Работаю воспитателем детского сада и случайно наблюдаю, как мальчик 3‑х лет бьёт свою маму. Поразил меня не сам факт такого поведения малыша, а реакция мамы. Вернее её отсутствие. Словно это не её сын, и даже не её волосы, которые мальчик хватает и с силой дёргает. При этом ребёнок смотрит матери в глаза, а она, молча, убирает его ручонки. Вот это выдержка! Или что это?
Я люблю своих детей, но не настолько, чтобы позволить им меня волтузить! Моему сыну было чуть больше года, когда он меня укусил. Я ударила его по попке, и мой муж чуть не потерял сознание. «Ты с ума сошла? Он же маленький!»
- Он укусил меня. Я ему не разрешаю, когда он укусит тебя, поступай, как хочешь.
В детском саду тоже порой сталкиваюсь с необходимостью поставить ребёнка на место. Сначала бью рукой по столу и повышаю голос:
НЕЛЬЗЯ! МЕНЯ! БИТЬ!
Это производит впечатление. Всегда милая и добрая, умеет так орать! Обычно этого хватает, чтобы дети знали границы дозволенного. Ведь я потом опять хорошая. Беру его на руки, жалею, понимаю, что ребёнок был расстроен, мне очень жаль. Но! Меня! Бить! Нельзя! И никого нельзя. За всё время работы мне пришлось только два раза ударить ребёнка по руке. Это уже второй этап. Если первого объяснения было недостаточно, то ответный шлепок по руке, доказывал серьёзность моих слов. Дети не обижаются, потому что на один шлепок у меня десятки доказательств, что я люблю этого драчуна!
Когда я начинала ходить в храм, спросила у батюшки:
- Как надо каяться в том, что я била детей?
Есть ли это грех? Ведь иногда это единственный способ предотвратить настоящую трагедию. Ребёнок в десятый раз лезет на забор, с которого может полететь вниз головой. Ему три года и чувства самосохранения ещё нет, а я не могу всегда держать его за руку. У меня этих рук 25 пар! И да, бывало, что только страх наказания останавливал малышей. Я не зверствую, но шлепок по попке порой единственный стоп-кран для неслухов.
С собственными детьми и вовсе не было никаких сомнений в том, что лучше мой шлепок, чем взорванный дом, или истерика.
Батюшка был замечательный духовный наставник и просто хороший человек. Он отвечал мне, глядя на свою младшую дочь Кристину.
- Если мы поступаем неправильно, идём к пропасти и не видим ограничительных знаков, то Господь допускает физическую боль. Не наказывает болезнью, а допускает её, чтобы мы остановились и задумались. Так же и мы должны поступать по отношению к своим детям. Ни наказывать, ни злиться, а вразумлять, иногда через физическую боль. Для этого Господь предусмотрел мягкое место. Да, Кристина? – его пятилетняя дочь подняла на него глаза и с серьёзным видом кивнула.
Кристина была поздним ребёнком в семье священника, и росла при Храме. Во время службы, матушка Мария пела на клиросе, и периодически с тревогой поглядывала на улицу. Кто-нибудь из прихожан подавал ей знак: «Всё в порядке!».
Маленькая Кристина висела на заборе, на крыше, и даже вниз головой на яблоне. Обнимала бродячих собак и гонялась за бабочками! Потом чинно подходила к двери Храма, осеняла себя крестным знамением и потихоньку входила. Стояла и ждала своей очереди, на исповедь. Бухалась перед батюшкой на колени, и начинала по-детски каяться. Отец изо всех сил сдерживал улыбку, но не получалось. Иногда рукой рот прикрывал, чтобы не расхохотаться. Так что вопрос о физическом воздействии на неразумное дитя, в этой благочестивой семье решался традиционно.
Но традиции меняются, им на смену приходит поганое слово «толерантность». Слово, которое означает буквально: «Неспособность организма сопротивляться заразе». И становится модным свободное воспитание.
Детям можно всё!
Можно бить родителей, требовать, командовать! Родители уступают детям роль ведущего, не понимая, что неразумный ребёнок не знает куда вести. Это неподъёмная ноша для детей, они не знают что с этой свободой делать и поэтому злятся, Далеко ли мы так сможем уйти? И что будет с этими детьми через несколько лет?
Всем моим подписчикам и просто читателям, желаю благополучия в семье!