Вместо объективности шифра сверхчувственного оно <искуство> обладает только объективностью вещественной игры; <...> В таком занятии искусством действует чрезвычайно высокое требование к умению, но в этом существенным образом и отзвук грубых усредненных инстинктов.
Карл Ясперс об искусстве ("Духовная ситуация времени")
Иначе можно сказать, что у производящего продукт искусства и потребляющего его происходит как бы оцифровка мышления. Что приводит к утрате чего-то очень важного и к абсолютизации инстинктивных потребностей. Она, оцифровка, в современном искусстве происходит как бы сама собой - четкое внешнее изображение и техника подавляет любой внутренний смысл... Смотрите какое у нас реалистичное изображение - hd, full hd, 3d, avaxhome - чего ни пОпадя - мухи, саммита ООН, унитаза, ипотечных перспектив, лодки в море, женщины в лодке! Да нет, у нас еще более реалистичное!..
Форма становится здесь при всей объективности в конечном итоге техникой, конструкция - расчетом, притязание - требованием рекордов. <...> Оно может подчеркивать как существенное сегодня одно, завтра другое и ищет повсюду только сенсации. У него неизбежно отсутствует то, что было свойственно эпохам бесспорной нравственной субстанции, - связь содержания. Выражение его сущности - хаос, несмотря на внешнее умение".
Карл Ясперс об искусстве ("Духовная ситуация времени")
Вся культура, и духовная и материальная, ее эхо, которое все еще слышится там, где не прошелся, не оттоптался уже мейнстрим - наследие феодализма, и абсолютно правы были Маркс и Энгельс, когда еще в 19 веке утверждали, что
буржуазия, повсюду, где она достигла господства, разрушила все феодальные, патриархальные, идиллические отношения. Безжалостно разорвала она пестрые феодальные путы, привязывавшие человека к его "естественным повелителям", и не оставила между людьми никакой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного "чистогана". В ледяной воде эгоистического расчета потопила она священный трепет религиозного экстаза, рыцарского энтузиазма, мещанской сентиментальности. Она превратила личное достоинство человека в меновую стоимость и поставила на место бесчисленных пожалованных и благоприобретенных свобод одну бессовестную свободу торговли. Словом, эксплуатацию, прикрытую религиозными и политическими иллюзиями, она заменила эксплуатацией открытой, бесстыдной, прямой, черствой.
Буржуазия лишила священного ореола все роды деятельности, которые до тех пор считались почетными и на которые смотрели с благоговейным трепетом. Врача, юриста, священника, поэта, человека науки она превратила в своих платных наемных работников.
"Манифест коммунистической партии".
Декаданс, то есть упадок культуры, начался именно тогда, когда сословные пережитки феодализма стали сильно слабеть и распадаться, то есть в начале 20 века.
Скульптор и художник Эрнст Неизвестный называл себя, как художника, не демократ, а император, сознавая свою миссию в искусстве - (не)возврат к прошлому, к феодализму, к ранним формам рабовладения, к родоплеменному строю и в политике и в мышлении. Ведь современное ему искусство 20 века утратило доступ к тому самому шифру сверхчувственного, который был у представителей предшествующих эпох. Поэтому работа в стиле древних, зачаточных еще форм скульптурных изображений, неизбежно заканчивались созданием уродов в духе постмодерна, потому что нельзя, по словам того же Ясперса, возродить тип прошлого сознания, потому оно прошлое.
Неизбежно съезжая от древней классики (а Эрнст считал себя классиком) к постмодерну, он и создал свои бессмертные творения, так называемые "Маски скорби" в Магадане и Екатеринбурге. "Маска скорби" нелепое подражание монстрам острова Пасхи - памятник антисоветчикам, коллаборационистам и обыкновенным преступникам.
Ведь в постмодернизме, порождении позднего капитализма и рынка, нет не только общего смысла и трансцендентности, как называл это Ясперс, но и элементарных понятий чести, совести, добра и зла. Вернее эти понятия так перемешаны, перевраны, что не понять, откуда у них растут ноги и есть ли вообще голова. Этот "балласт" в чистом виде остался в прошлом...
Таким был Запад в 20 веке, таким отчасти, в порядке отражения, был и СССР. Но только отчасти... Хотя туда, в русло буржуазного мейнстрима попадали и диссидентствующие творцы, типа Эрнста Неизвестного.
Рабочий, служащий, объект капиталистической эксплуатации, у которого заняты и руки и голова, причем у современного служащего голова занята все 24 часа в сутки, включая сон - ничего не создаст. И ничего не воспримет в качестве ценителя искусства. Объятый страхом перед завтрашним днем и постоянной борьбой за хлеб насущный, он не может расслабиться и предаться неописуемому состоянию, легкому трансу, в котором творятся (и воспринимаются) произведения искусства. И здесь всегда были актуальны слова дворянина Александра Пушкина: "и праздность вольная - подруга размышленья". А бедный Афанасий Фет, получивший дворянский титул и наследство, не написал бы "так и по смерти лететь к вам стихами, К призракам звезд, буду призраком вздоха!", а носил бы в каком-нибудь лобазе мешки с солью или мукой. Или, щелкая счетами, смотрел бы как это делают суровые деревенские мужики.
"Служенье муз не терпит суеты..." того же Пушкина говорит о той самой суете, которую великий американский поэт и писатель Эдгар По, попавший в самый центр калькуляции и рациональности 19 века, называл "мертвящей".
Суета - мышиная возня "рынка", деловитая толкотня, где мыши карабкаются по головам своих сородичей, чтобы стать первыми, "selfmade mouse". Жизнь в условиях рынка - разменная монета, рулетка, хотя рулеткой быть не должна.
Буржуазному искусству по большому счету свойственно не познание духовных истин, не задача понять - что к чему, а стремление шокировать публику, дернуться так, чтобы вывихнуть шею, чтобы других тоже передернуло, и у них заныли зубы. Принцип рекламы накрепко прицепился к современному искусству - привлечь внимание толпы любой ценой, любым способом. Пробить толстую кожуру одуревшего от напряженного графика трудоголика или замордованного начальством и тяжелыми условиями труда строительного рабочего - очень непросто.
Вот почему невозможен практически для любого современного "творца" художественный поиск без секса и криминала, ибо как реклама - двигатель торговли, так и секс и криминал - спаситель современного искусства. Это усилитель вкуса, который зритель, одуревший от гонки за престижем, деньгами, мозг которого сверлят неотступные дебет и кредит, может и должен воспринять.
Даже так называемые кино не для всех и литература не для всех не могут обойтись без этого допинга, которым нужно потчевать полусонного потребителя, который находится на отдыхе. Это раствор, скрепляющий распадающиеся сюжетные линии, улавливающий смысл там, где его нет, возможность в иллюзии находить вещественность. Клей, скрепляющий блоки и глыбы абсолютной пустоты в сгустки массового продукта. Бег по кругу, от аморальности к морали, от права к беззаконию, создавая из этого движения замкнутое душное пространство.
Стремление ухватить пустоту и придать ей форму интереса за счет массы деталей, шокирующих или намеренно банальных.
Кино показывает мир, каким его не видели. Люди заинтересованы нескромным показом физиогномической человеческой действительности. Расширяются оптический опыт, знание всех людей и местностей. Но ничего не разглядывают основательно и длительно; видят возбуждающее, даже потрясающее, что не забывается, но в большинстве случаев ценой ни с чем не сравнимой пустоты души, сменяющей напряжение
Карл Ясперс "Духовная ситуация времени"
Но главное - калькулируемое пространство оцифрованных личностей. Они находящихся во взаимном раздрае, в конфликтном взаимодействии. Это пространство лишено перспективы целого, и в нем не может сложиться целое. А без целого невозможна иерофания - (иерофании - проблеск священного пространства по Мирча Элиаде), окно в вечность, отрез одухотвореного пространства, предложенный зрителю так ярко, что его нельзя не заметить. Все иерофании остались в прошлом.
В убогих современных фильмах трудно найти хотя бы одну фразу или предложение из диалога, опору за которую можно было бы зацепиться, чтобы вывести не то, что какую-то целостную философию, но хотя бы ограниченную содержательную идею... Ведь пересматривать фильм хочется только, если там есть содержательные и остроумные диалоги, намеки, аллюзии и прочий содержательный груз, который можно в особо удачных случаях разбирать десятками лет, поколение за поколением.
И не надо удивляться куда делись содержательные фильмы. Способность их снимать утонула в тоскливой, отупляющей суете и возне за кусок пирога.
В СССР любая вроде бы пустая мелодрама снималась, как правило, по хорошей пьесе, и обязательно содержала "умные разговоры", какую-то мораль. Даже не в смысле нравоучения, а в смысле развития, понимания, поиска неких духовных оснований. Содержала проблеск трансценденции, как сказал бы Ясперс. Без диалога и игра актеров тщетна и представляет собой только кривляние.
Для капиталиста кроме его "дела" ничего больше не существует, он ограничивает себя изнутри, инстинкт предпринимателя суживает его кругозор, образует вокруг непроницаемый вакуум. Для наемного работника тоже - он ограничен "снаружи", волей обстоятельств, отсутствием свободного времени.
Вся человеческая цивилизация, законы общежития, история, культура - теперь это теперь не реальность, а чисто виртуальные вещи. Муть, сон, крутящийся вокруг главной задачи - набивания кармана и выживания любой ценой. Это выживание просто не оставляет места никаким мыслям о "высоком", или нивелирует их до уровня низменных потребностей. Так есть, и это не выдумка морализаторов. Не случайно именно США, родина всякого бизнеса и "священной частной собственности" выбрасывает в общественное пространство так много кинодерьма.
Если расширить это до рамок искусства вообще, то есть такое течение в американской философии искусства - аэссенциализм. Его представители утверждают, что искусством может быть все, что кто-то назовет искусством, даже если это будет всего один человек.
Ну, то есть если я нарисую круг и поставлю в центре точку, то имею с полным правом назвать это живописью или стану лаять на прохожих, символизируя примат животного начала над человеческим или состояние, в котором находится житель мегаполиса.
Я помню своих друзей в 90-х, которые ушли в бизнес. Именно ушли. При встречах и бытовых разговорах они часто проваливались в какую-то задумчивость и отрешенность. По всему было видно: их преследовала некая неотвязная мысль, и только на ней они могли сосредоточиться в ущерб всему остальному. Я и сам пытался вести свое "дело" - и все время, пока это происходило, я ощущал на голове как бы обруч какой-то... И именно тогда я понял что любой бизнес - это ноша, аура, которая поглощает человека полностью, исключает возможность сосредоточится на чем-либо кроме непосредственных специфических задач, исключает возможность думать об абстрактных вещах. Какие уж тут "умные" фильмы и книги!
Конкуренция в материальной сфере охватывает и вещи, которые считаются духовными, материальное производство отрицает духовные принципы, без которых искусство превращается в имитацию самого себя, постмодернистское перетирание перетертого, перевирание уже когда-то сказанного. Так вымирают подлинные реставраторы - ведь долго учиться этому не выгодно, когда можно очень даже неплохо ремонтировать всякую рухлядь с помощью гастарбайтеров...
Искусство как и культура не может исчезнуть, - тысячелетнее наследие и не может умереть быстро, даже не сама культура, а способность к воспроизведению культурных феноменов и отражению прекрасного, то что составляет иерофании - проблеск священного пространства (по Мирча Элиаде) и трансценденцию (по Ясперсу). Но в силу неблагоприятных обстоятельств может уйти в область превратных форм, о которых писал Маркс. Может стагнировать, утратить связь с живыми источниками настоящего вдохновения, заменив их фальшивым, купленным энтузиазмом экономически не свободного индивида и хозяйским ограниченным рассудком "менеджера по продажам".
Для творчества нужен человек, который не зависит материально ни от кого. Таких при капитализме нет. Если художник ни о кого не зависит, то значит он раньше зависел и пока шел к независимости уже невозвратимо потерял способность творить.
(Не)зависимость это еще и отражение общей направленности мышления, присущей всему обществу, где все влияют друг на друга, где по замкнутому кругу кружатся как звери на цирковой арене и те, кто сам по себе независим, но вовлечен в общую карусель, не может уже проявить творческий потенциал. Независимый, окруженный зависимыми не может повиснуть в пустоте, ему обязательно надо что-то опираться.
В этой карусели массовая культура, рассчитанная на "среднего обывателя", постоянно понижает планку. Это примерно то же самое, как нерадивая мамаша или бабушка кладет ребенку кашу, которую тот не доедает. Она каждое утро кладет ему меньше, рассчитывая, что он съест все, но ребенок опять не доедает - и так дело доходит до чисто символической порции, которая никак не насыщает и ребенок остается голодный.
Так же поступает и кинематограф. Современная кинематография очень боится утомить зрителя какими-то разговорами на небытовые темы, связанными с более широким взглядом на вещи, с более утонченным пониманием происходящего.
Советское кино, хотя вроде бы тоже для массового зрителя предназначенный, не боялся этого. Были там и искрометные, ненавязчивые, полные смысла диалоги, фразы, летучие выражения.
В фильме "Большая перемена" кроме остроумия есть и нравоучения, и все это в легкой непринужденной манере.
Может кто и не увидит в этом фильме особого смысла, а увидит его в каком-нибудь блокбастере типа "Вторжения" - "это наша земля!" (это наша корова и мы ее доим?!), этот утробный крик из груди актера третьего плана, этот текст, словно списанный с рекламного баннера... тут уж ничего не поделаешь, такой ценитель сравнялся с ценимым материалом.
То, чему сейчас пытаются придать особенный смысл, надо произносить с особой деланной интонацией, выкрикнуть, вытаращиться, махать руками, дрыгаться, впасть в истерику, а то и для большего эффекта одновременно для произнесения дать по морде злодею или выпрыгнуть в окно. Должно быть видимое усилие, иначе не поймут-с...
А между прочим именно диалоги в кино являются самым важным духовным и интеллектуальным компонентом. Возможны ли сейчас такие откровения, как "Сталкер" Андрея Тарковского?
Советские фильмы не боялись грузить зрителя. Вот фраза из фильма "Дорогой мой человек". На вопрос: что самое важное в жизни? - главный герой отвечает: "что-то сделать для других..."
Ну да, иногда это выходило несколько тяжеловесно, особенно в некоторых фильмах 1930-40 годов, - но уж лучше морализаторство, чем тошнотворное убожество бесконечной бытовухи, коммерческая возня, которая закрывает все пространство человеческой жизни. То морализаторство отражало духовный рост, борьбу за будущее по большому счету, это было развитие, поиск, прорыв... Теперешнее обывательская любовь к комфорту, деньгам, застенчиво скрытое за стремлением "к самовыражению", эквивалентом чего опять же являются счета в банке (а что же еще?)
Советские мелодрамы нельзя с полным правом и мелодрамами назвать. Те, которые были бессмысленны, не пускали на экраны худсоветы. Действительно, зачем зрителю тратить время на пустоту? Бытовухи и жизни хватает. Сравните их с современными, где герои произносят не просто шаблонные диалоги, но такие именно, которые, как за красные флажки, не выходят за пределы примитивных мыслительных схем.
Советские худсоветы заворачивали фильмы не только безыдейные - но и пустые по содержанию. В сети сейчас много гуляет таких фильмов, которые лежали на полках. И идейность не в смысле, конечно, только коммунистической (которая не коммунистическая на самом деле, а общечеловеческая в отличие от "капиталистической" которая общечеловеческой только прикидывается), но и идейность вообще - мысль, чтобы зритель развивался, думал, оценивал. Чтобы сочетал отдых с духовной работой, которая легка, если к ней подходить умело.
Капитализм, как система ценностей не имеет по большому счету этих ценностей и уничтожает думающего человека, превращает его в вещь, в товар, в механического потребителя, который гоняется за блестящими побрякушками, как дикарь, или коммерса, у которого в голове одни цифры или в упорно пашущего работягу, ему бы до кровати добраться, в офисного суслика, у которого болит голова и глаза от работы по двенадцать часов.
Всем им не до высокого искусства, не до разговоров о смысле жизни. А если такие разговоры и бывают то не выходят за рамки бытовых неурядиц, как игра на трех аккордах. И только преподавательский состав какого-нибудь университета в силу чисто профессиональных обязанностей заводит разговор о каких-то смыслах. Для него поиски смысла - это профессия, тема диссертации, работа, за которую он получает средства к существованию.
Если представить себе развитие общества, как рост и развитие человека, индивида, то можно сказать, что детство соответствует рабовладельческому строю, подростковость - феодальному, а молодость, юность - капитализму.
Но если молодой человек не становится взрослым, зрелым, у него нарушаются естественные психические процессы и функции. Если он застревает на этом этапе, то впадает в инфантилизм - вся физиология развита достаточно, она взрослая, а мозг, точнее сознание, не развито. И, поскольку такая остановка невозможна в принципе, поскольку движение мысли, химических процессов в организме никогда не останавливается, развитие начинается в другую сторону, назад, к изначальному состоянию. Получается такой гибрид, в самых тяжелых случаях - выявляются симптомы настоящего маразма.
Есть и еще один фактор. Человеку, как и обществу в целом, хочется фиксации на приятном и продлении этих ощущений, а с другой - к переменам. Оба желания очень сильные. Продление приятного связано с временнОй остановкой. Эта фиксация, остановка вступает в противоречие с естественным развитием, движением, эволюционным процессом. Это противоречие, связанное с остановкой там, где надо двигаться, разбалансирует систему, как одновременное нажатие тормоза и газа - перегрев и сгорание сцепления. Это хорошо видно по развитию антисоциальных, ведущих к вырождению и вымиранию, явлений массовой культуры, политической в том числе.
И массовая культура и так называемая элитарная различаются только тем, что первая не чувствует тупика, в котором находится, а вторая этот тупик чувствует, но упираясь лбом в стену не желает это признать, и продолжает свои эксперименты, продолжает обман и самообман; элитарное искусство разрушает свою собственную природу - еще с времен беспредметной живописи модерна, художников авангардистов, провозгласившего отказ от старых форм и норм ради утверждения "будущего".
Во второй половине 20 века, в начале и на всем протяжении 21-го элитарное искусство демонстрирует только одно расширяющиеся возможности техники исполнения, то есть то, что не есть смысл, а умение, ловкость рук, фокус.
Оставим искусствоведческий платный экстаз. И элитарное искусство и массовое - все это товар, (который надо впарить, используя все методы маркетинга и обмана вплоть до симптомов голого короля), а у товара совсем другие параметры, другое предназначение. Рыночная конъюнктура не совпадает с истинностью художественного произведения, хотя прибыль покрывает все моральные и эстетические издержки.
Бизнес и жульничество - неразделимы во все века, так было и так есть, недаром к торгашам (пока они окончательно не пришли в власти) было негативное отношение во всех слоях общества. И недаром "искусством" уже постмодерна стали гиперреализм, поп-арт, концептуализм, композиции Энди Уорхола - стихия товара, "предметных композиций", банок, мешков и рекламных баннеров - все то, что, оказываясь на помойке после употребления, создает атмосферу гниения и распада.
Постмодерн - это и жульническое паразитическое присвоение контрабандой стилей прошлых эпох, как у Эрнста Неизвестного. Эту контрабанду надо спрятать от таможни, не прощающей открытого плагиата и поэтому приходится перемешать все так, чтобы никто не догадался. Лишить заимствование системности, связности, без которой, собственно, невозможно настоящее искусство.
Лэнд-арт, инсталляции и театральные эксперименты в духе инструментального театра - все служит этой задаче. Это так называемое буржуазное искусство во всей красе и величии, уже без признаков традиции, без теней прошлого.
Если вы наберёте в поисковике современное искусство то наверняка наткнетесь на какой-нибудь такой шедевр:
Но не только живопись и скульптура. Архитектура тоже демонстрирует нам дикого бездарного зодчего, извлеченного когда-то из джунглей и теперь занятого проектировкой жилья. Barn house, новомодное течение в архитектуре:
Это попросту фермерский сарай под хранение сена, инвентаря или содержание домашнего скота. Но одичавший архитектор этого не понимает, естественно. Ведь сарай для него - дворец уже сам по себе, как казалась бы дворцом собачья будка гигантских размеров. Он отбрасывает идею отражения внутреннего и внешнего мира, "духа времени" и видит взглядом зверя, только что высунувшегося из норы тысячелетней спячки и впервые увидевшего человеческое жилье.
Уважаемый читатель или подписчик, если вы все-таки дочитали до конца и вас интересует не ангажированный взгляд на творчество Эрнста Неизвестного, истоках и результате его работы, то вот ссылка на мою статью на Конте:
Эрнст Неизвестный: постмодернизм, "репрессии" и сколько стоит скорбь по долларовому курсу
И о культуре Запада: