Ничтожный гнилой уют, но в сытости и тепле
Парадик банальных блюд, огарчишко на столе.
Хотелось тебе, прости, несчастное существо,
По-божески провести Последнее Рождество.
В сиянье бледных шаров, сосновой клейкой смолы,
Скупых прощальных даров, в преддверии вечной мглы,
В пылу наивных речей напутствия и любви,
Простить своих палачей, не чуять холод в крови,
Не думая ни о чем, довериться торжеству,
Прижаться к плечу плечом к родимому существу.
Чтоб было все, как всегда, и пир на пару персон,
Бокалов тонких слюда, шампанское и Кобзон,
Плоды заморских олив, в бюджете свежая брешь,
И шелест поздних молитв, и рой безумных надежд.
Не лютый рок провести, а только-то и всего,
По-божески провести Последнее Рождество!!
Огарок гаснет, коптя. Увы, тебе, существу!
Единственное дитя рвануло на рандеву.
Он младше ее на треть, уветлив, да не глазаст.
На воск не надо смотреть - он тоже ее продаст.
Легко упорхнула прочь, безмозглое существо!
Такая долгая ночь, короткое волшебство.
А если что вспоминать, тогда уж сразу - концы.
Осталось что - уминать салаты и голубцы.
И правда - не все ль одно? Расходится пьяный люд.
Пойти посмотреть в окно. Давно отпылал салют.
Метель заметает рвы, раскачивает стволы,
Стоят на коленях львы, олени, кони, волы,
Вплывает в снежный ручей из тьмы, зеленой, как мох,
На струнах лунных лучей в серебряной зыбке Бог.
Он плачет - агу, агу! - не глядя на мир голгоф,
Где движутся на снегу седые тени волхвов,
Где пьют до утра вино, счастливо впадая в грех,
Где, в общем-то, скудно, но уж смирны хватит на всех.
И что ему до того, что три часа как померк
В Последнее Рождество на площади фейерверк,
Что пятый балбес подряд свалился в тот же сугроб,
Что вот - на тебе наряд, в котором положат в гроб...
Не то, чтобы все одно, не то, чтобы все одни,
Но, верно, все сочтено, обиды, ночи и дни,
Без гнева и баловства для каждого существа,
Недолгого, как трава от Пасхи до Покрова.