В 1967 году Александр Исаевич, ловко воспользовавшись моментом, публично, громогласно, от первого лица, на весь мир, это отчасти «исправил», грохнул, так сказать, на весь «прогрессивный» мир.
В мае 1967 года, на гребне славы (и в первую очередь на Западе), Солженицын пишет открытое письмо IV съезду Союза писателей СССР, обращаясь к Президиуму съезда, его рядовым делегатам, а также ко всем членам Союза писателей, коих на тот момент по всей стране было более шести тысяч человек. Помимо писателей будущий лауреат направляет копии обращения в редакции газет и журналов, которые были печатными органами СП СССР: «Литературную газету», «Литературное обозрение», «Вопросы литературы», «Новый мир», «Дружба народов», «Знамя», а также в другие издания, включая «Литературную Грузию».
В общей сложности Солженицыным и его добровольными помощниками с 10 по 15 мая письмо было разослано по 250 адресам, причём опускали «конспираторы» не больше двух писем в почтовый ящик. А один экземпляр, Александр Исаевич, «писатель-подпольщик», как он сам себя называл, принёс лично в секретариат съезда в день открытия заседания и сдал под расписку.
Как позднее вспоминал Солженицын: «…по Москве разошлось моё письмо с быстротой огня. И на Западе было напечатано удивительно вовремя - 31 мая в «Монд», тотчас после закрытия съезда, когда ещё не увяла память об этом позорище... И дальше по Западу расколоколило оно во всю силу, опять превосходя мои ожидания... И целую декаду - первую декаду июня...несколько мировых радиостанций цитировали, излагали, читали слово в слово и комментировали (иногда очень близоруко) моё письмо...»
Заметим, что «писатель подранок» поскромничал, его «письмо» не только цитировали по западным радиоголосам, но и напечатали во многих тамошних газетах, а также журналах, в первую очередь – сугубо антисоветских, враждебных.
Если кратко говорить о письме, то главный смысл его был прост - «писателя-подпольщика» не печатают, всячески затирают и тут, совершенно не по теме обращения, Александр Исаевич весьма ловко вспоминает о своём военном прошлом:
«Уже три года ведётся против меня, всю войну провоевавшего командира батареи, награждённого боевыми орденами, безответственная клевета: что я отбывал срок как уголовник, или сдался в плен (я никогда там не был), «изменил Родине», «служил немцам» …»
Таким образом, в 1967 году Солженицын, «писатель подранок» по его же определению, впервые на весь мир объявил себя «командиром батареи, провоевавшим всю войну», прекрасно понимая, что любой человек тут же представит себе мужественного артиллерийского офицера в пороховом дыму, бьющего из орудий по надвигающейся армаде фашистских танков, сначала под Брестом в июне 1941 года, а затем – в Восточной Пруссии, в феврале 1945.
То, что в батарее «подранка» никогда не было ни одной пушки, и, кроме того, он артиллерийскими расчётами никогда не командовал, и, тем более, никогда не стрелял из орудий по врагу, «писатель-подпольщик» сознательно умолчал.
Замысел Солженицына удался в полной мере, о чём говорит эмоциональное обращение (письмо на письмо) к съезду 27 мая 1967 года другого писателя с ещё неокрепшей юношеской психикой Георгия Владимова, широко разошедшееся в самиздате:
«Запрещение к печати и постановке, обыск и конфискация архива, «закрытое» издание вещей, к изданию самим автором не предназначенных, вдобавок еще гнусная клевета на боевого офицера, провоевавшего всю войну – читать об этом больно и мучительно стыдно».
В 1970 году по просьбе Нобелевского комитета Александр Исаевич вновь обращается к своей биографии, где о службе в Красной армии в годы Великой Отечественной войны он вспоминает уже так: «В 1941 г. за несколько дней до начала войны я окончил физмат Ростовского университета. С начала её из-за ограничений по здоровью я попал ездовым обоза и в нём провёл зиму 1941-42 года, лишь потом, опять-таки благодаря математике, был переведен в артиллерийское училище и кончил его сокращённый курс в ноябре 1942 г. С того момента я был назначен командиром разведывательной артиллерийской батареи и в этой должности непрерывно провоевал, не уходя с передовой, до моего ареста в феврале 1945 г. Произошло это в Восточной Пруссии…»
Обратили внимание, как «литературный подранок» ловко смещает акцент на то, что, мол, со здоровьем было плохо, но в действующую армию, на фронт, всё равно прорвался, настоял на своём.
В действительности штатная должность будущего Нобелевского лауреата правильно называлась «командир батареи звуковой разведки», о чём свидетельствовала не только ускоренная подготовка в артиллерийском училище, но и соответствующая запись в удостоверении личности офицера Солженицына и что Александр Исаевич, безусловно, знал.
Как видим армейская должность, которую занимал Солженицын в войсках с весны 1943 года по февраль 1945, в его творческом литературном исполнении год от года трансформируется, героизируется, особенно для западного потребителя:
1962 год – командир звуковой разведывательной инструментальной батареи (для кадров СП СССР);
1966 год – командир батареи инструментальной разведки (через Иностранную комиссию СП СССР для издания «Midcentury Authors»);
1967 год – командир батареи (открытое письмо IV съезду Союза писателей СССР);
1970 год – командир разведывательной артиллерийской батареи (для Нобелевского комитета).
В «экспортном» варианте, рассчитанном исключительно на иностранного потребителя, нобелевский лауреат предпочёл «назначить» себя на вновь придуманную им самим должность «командира разведывательной артиллерийской батареи», вполне закономерно рассчитывая, что это, несомненно, придаст ему большую весомость и значимость в глазах западной нестроевой интеллигенции, далёкой от всех армий мира вообще и Красной Армии образца 1942-1945 годов тем более.
Выражаясь простым русским языком, Солженицын, ловко жонглируя словами, продолжал дурачить свою легковерную иноязычную литературную паству, да и не только её, как хотел.
Но «командир разведывательной артиллерийской батареи» на этом не успокаивается, скромно замечая в «экспортной» биографии от 1966 года: «…весь 1943, 1944 и начало 1945 года был с нею постоянно на передовой (at the front line), прошёл путь от г. Орла до Германии…»
Теперь перед нами предстаёт не просто «артиллерист-разведчик», но и овеянный постоянными боями-пожарищами фронтовик исключительно at the front line, что, вне всякого сомнения, должно было потрясать живое воображение не только экзальтированных литературных и окололитературных дамочек бальзаковского возраста, но и признанных литературных мэтров, которые далее своих уютных академических университетских городков, расположенных в США, ФРГ, Англии, либо Швеции, так и не побывали.
Следует заметить, что всю свою жизнь «писатель-подпольщик» заочно полемизирует исключительно с великими (по принципу: Христос умер, поговорить не с кем) и особенно со Львом Николаевичем Толстым, постоянно указывая последнему, подправляя его, прекрасно понимая, что великий русский мыслитель ответить ему, поставить на место, не сможет.
В 1970 году, не останавливаясь на достигнутом, «бывалый артиллерист-разведчик» Солженицын смело и отчаянно докладывает Нобелевскому комитету о своём героическом боевом пути: «…был переведен в артиллерийское училище и кончил его сокращённый курс в ноябре 1942 г. С того момента я был назначен командиром разведывательной артиллерийской батареи и в этой должности непрерывно провоевал, не уходя с передовой, до моего ареста в феврале 1945 г. …».
То есть «литературный подранок» воюет с ноября 1942 года по февраль 1945.
Заметим, забегая вперёд, что линию эту, даже после смерти литератора в 2008 году, несколько путаясь в датах, упорно продолжает и вдова писателя, Наталья Солженицына: «…Начав войну рядовым, прошёл краткосрочный курс артиллерийского училища и с декабря 1942-го стал командиром батареи звуковой разведки, в звании лейтенанта. Командуя своей батареей, был непрерывно на фронте до февраля 1945-го, когда - уже в Восточной Пруссии, в звании капитана - был арестован…» (орфография и пунктуация сохранена, - О.Б.)
Отметим, что даты, когда Солженицын попал на фронт, называемые, как им, так и его вдовой, – неверны, подложны, о чём, естественно, поговорим позднее.
Великий русский писатель Толстой, признанный классик мировой литературы, пять раз выдвигался на соискание Нобелевской премии, в 1902, 1903, 1904, 1905 и в 1906 годах, каждый раз оставаясь без заслуженной премии исключительно по мотивам далёким от литературного творчества, после чего Лев Николаевич отказался от каких-либо соискательств, заявив, что получать премию и деньги, прилагаемые к ней, в любом случае не станет.
Кем был писатель Толстой в памяти членов Нобелевского комитета образца 1970 года, который основные вехи биографии русского гения, безусловно, знал, помимо бунтарства? Простым артиллеристом.
А Солженицын после его автобиографии и рассказов о себе? Артиллеристом-разведчиком, что, разумеется, гораздо выше и статусней, нежели обычный артиллерист.
Где и сколько, исходя из знаний Нобелевского комитета, воевал российский подпоручик Толстой? Пару месяцев в Севастополе.
А советский лейтенант Солженицын? Два с половиной года непрерывных кровопролитных боёв с фашистской гидрой, «не уходя с передовой», at the front line.
На самом деле всё было не совсем так, а, вернее, вообще не так, о чём будет рассказано дальше. Повторим только, что никаких артиллерийских орудий в звуковой батарее Солженицына не было, стрелять из пушек Александр Исаевич не только не умел, но и не знал, с какой стороны к ним подходить, боевыми расчётами никогда не командовал.
Что касается непосредственно «линии огня», на что постоянно упирал и всячески подчёркивал Нобелевский лауреат в автобиографиях, то на передовой (at the front line) Солженицын, естественно, никогда не был, так как должность командира батареи звуковой разведки этого не подразумевала.
Напротив, во время боёв Александр Исаевич просто обязан был находиться вне at the front line, и чем дальше – тем лучше для общего дела. Но об этом, Солженицын, как водится, забывает упомянуть…
Очень верно посоветовал другим, забывая, естественно, о себе, в своей нобелевской речи Александр Исаевич: «И простой шаг простого мужественного человека: не участвовать во лжи, не поддерживать ложных действий! Пусть э т о приходит в мир и даже царит в мире, — но не через меня. Писателям же и художникам доступно большее: победить ложь!» (орфография и пунктуация сохранены. – О.Б.)
И добавлял нобелевский лауреат утвердительно: «Одно слово правды весь мир перетянет. Вот на таком мнимо-фантастическом нарушении закона сохранения масс и энергий основана и моя собственная деятельность, и мой призыв к писателям всего мира». (орфография и пунктуация сохранены. – О.Б.)
На примере автобиографий хорошо видно, как «словом правды» Александр Исаевич «побеждал ложь». И, поверьте, подлог этих сведений о себе – это был самый невинный обман в жизни нобелевского лауреата по "литературке", фактически детская шалость, по сравнению с тем, о чём мы расскажем дальше.
Продолжение следует....