректно, фильмы вышли в прокат с разницей в год, но не отметить духовное родство «Не оставляй следов» и «Микки и медведь» я не могу.
Обе картины препарируют схожие социальные феномены, но приходят к полярный выводам. Очевидны сюжетные совпадения: отец-ветеран иракской кампании, с явными признаками ПТСР («Не оставляй следов»), а порой и куда более инфернальных психических расстройств («Микки и медведь»), организует общежитие совместно с дочерью-подростком на обочине цивилизации (Анаконда, штат Монтана в «МИМ»), либо вовсе вне ее (национальный парк близ Портленда в «НОС» - да простят меня создатели фильма за такую аббревиатуру!). Обе картины достаточно качественно впаяны в каркас инди-драмы, и с точки зрения формы не сильно выделяются. Как и большинство своих братьев и сестёр взращенных под сенью кинофестиваля «Сандэнс», оба фильма не созданы для вкрадчивого досуга сибаритов от кино, фундаментальная аскеза и простота изложения характерные для «НОС» и «МИМ» не всякого синефила удовлетворят вполне, но в этом их главная прелесть.
Теперь же, полагаю, следует перейти непосредственно к фильму, вынесенному в заглавие этой, пока ещё недостаточно артикулированной (в правильном направлении) статьи. «Микки и медведь» завораживает своей удушливой атмосферой и предчувствием неминуемой катастрофы, он увлекает за собой и беспощадно терзает расслабленный, неподготовленный к драматической развязке ум.
Но безусловно, это фильм-бенефис, невероятный перфоманс начинающей актрисы и модели Камилы Морроне. Морроне и Джеймс Бэдж Дэйл (снедаемый паранойей отец главной героини) вдвоём формируют ткань фильма. С ролью сломленного войной и трагическими обстоятельствами полусумасшедшего наркомана, Дэйл справился более чем достойно. Его Хэнк это замученный, запертый на окраине одноэтажной Америки вояка, питающий к призраку погибшей жены куда более нежные чувства нежели к родной дочери из плоти и крови. То ли из-за тоски и горечи утраты, то ли из-за смеси виски и оксикодона, но герой Дэйла медленно, но верно сходит с ума и главной жертвой его нарастающего и укрепляющегося в полуразложившемся рассудке психоза становится Микки.
Словно ребёнок нечаянно забредший в берлогу пробудившегося медведя, героиня Морроне поёт своему зверю/отцу колыбельные, пытается убаюкать безумие оголодавшего, затравленного, капканами израненного монстра. Что иронично, юная Микки подрабатывает в мастерской таксидермиста, где «облагораживает» шкуры ещё недавно свирепых хищников, а кульминационной сценой фильма становится эпизод во время охоты, где в порыве суицидального милосердия, отец Микки едва не кончает с собой, но медведь выживает и юная девушка, преисполненная сожаления и любви к своему обреченному на страдания, но столь оберегаемому чудовищу, вновь углубляется в темную чащу леса, без винтовки, но с добрыми намерениями.
Финал «Микки и медведь» во многом напоминает заключительные аккорды «Не оставляй следов», за исключением одной, но важной детали: Бен Форстер отпустил свою дочь, освободил от тяжкого бремени своих психологических травм, Дэйл же превратил душу своего ребёнка в обезболивающее, несознательно он пытал ее и едва не истребил личность собственной дочери. Героине Камилы Морроне ничего не оставалось, кроме как прощальным матовым взглядом окинуть обезображенное лицо родителя и навсегда перешагнуть порог отчего дома.