В гостях у старой ведьмы
Предыстория тут: Ведьмино кольцо и любовный приворот. В гостях у старой ведьмы.
Витенега сидела на крыльце и что-то писала в маленькой книжечке. Её мысли были где-то очень далеко, а на лице мелькала едва заметная улыбка. Рядом хлопотала младшая сестрица.
Под ярким, пусть и не жарким солнцем поляна сестёр переливалась как чешуя змеиного царя. Ровная, чёрная как смоль трава, колыхалась лёгким ветерком издавая приятный шепот. Цветы в эту пору не раскрывались, но редкие пчёлы и шмели всё равно кружили в поисках нектара издавая тихо жужжа.
- Сестрица. – оставив свои дела Всенежа замерла и её глаза загорелись жёлтыми угольками. – Сестрица. По тропе идёт к нам гость. Не опасный, не злой. Озадаченный.
- Мужик или баба? – Витенега захлопнула книжку. – Мужчина. Взрослый. Уж к сорока годам ему. Полдня пути от нас. Торопится сильно, чуть с тропы дважды не сошёл. Торопится и боится. Страх у него в самое нутро поселился. Точит его. Но, не нас боится. Иного.
- Ещё что-то разглядеть можешь?
- Нет. Это всё. – Всенежа закрыла глаза, выдохнула и медленно опустилась на траву.
- Ну, знать давай ужин готовить. Гостя ждать будет. – Витенега спрятала свою книжицу под фартук, томно потянулась и поворошила руками волосы.
Шёл Воик извилистой тропой через зимний лес. Ноги промёрзли так, что пальцев не чувствует. Одёжа намокла. Каждое движение ежиться заставляет. А коль ветерок дунет, так и вовсе, кажись до самых костей пробирает. И вот ведь, тропа изгиб большой делает. И вроде сойди с неё, шагов пять сделай и в другом месте уже на неё ступи. Всё путь сократит. Но нет. Помнил он наставление, что люди знающие сказали. Идти строго по натоптанному, ни шага в сторону, а то сгинешь.
Дошёл до дуба приметного, большого, с дуплом огромным. Знать верная дорога. Присесть бы, отдохнуть. Но нет, шагать надо дальше, а то уже и снежинки редкие сквозь худые места в кронах деревьев падать начинают.
Идёт мужик, бормочет под нос себе что-то. Глядь, впереди свет яркий, а от туда теплом, ну как весенним тянет. Шаг прибавил и на поляну вышел. И вот ведь чудо. Зима в свои права вступает, а тут, как и нет её. Земля тёплая, трава сочная. Мотыльки да пчёлки летают. Солнце яркое, от земли тепло поднимается.
Стоит посреди полянки хатка, вроде как в старом пне дерева огромного обустроена. А на крыльце две девицы сидят и делами своими занимаются. Несмело подошёл к ним мужик, вроде опасаясь вспугнуть.
- Здравствуйте красавицы. Тут ли живёт ведьма? – спрашивает путник.
- Тут проживает. – отвечает та, что старше. – Ты, в хату проходи. Обсохни, обогрейся, поешь с дороги. Сестрица тебя проведёт. А я бабушку позову.
Зашёл мужик в хату, а девушка, та, что младше, сапоги его у печи на козлы вверх каблуками нанизала, чтоб просушить. Одёжу развесила. Показала путнику где умыться можно, за стол усадила и обед перед ним не хитрый, но сытный поставила. Кушает мужик, а сам удивляется. Вроде как поджидали его.
Дверь со скрипом открылась и старуха вошла. На гостя глазом мутным зыкнула, забормотала что-то. За стол напротив него присела и смотрит.
- Долгих вам зим и лет жизни. – говорит мужик.
- И тебе, мил человек, до глубокой старости без немощи и болезней дожить. – отвечает бабка. – Только вот, коль понапрасну будешь по лесам шастать, да мёрзнуть в тулупе промокшем, можешь и недолго протянуть.
- Да не понапрасну я. Я к вам по делу. Помощь мне ваша нужна. Кажется мне, будто приворожила меня жена моя. Да это полбеды. Кажется что глаз у неё не добрый, порчу на соседей наводит. А может и вовсе, что пострашнее.
- Цыц ты. Затараторил. – старуха подняла перед путником морщинистую ладонь. – Ты неспешно, по делу. Откуда мысли такие взялись? Да и назвался бы ты сперва. Негоже так, с человеком говорить, имени его не зная. Я вот, бабка Витенега. А ты кто?
Воик
- Родителями имя мне дано обычное, Воик. Случилось так, что по молодости глупой дел натворил и повинником стал. Был я во служении у одного барона по ту сторону карьера. А как вину свою отработал, в родные места возвратился. Да только уже и родителей давно в живых нет, и брата. Стал жить я в доме брата, да племянницу его под опеку взял. Как мог, жизнь её складно устроить хотел, да видно не получилось у меня. Как птица из гнезда выпорхнула да за пастуха сопливого замуж выскочила. Ну, так, пусть живут. Я же не отец ей.
- Жить я один начал. Да мне оно и не в тягость. Сколько уж лет в повинниках был, а там семьи не завести. Редко когда баба на ночь перепадёт и то, гляди чтоб потом хозяин с тебя самого шкуру не спустил. Оно ведь как бывает? Дочь барина в загул решит податься, развлечений ей подавай. Присмотрит повинника, или раба. И давай его стращать, что коль не ляжет с ней, батюшке расскажет, что домогался. Для мужика то бабу осчастливить не трудно, а ежели попадёшься? Она то, в слёзы, расскажет, что не хотела. А с тебя батя её три шкуры розгами спустит, а то и чего похуже. Может в кипятке сварить, а может и повесить. Мне моя шкура дорога, от того и старался я осторожным в делах таких быть. – Воик смочил горло, сделав большой глоток из кружки.
- Да вот, домой вернулся, жизнь свободная. Только так, как хотелось, не выходит всё. Сам один, да и на деревне баб свободных не много. Вдова одна есть, и она бы с большой радостью сама бы позволила, чтоб я на неё взобрался. Да только ей лет шестьдесят, а то и больше. Так один и жил. А вот в прошлом году поехал я на базар. У нас он недалеко, в одном дне пути проходит. На перекрёстке. – Воик печально вздохнул и сделал ещё глоток.
- Обратно я еду, а сердце защемило так, что будто не хватает мне чего-то рядом, или кого-то. Бьётся, колотится. Дыхания не хватает и чувство такое, что нужен мне кто-то. Настолько сильное оно, что ноги крутит, зубы сводит. Как мальчишке голозадому рыдать хочется. Слобня своего я остановил, отдышался, выпил. Вроде и отпустило чутка. Еду дальше, а меня как тянет свернуть на малую дорогу, что вокруг вьётся. А это в полдня пути дольше. Уж подумал, может по короткому пути беда какая меня поджидает. Свернул.
- Еду я, да стемнело совсем. Разжёг я костёр, поужинал и спать лёг. А проснулся от того, что кто-то меня за ухо укусил. Да так, что до крови. Огляделся, нет никого. А как в полный рост встал, так чуть кучку не наложил в портки. Стоит у воза моего баба. Голая, вроде только из воды вышла, да только воды и нет рядом. Улыбается. Спросил её, она ли меня куснула, а та только глазками стрельнула, подошла ко мне, обняла и кровь с мочки уха лизнула. И как закипело во мне всё.
- Схватил я её в охапку, на воз, на тюки закинул, да сам на неё и взгромоздился. И до утра мы кувыркались, я даже сам удивился, откуда столько силы у меня. А поутру она заговорила. Сказала, что Янгой звать её, что любит меня и замуж за меня согласна пойти. А коль не соглашусь замуж её взять, беды мне не миновать.
- Удивился я, испугался я, да понял, что и сам не прочь жену себе такую. Красивая, молодая. Только вот волосы тиной пахнут озёрной и глаза странные. Как смотришь в них, а тебя холод пробирает, будто на дне болота ты и с каждой минутой всё глубже тебя туда засасывает.
- Ну, знаешь. – Витенега постучала пальцем по дубовому столу. – То, чего ты мне тут столько времени рассказываешь, средь людей не редкость. Бабы не было давно у тебя, а тут красавица подвернулась, да ещё и согласная. Тоже мне, невидаль.
- Да не всё это, бабушка. – продолжил Воик. – Как в деревню приехали, так я на руку ей супружеский браслет и надел. Жить стали славно, но луну спустя странности заметил. То в ночи она сбежит куда-то. То в холодной воде, в кадке плескается. А то и вовсе, страху такого натерпелся, что до сих пор трясёт.
- Что же там случилось такого? – старуха прищурила глаза.
- Ночь была. И я свой долг перед женой исполнял. Оно ведь как, не исполнишь ты, найдёт того, кто исполнит. И только чудится мне, что взобрался я не на бабу свою, а на кику болотную. Вроде не бархатная кожа, а чешуя илистая. Не запах ягод и трав, а тины болотной и камыша. А в какой-то момент и увидал под собой не Янгу, а самую, что ни есть, кику. Испугался очень, хотелось прям так сбежать. Да только глаза закрыл, да дело закончил. Оно и страшно так-то, а с другой стороны и интересно. Как закончил, глаза открыл, вроде и не было ничего.
- Да то почудилось тебе? Может ты надышался чего, или гриб дурной в каше попался. – хихикнула старуха.
- Да уж где там? Ещё раз это повторилось потом. А позже ещё раз. Подумал я, что чары она творит какие. С горя пошёл на распутицу, в трактир. Там с мужиками из соседней деревни напился, да пошли мы к дому охотника одного, что в отъезде был. У него жена волочайка та ещё. Столько мужиков через неё прошло. Вот и мы решили, чего бы нет. Да вот только как моя очередь настала, как отсекло. Не хочу ничего, сердце щемит, ноги сами домой ведут. Бегом бежал и всё мысли о жене меня ломали. И хочу к ней и мерещится мне, что под обликом красивым тварь болотная скрывается. А дальше пуще началось. – Воик замолчал и попытался собраться с мыслями.
- Повздорил я с соседом. Обещал мне тот рожу набить. Да только как он к дому моему прибежал, слюни раскидывая, Янга между нами встала. В глаза ему посмотрела. Тот замолк и домой побежал. Я то и не понял ничего. А того потом неделю несло так, что будто воды из самого болота напился. Вот и понял я тогда, что жена моя, вовсе не обычная баба. Меня она приворожила, а на людей сглаз насылать может. Страшно же с такой жить.
- Отчего же ты понял это только тогда? – старуха засмеялась. – Короток же у тебя ум, коль не догадался о таком тогда как только встретил её.
- Да уж как есть. Ослеплён я был чарами её. Да только вот сейчас мне боязно стало. А всё от того, что случилось. Ехали мы из соседней деревни, продали кур, купили поросят. Да на пути бандиты встретились. Ну, как бывает, пограбили нас, да отпустили бы уже, только вот Янгу присмотрели и начали донимать, мол, ты мужик бабой своей поделись. И понятное дело, я бы не согласился, да трое их, здоровые все. И пошла с ними Янга в кусты. А я от обиды и от горести глаза закрыл и уши руками заткнул, чтоб не слышать ничего. Лишь отдалённо доносилось, как там они её под себя по очереди подкладывали. Да только времени немного прошло, Янга меня по плечу похлопала, говорит что всё, отпускают нас. Всю дорогу молчали, горько мне было. А как домой приехали, удивился я. Всё, что бандиты забрали, всё на возу и стоит. Вот ведь шлёндра, подумал я, это же она им такое удовольствие доставила, что всё награбленное и вернули. Хотел я поутру вилы взять и на то место ехать, разобраться с ними. Да утром не получилось, а на следующий день дела были. А как собрался, так мужики мне встретились и говорят, что на том месте три бандита с глотками порванными. Уже вонять начали. А на лицах их как блаженство от случившегося застыло.
- Интересно ты всё рассказал. Только вот трудно мне понять, чего ты сюда пришёл? – старуха отломила мякиш хлеба и начала скатывать его в шарик пальцами.
- Да, как же, бабушка. Я же объясняю. Приворожила она меня. И сержусь, и боюсь, а всё одно, ноги сами к ней несут. Глазливая она, а то и порчи может наводит. С кем из соседей поссоримся, так у соседей потом неприятности. То куры яйца тухлые несут, то хворь стыдная, что к отхожему месту на всю ночь привяжет. И больше чем уверен я, что жена моя не обычная баба, а сила гнилая. Уж больно легко она согласилась под тех бандитов лечь, и кто-то же им глотки перегрыз? Так вот, может сделаешь ты чего, чтоб беду отвратить и обычной она стала, покладистой.
Хлебный шарик
- Да я уже сделала. – говорит ведьма. – Вот, возьми шарик этот из хлебного мякиша. О жене своей думай, да проглоти его.
Воик взял изрядно грязный шарик из хлебного мякиша и посмотрел на него.
- И что будет?
- Да что будет? Суть её не перекроить. А вот отвадить можно. Враз она от тебя отстанет и уйдёт туда, откуда пришла. Будешь ты вновь жить, как жил. Свободен от злодейства своего. – глаза Витенеги загорелись жёлтыми угольками.
- Да от какого злодейства такого? О чём ты, старая?
- А ты и не знаешь? Дочь брата своего в постель себе хотел заманит, против воли её. Чем не злодейство.
- Так не вышло же.
- Не вышло. Но, помысел был. Вот и послали тебе жену такую, которая будет тебя в узде держать. Давай, глотай мякиш и иди с миром. Я уж нашептала. Жена твоя день-два да уйдёт. А мякиш проглотишь и свободен станешь от чувств всех.
Воик поднёс хлебный шарик и уже хотел было положить его на язык, да помешкал.
- Да как же? Как я буду то без неё? Куда она пойдёт? Отшепчи. Отшепчи обратно. Не прогоняй её! – закричал мужик и схватив свои вещи кинулся из избы.
- Что это с ним? – засмеялась Всенежа. – Как ужаленный. Смотри, даже кашу не доел.
- Да он… - Витенега замолчала, и сбросив с себя лохмотья, обратилась молодой девицей. – осознал, что без Янги жизнь его будет пустой и бессмысленной. Приворот может и работает, да только сам он её полюбил. Только вот трус он ужасный. Сам себе признаться боится. Так же боится, как боится того, что жена его не человеческой породы может быть. Так же боится, как боялся за жену вступиться, когда бандиты её насильничать повели. Но, всё как есть, всё равно полюбил. От того и сердце его принимать, хоть и с трудом, но стало то, что вокруг происходит. Побежал вот, опять струсил, что уйдёт она и один он останется, как прежде.
- Да уж. Такого я предвидеть не могла. – засмеялась Всенежа. – Ну и Янга, ну и чувырла болотная. Это же надо так мужика охмурить и запудрить. Ох и злодейка.
- Да разве злодейка? Помнишь, как он сказал, что облик свой настоящий она перед ним открыла в минуты страсти? А это значит, что и она его полюбила. Кики, людьми обращённые, лишь тогда свой облик открывают, когда по-настоящему полюбят, хоть это бывает редко и очень по-своему у них. Свои представления о любви. Ну, или тогда, когда ярость их обуревает.
- Вот ведь как. А я-то думала, мужичка наказать, за то, что на племяшку свою влезть хотел. Да что-то не то получилось. И что, смогут жить? – спросила Всенежа.
- А от чего не смогут? Если двое любят друг друга, то не важно, что за этой любовью стоит. Любовь не просто так есть, любят за что-то. Вот мужик этот и полюбил её за то, что она с ним. С ним, с таким, непутёвым. Ну а Янга… . Да кто же их разберёт, этих кик, за что они любят. Не за то ведь, что облик человечий обрела крови его на язык попробовать. Чем-то другим он ей полюбился. Может тем, что трусоват. Тем, что побоится против неё пойти.
Бежал Воик по тропе извилистой и слёзы рукавом вытирал. Ругал себя, что трус. Что по трусости своей к ведьме пошёл. Что хотел жену под себя перекроить, удобной сделать. Молил небеса только о том, что бы успеть. Чтобы не ушла Янга. Пусть хоть кем она будет. Только бы с ним была. Кто он без неё будет? Опять бывший повинник? Одинокий, без семьи. Тот, кто большую часть жизни впустую потратил. Только бы успеть.