Петр I , величайший из российских монархов, с точки зрения подданных, был настоящим бедствием. Да, проведены реформы, построены города, одержаны победы, но были обнищавшие крестьяне, бесконечные поборы, каторжная работа, воспринимаемая как бессмысленная, и всё это накладывалось на те черты личности, которые привели к общему мнению: этот царь – антихрист!
Прежде всего, пугали припадки страха и гнева, когда он явно переставал себя контролировать, бесился, а кто БЕСится? То-то и оно!
Датский посол повествует: «Мы увидали, как царь, подъехав к одному солдату, несшему шведское знамя, стал безжалостно рубить его обнаженным мечом, быть может, за то, что тот шел не так, как хотел царь. Затем царь остановил свою лошадь, но все продолжал делать... страшные гримасы, вертел головою, кривил рот, заводил глаза, подергивал руками и плечами идрыгал взад и вперед ногами». И это в стране, где народ видел царя раз в год, в пышных одеждах, в окружении придворных, торжественно шествующим… А сейчас перед народом был непонятный, злой, непредсказуемый , который лично рубил головы мятежным стрельцам, избивал приближенных, участвовал в пытках, дёргался в корчах... ну, кто это?
Наверное, характер самодержца могла бы исправить удачная женитьба. Мать подобрала ему в невесты Евдокию Лопухину, классическую русскую красавицу, скромную и домашнюю. Петр же полюбил раскованное буйное веселье типа того, которое устраивалось в заселенной иностранцами Немецкой слободе, или, как ее называли, Кукуе.
Пётр стал открыто жить с Анной Монс, которую прозывали «кукуйской царицей», жену сослал в монастырь. Позже увлечение прошло, Пётр менял любовниц, особо не разбираясь в привязанностях, и даже после официальной женитьбы на Марте Скавронской, крещённой Екатериной, о святости семейных уз не задумывался – именно в это время он был одной из любовниц «награждён дурной болезнью», а простота нравов двора привела к тому, что венерические, по словам В.Н. Татищева, стали придворной болезнью, которая с осложнениями мучала царя и свела в могилу.А блуд – одно из отличий сатаны, и это «блудное бесовство» опять говорило о недоброй печати на царе.
Но больше всего подданных смущала не половая распущенность Петра, а отношение к русской культуре и церкви. Немецкие одежды, бритьё бороды, курение табака – ведь всё чужое, непонятное, ненужное!
А после смерти патриарха Адриана царь запретил выборы нового главы церкви и создал Синод – по сути, церковь стала управляться чиновниками. Но самое страшное, отталкивающее – это «Всешутейший, всепьянейший и сумасброднейший собор», придуманный царём. Он пародировал как православную, так и католическую церковь и вековые обряды.
Начинался он с пьяных развлечений, приуроченных к святочным и масленичным гуляньям, и существовал с начала 1690-х годов до смерти царя-реформатора.
А затем был создан ритуал. Главой «собора» считался князь-папа. Интересно сделанное современниками описание выборов князя-папы. Обнаженного Федора Ромодановского опустили в огромный чан, полный вина и пива, а вокруг танцевали и пели на мотив церковных псалмов голые члены собора, мужчины и женщины, периодически к этому чану прикладывавшиеся.
Характер потех «собора» кратко, но с точным изложением фактов описан А.Н. Толстым в романе «Петр Первый»: «Князя Белосельского за строптивость раздели нагишом и голым его гузном били куриные яйца в лохани. Князю Волконскому свечу забили в проход и, зажгя, пели вокруг его ирмосы. Мазали сажей и смолой, ставили кверху ногами. Дворянина Ивана Акакиевича Мясного надували мехом в задний проход, от чего он вскоре и помер...»
Исследователи склонны изящно толковать подобное поведение как антицерковное действо, проявление «народной смеховой культуры», хотя, в сущности, речь шла о бесчинствах «золотой молодежи». И поскольку народ не был осведомлен о тонкостях своей «смеховой культуры», неудивительно, что о Петре стали говорить, как об антихристе, который позорит церковь и оскорбляет святыни.
К слову, «заседания» «собора» происходили в Москве. В Петербурге, на глазах у Европы, довольствовались так называемыми ассамблеями, в худшем случае заканчивавшимися банальными пьянками. Зато пили много, зачастую по несколько дней, и не все это выдерживали. Молодому супругу племянницы царя Анны Иоанновны, 18-летнему герцогу Фридриху Вильгельму Курляндскому, неумеренное употребление спиртного на свадебных торжествах стоило жизни. А отказаться, когда угощал царь, было невозможно.
Такими гульбищами царь гробил свое здоровье в гораздо большей степени, чем военными походами, маханием топором на верфях и корпением над дипломатическими депешами. А недолеченная «дурная болезнь» стала своего рода миной замедленного действия, которая рано или поздно должна была свести его в могилу.
Так сложилась у народа картина бесчинств царя-антихриста, окончательно отделившая массы от власти. Дальше дворянству оставалось жить собственной жизнью, бесконечно отдаляясь от жизни русского народа.