Ранее: Я с отцом у Юры и Павлика, малышей, которые не с нами.
Мы ехали к отцу, а куда не знали даже. Где он живет. Почему ехали, сейчас и не вспомню. Конечно, очень хотелось побыть у себя дома, но дома не было. У знакомых своя жизнь без нас своя была. Родные не горели желанием нас приютить. На тот момент я чувствовала, что он потерян и угнетен, но старался что-то сделать для нас. Этой весной он тоже прошел курс лечения в Тубдиспансере. Чувствовал себя лучше, но кашель все-равно был.
Отец взял только меня и Тому. Толик и Витя оставались на всё лето в детдоме, вернее в пионерском лагере. Он и приехал к нам в лагерь, в который мы переехали всем табором. Интересно было, что с наступлением тепла мы все из своих комнат выселялись с кроватями и столами во двор, на аллеи под деревья.
Там же спали, там же и уроки делали. И обитали рядом. На кроватях можно было лежать, сидеть, никто ничего не говорил нам за это. Можно было передвигать их, но в пределах своей группы. Было только одно условие, кровать должна была быть заправлена и покрыта покрывалом. Каждая группа имела свой участок, который она изначально выбирала для себя. На следующий год это место могло быть в другой части территории.
В лагерь мы переезжали не на своей машине, а нам выделяли её наши шефы, воинская часть. Там уже были разбиты и установлены палатки и навесы для детей и воспитателей и другого персонала, столовая с кухней. Перевозили сначала кухню, затем детей, а следом их кровати. Водителю приходилось делать несколько ходок. Но переезжали в один день. Всё это с шумом, гамом, беготней, но без суеты.
Потом наш водитель просто подвозил необходимые продукты и курсировал между детдомом и лагерем по мере необходимости. Директором лагеря обычно назначали кого-то из города, а директор уходил в отпуск. Потому нам всегда казалось, что наш директор и не отдыхает вовсе, а всегда находится на своём посту. Он провожал нас в лагерь и встречал нас с лагеря тоже он.
Лагерь был расположен на берегу реки Арысь с хорошим песчаным пляжем в карагачевой роще, а за ними шли тугаи вдоль берега из зарослей дженгиля или, если по-другому, тамариска. Там обитали шакалы, а по утрам в постелях находили фаланг, очень прыгучих пауков. Фаланги считаются ядовитыми пауками, но я не помню ни одного случая, чтобы они кого-то из нас покусали.
Было однажды такое, что мальчик у берега реки что-то откапывал и его в две коленки зараз что-то укусило. Он орал сильно. Говорил, что жжет и больно. Не мог даже стоять. А как назло, никаких передвижных средств на тот момент в лагере не было. Мальчики постарше пятнадцать или более километров на себе почти бегом его тащили городскую больницу. Через несколько дней его выписали. Но это еще неизвестно было кто его покусал. Он сам не видел.
В лагере были ежедневные утренние и вечерние линейки с подъемом и спуском флага, были старшая пионервожатая, вожатые отрядов, звеньевые. Отдельно стояла палатка под пионерский уголок, где было множество настольных игр, книг, читанных и перечитанных нашей троицей, работали всевозможные кружки.
Только в отведенное время и дважды в день разрешалось купаться. Купались обычно самостоятельно, а потом горн созывал всех на обед или на полдник. Первое купание было перед обедом, второе после сна перед полдником. Столовая была под деревьями с длинными дощатыми столами в два ряда и лавками по обе их стороны.
Повара тоже чередовались через неделю. Так в одно тёти Клавино дежурство умер её муж. Лёг спать рядом с сыном дома, а утром не проснулся. Тогда кто-то приехал специально в лагерь, чтобы сообщить тёте Клаве. Мы все страшно сочувствовали ей и очень жалко было дядю Сашу. Не могли поверить, что его уже никогда не увидим.
Какое-то время тёти Клавы на работе не было, а нас на его похороны не возили. Мы все его знали, как хорошего и доброго человека и также, как и тётя Клава, любившего сыпать шуточками и прибауточками. Иногда и подкалывать нас.
Однажды в моё дежурство на кухне он увидел, как я прятала пустую коробочку от чая, драгоценную фольгу, под тонкую кофточку. Я не сразу сообразила, что коробочка будет выпирать, и уже вытаскивала ее, вот в этот момент он меня и застал, засмеялся и сказал, чтобы не торопилась делать искусственную грудь, что своя скоро вырастет лучше, чем эта бумажка.
Тётя Клава тут же это подтвердила, а я застеснялась и спряталась за котел, который нам подарили шефы. Это электрическое чудо установили посередине кухни и его можно было обходить со всех сторон. Правда, чтобы его вымыть, приходилось подставлять ящик.
А в лагере, конечно, такого котла не было, а была построена кирпичная с варочной плитой. Здесь тоже были наши дежурства. Они проходили весело и легко. Потом все уходили на дневной сон, который мы дружно называли мертвым. Подъем, обед, купание, и все другие команды проходили под пионерский горн. Утром горн пел: - «Вставай, вставай, постели заправляй!», в обед: - «Бери ложку, бери хлеб, принимайся за обед!».
Отец в лагерь приехал на нашей грузовой машине, на ней в то же день мы с отцом уехали на станцию. В поезде все спрашивали почему Тома так острижена, а разве скажешь, что девочек остригли из-за насекомых. Конечно боролись с этим явлением, но поступали новенькие или свои же ходили к родственникам домой и приносили, потом керосинились, полоскали уксусом и просто очищали другу другу головы.
Но в тот раз мы никому не говорили, что едем с детдома к отцу. Достаточно было того, что он был рядом с нами. Ехали поездом с конечной остановкой в Ташкенте. Зашли к родственникам на Кафанова, узнала, что тётя Валя с дядей Мишей живут уже на улице Зарбдор, там они получили квартиру в одноэтажном доме на несколько семей. Обещали приехать к ней после того, как я побуду в Черняевке.
В «нашем» доме уже жили другие люди, и не только в нашей, во всех квартирах поменялись жильцы и только та женщина, что била себя и дочь плетью так же и продолжала жить там же. В её дворе не было никаких изменений, только девочка немного подросла и была закутана платком также, как и её мать.
У Логиновых показалось, что никто за это время не вырос, мой одноклассник Коля оказался ниже меня и я спросила его, почему он не растёт. Их девочки тоже оставались такими же какими я их видела перед отъездом. Дядя Семён и тётя Клава были очень рады видеть нас. Я попросила отца погостить у другой своей однокласснице Кузнецовой Людмиле, с которой мы постоянно переписывались, и он отпустил меня к ней.
После отец отвёз меня к тёте Вале с дядей Мишей, в помощь ей, она уже болела раком. Я помогала смотреть за её внуком Юрой. Отводила в садик и приводила его, ходила на базар и еще что-нибудь по дому. Вечерами приходила Оля, его мать и мы ходили на Красную площадь, где сидели на газоне, а Юра бегал и катал мячик. Потом мы шли по берегу Анхора, а Юра ловил ветки ивы и хохотал на руках у мамы.
В один выходной отец приехал с Томой и повел нас в Зоопарк, где мы были впервые, нагулявшись мы сели отдохнуть за какой-то стол и отец купил нам Ташкентскую знаменитую самсу. Сказал, что только здесь она такая вкусная. Пока ели обсуждали только что увиденное, как обезьяна корчила нам рожи, какие грифы облезлые и волки скучные.
В тот день отец уехал в Черняевку с Томой, я к тёте Вале. Он обещал, что еще приедет, и мы с ним сходим на Комсомольское озеро, про которое нам говорила наша швея, что она участвовала на его строительстве и собственноручно лопатой копала его вместе со всеми, а потом носила на носилках землю, на отвалы, которые потом ровняли и что-то сооружали в парке вокруг будущего озера.
Я обещала, что буду там обязательно, и отец тоже обещал меня туда свозить. Я, даже не знала, что возле этого озера я бывала чуть не каждый день, пока жила у Тёти Вали. На базар ездила на трамвае на Бешагач, а между ними одна Комсомольская площадь.
Далее: Они голые.
К сведению: Это одно из моих воспоминаний на моем канале "Азиатка" , начиная со статьи "История знакомства моих родителей". За ними следуют продолжения о моей жизни и жизни моей семьи. Не обещаю, что понравится, но писала о том, что было на самом деле.