Представлять этого человека, поэтессу было бы, наверное, как-то не совсем этично, даже бестактно что ли – и себя показать крайне несведущим, непомнящим, что все её и так знают... Ну, все не все, но Майя Румянцева была уже тогда, лет сколько-то назад, очень популярна, и не только как тамбовская, не только липецкая (об этом позже) или столичная (вообще-то она москвичка) поэтесса.
Опять же не касаясь подробностей литературной биографии, напомню, что, например, в 1969 году в издательстве «Молодая гвардия» (далеко не каждый тогдашний автор мог удостоиться такой чести) в серии «Библиотека избранной лирики» вышла её уже не первая книжка (держу в руках).
И кто представлял Майю! Так и хочется сказать: сам – и просто любимый очень многими поэт – Эдуард Асадов. Это из его предисловия «Поэзия веры и нежности»: «Многие её стихи известны уже самому широкому читателю. Кто не знает сегодня превосходного стихотворения Румянцевой: «Баллада о седых»? И не одно это»...
И выходит её другая книга – «Избранное», в издательстве «Художественная литература», и предисловие пишет известный поэт и прозаик Владимир Цыбин. Кстати, тоже упоминает «Балладу о седых»...
Так к чему всё это я – и кстати или некстати? Кстати! Дело в том, что чуть более полувека назад, в марте, ваш покорный слуга, а тогда молодой корреспондент молодёжной газеты «Комсомольское знамя» взял первое интервью в нашем городе у только что переехавшей в Тамбов из Липецка Майи Александровны Румянцевой. Год 1967-й. Это не было разговором с десятью-пятнадцатью вопросами и ответами, а что-то вроде, как бы сейчас сказали, – блиц-интервью. Всего один неожиданный вопрос: «Что бы вы пожелали мужчинам?» Повод? Очень простой – 8 Марта, и номер вышел в этот день. Такая вот шутка.
Чья это идея – не помню. Но вряд ли моя. Скорее всего, нашего хорошего и до сих пор не забытого редактора Георгия Дмитриевича Ремизова. А вот почему он поручил это мне, литсотруднику самого серьёзного отдела – комсомольской жизни, тоже не ведаю. Наверное, обратил внимание на мою иногда шутливую (или слегка ироничную) манеру писать.
Майя, помнится, только переехала в Тамбов. Вот именно – из уже упоминавшегося Липецка. Жила, кажется, ещё в гостинице. И Георгий Дмитриевич, вокруг которого крутилось огромное количество прежде всего поэтов, их прямо тянуло к нему, – договорился с ней, что я на неё выйду. И я вышел. По телефону. Зная нашу идею, она и продиктовала мне текст. Конечно, сбила меня с толку этой «Евтушенкой», но шутку её я довольно быстро понял.
Вот это предисловие (по-нашему, врубка) и – пожелание Майи «поэтам сильного пола».
В каскаде очень милых, конечно, подарков женщинам и необыкновенно искренних, разумеется, пожеланий «счастья, здоровья и успехов в личной жизни» имеет ли право и женщина пожелать что-нибудь мужчине? Имеет! И если эти пожелания не очень шутливы, как нам хотелось бы в праздник, то причина тому – сами мужчины, но отнюдь не отсутствие юмора у женщин. Итак, всего лишь на один вопрос отвечают женщины: «Что бы вы пожелали мужчинам?».
Майя Румянцева, поэтесса:
– Прежде всего, благодарю «Комсомольское знамя» за предоставленную возможность съехидничать в адрес мужчин, ибо само предложение газеты пожелать им что-нибудь в женский праздник стирает грань между мужчиной и женщиной и, даже больше того, ставит мужчин в положение женщин и наоборот. Благодарю и не упущу возможность в этот праздничный день испортить настроение поэтам сильного пола и пожелать им писать такие же сильные стихи, какие пишут представители слабого пола – Ольга Берггольц, Белла Ахмадулина, Римма Казакова, Евгения Евтушенка.
Р.S. Если бы редакция «Комсомольского знамени» (состоящая, кстати, сейчас только из мужчин) вычеркнула последнее имя в приведённом выше списке, она продемонстрировала бы своё нежелание принизить мужчин до уровня женщин. А не к тому ли она сама нас призывала... (смотрите сначала)?
Что касается Евтушенко, то вот такое обозначение его я воспринял как дружескую подначку, ехидничанье по отношению к человеку, которого хорошо знаешь. Скорее всего, они вращались-общались где-то в одном кругу, и у них было много общего как у людей примерно одного возраста – Евгений Александрович моложе Майи Александровны всего на пять лет.
А телефонным ли только звонком ограничилось наше общение с приезжей поэтессой? Нет, конечно. Во-первых, я её просто знал – стихи то есть. Во-вторых, видел читающей эти стихи.
Дело в том, что чуть раньше, в сентябре 1965 года, в Тамбове прошёл (кажется, первый) День поэзии. Это как раз на том месте, напротив тогдашней гостиницы «Тамбов», где теперь стоит памятник Сергееву-Ценскому на Набережной. Очень хороший солнечный день, воскресенье, много народу и много поэтов. Алексей Марков из Москвы, оттуда же наш Василий Журавлёв, наши же Алексей Васильев, Семён Милосердов, совсем молодой Женя Харланов... Репортаж оттуда делал опять почему-то я.
Так вот тогда и увидел её: «А поэтессе из Липецка Майе Румянцевой после стихов о мире было предложено более конкретное: «О седых! О седых!..» – это строки из газетного отчёта в номер, а стихи – та самая «Баллада о седых».
Чуть дальше: «И опять Майе Румянцевой дружно кричали: «Ещё, ещё! «Галку!», «Галку!»...» Было, есть и такое запоминающееся стихотворение:
...Мы шли к корпусам, подмышкою книжки,
А Галкин портфель носили мальчишки.
В читальнях вздыхали мы перед сессией,
А Галка в машине каталась с
профессором...
Может быть, вот после этих зрительских-слушательских «Ещё, ещё!» Майя и переехала насовсем в Тамбов? Кто знает...
Конечно, мы и ещё встречались. Она часто приходила в редакцию, прежде всего, конечно, к Ремизову – стихи для публикации у всех поэтов он отбирал сам.
И в этом редакторском кабинете она часто шутила, улыбалась – ей нравилось у нас. Что-то рассказывала о московских литературных связях. Ремизов сам писал – прозу, и ему, конечно, интересно было всё это услышать о братьях-писателях, а для неё – просто о хороших знакомых. И без всякого гонора. О Ярославе Смелякове, например, как они сидели где-то в Праге за каким-то отнюдь не письменным столом, и какие шутки – на грани фола – выдавал замечательный советский поэт.
А потом мы не виделись шесть лет – я уехал в Казань, работать, писать фельетоны и юморески. С ними-то вернулся и обратился к Майе Александровне, когда встал вопрос о моей первой книжке. Я об этом и мечтать не мог – она запросто вышла (позвонила, наверное) на Леонида Ленна, очень известного тогда сатирика, и он довольно быстро прислал очень положительный отзыв-рекомендацию (храню!). Как старый знакомый, но не мой, а Майин, с которым, правда, чуть позже я встречался в ЦДЛ – Центральном Доме литераторов.
А потом наступило печальное время. Майя Александровна тяжело (но кто же знал?!) заболела. Мы, я и тоже журналист Женя Писарев, её навещали – и дома, и в больнице. До марта 1980 года.
…Ну и напоследок – к тому самому интервью. Не только поэтессе я задал ехидный вопрос насчёт мужчин. Ещё пяти дамам: студентке пединститута, официантке ресторана, сержанту милиции и – в одном лице – сотруднице медвытрезвителя, парикмахерше и даже секретарю райкома комсомола. Длина ответов, так сказать, у всех почти одинаковая. И вот лишь выдержки.
Ну что может сказать работница парикмахерской? «Мужчины обычно дотягивают до последних дней и приходят такие обросшие, что с ними бывает просто не справиться. Отсюда: мужчины, ходите стричься и бриться регулярно и не капризничайте».
А вот – из вытрезвителя: «Мужчины так отметили свой праздник, что их к нам попало больше, чем в обычные дни. Вот и хотелось бы пожелать мужчинам, несмотря на их огромную любовь к нам, не отмечать так сильно женский праздник».
Из ресторана «Тамбов», пожелание от официантки: «...почаще вспоминать, что и женщины не прочь пойти в ресторан, и не только раз в году».
И так далее, и тому подобное.
Давно это было. Именно в марте 1967 года.
Валерий Седых
Если вам понравилась статья, ставьте лайк и подписывайтесь на канал «Притамбовье»