1 февраля 772 года Папой Римским стал Адриан I.
История понтификата этого викария Христа интересна тем, что с нее и не без помощи самого наместника Святого Петра начался новый период в истории папства.
Вообще таких периодов достаточно много. И все они весьма разнообразны. Но особенно интересна ранняя история папства, когда сам этот институт только формировался вместе с новой картой Европы и новыми принципами взаимоотношений внутри нее.
Первым Папой, естественно, считается сам апостол Петр, а вслед за ним все главы римских общин, которые в доникейскую эпоху даже не всегда носили титул епископов, не говоря уже о других, придуманных гораздо позже.
Первым признанным властью папой можно считать святого Мильтиада (понтификат: 311-314 годы), понтификат которого пришелся как раз на время издания Медиоланского эдикта.
Но поскольку во время Константина и дальше вплоть до эпохи Григория Великого епископы римские играли в государственном христианстве значительно меньшую роль, нежели константинопольские, антиохийские и александрийские, то, собственно, история папства именно как теократического института, пожалуй, начинается с Григория Великого. Именно при нем понтифики стали с успехом претендовать не только на духовную, но и на светскую власть. Тем более, обстановка была самой подходящей – разоренная вестготскими войнами Италия, оказавшаяся во власти диких, только что крещеных лангобардов, нуждалась хоть в какой-то организующей силе. Лангобардские короли и герцоги стать этой силой не могли, соответственно, епископ римский получал все шансы выйти на лидирующие позиции и напомнить константинопольскому коллеге, что именно Рим, а не Византий - город апостолов Петра и Павла, древний центр христианства. Да и в остальных частях Европы было весьма смутно. Так что хоть какая-то цетростремительная сила, помимо вечно чуждого и даже порой враждебного Константинополя была просто необходима.
Осуществить задуманное Григорию почти удалось.
К сожалению, его преемники не обладали такой же силой личности и талантами, чтобы закрепить его успехи.
Но по сути, именно с его понтификата начинается настоящее соперничество между Римом и Константинополем (раньше присутствие двух императоров, власть ариан остготов, разорительная война, явное политическое и духовное лидерство Константинополя и другие факторы не давали папам такой возможности).
Впрочем, и в VII-VIII спорить с восточными владыками, естественно, поддерживающими своего патриарха, было очень трудно. Яростные богословские войны этого периода – отдельная большая тема.
Тем не менее, просто в силу обстоятельств, Византия вынуждена была оставить великую идею Юстиниана I о возврате власти над бывшими европейскими провинциями империи и сосредоточиться на защите своих границ на Балканах, Ближнем Востоке и в Малой Азии. Соответственно, самостоятельность понтификов постепенно укреплялась, хотя до 752 года епископы римские оставались под явным или негласным влиянием Византии.
А потом на горизонте возникли Арнульфинги (или Пипиниды). Понтифики поняли, что в Королевстве Франков появилась новая сила, способная бросить вызов константинопольским владыкам и не готовая уступать им лидерство в Европе.
Именно поэтому Захарий пошел на сделку с Пипином Коротким и узаконил его притязания на трон Меровингов. Деяние мудрое с одной стороны. Но с другой, хватка у Арнульфингов была железная, играть с ними в игры «ты – мне, я – тебе» - дело неблагодарное.
Адриан это понял слишком поздно, познав тяжелую руку Карла Великого.
Сначала их отношения складывались самым милым образом.
Рассорившись с лангобардскими властителями, в частности, с Дезидерием, понтифик решил, что если кто и выгонит этих варваров с Итальянской земли, то, конечно же, весьма успешный и деятельный внук Молота. Должен же он как-то отблагодарить римских пап за легализацию захвата франкского престола его отцом.
Разумеется, властитель франков согласился. Отвергнуть призыв викария Христа было губительно для репутации. Да и возможность получить под контроль Италию глупо упускать.
Сначала все шло прекрасно: Дезидерий разгромлен, лангобарды побеждены, Италия свободна (774 год).
Ага!.. Очень быстро одного короля сменил другой – Пипин, сын Карла, которому сам понтифик дал титул патриция, все еще наивно полагая, что просто делает приятное освободителю.
Карл усмехнулся в усы, ушел заниматься другими делами и лишь через 7 лет (видимо, после настойчивых напоминаний понтифика) подтвердил дарение Пипина, то есть, образование Папской области, основанной на поддельном акте о Даре Константина наместнику Петра.
Однако, вопреки надеждам Адриана, епископам римским не достался ни Милан, ни герцогство Сполето. А в благодарность Карл потребовал официального помазания на царство своих сыновей Пипина и Людовика (будущего Людовика Благочестивого).
После третьего похода властителя франков в Италию и присоединения к папским владениям герцогства Бенвенто консенсус, казалось бы, достигнут.
Благодарный Адриан начал активно использовать свою духовную власть в борьбе с противниками Карла, не понимая еще, что король не преминет этим воспользоваться при первом же удобном случае.
Так и произошло.
Когда в 787 году Адриан послал своих легатов на Второй Никейский (Седьмой Вселенский) собор, не поставив об этом в известность франкского властителя. Тот всерьез обиделся.
А когда понтифик выразил полную поддержку решений собора, согласно которым Западная и Восточная церкви снова объединялись и улаживали все догматические разногласия, Карл по-настоящему разозлился.
Он понимал, что объединенные церкви могли стать серьезной угрозой его власти, поддержи они любого из его врагов, те же лангобардские герцогства, только и мечтающие о реванше и заключавшие ранее договоры с Византией против Карла.
Поэтому властитель франков во всеуслышание объявил, что не принимает решений Второго Никейского собора.
Нет, он напрямую не заставлял Адриана отречься.
Просто… что мог сделать понтифик, когда в 794 году Карл потребовал от него легатов на поместный Франкфурсткий собор, куда съезжались едва ли не все старшие архиереи и священники из Королевства франков, Аквитании, Англии, Испании и Прованса?
Только согласиться и послать с соответствующей пышностью и полномочиями достаточное число представителей.
И что могли сделать папские легаты, когда на заседании, руководимом самим королем франков, были публично осуждены решения Второго Никейского собора?
Протестовать? В центре франкских владений, в окружении верных королю людей. Глупо и небезопасно. К тому же бессмысленно. У Карла было достаточно возможностей заставить их принять нужную точку зрения.
Поэтому легаты от имени понтифика выразили полное согласие с решениями собора, о чем и было сообщено Адриану.
Таким образом, Карл четко давал понять, кто отныне решает политику папского престола, и сколь нежелательно, даже глупо не считаться с мнением франкского короля.
Не знаю, как пережил понтифик это унижение. Видимо, сложно, потому что очень скоро – 25 декабря 795 года - умер.
Его преемники намек поняли сразу.
Понтификат Льва III проходил уже фактически под полным контролем Карла, франкский монарх даже вернул ему престол после заговора и покушения, за что и был провозглашен Императором Запада на Рождество 800 года на ступенях собора Святого Петра в Риме.
Правда, Лев проявил неожиданную твердость в вопросе о Filioque и не включил его в Символ Веры вопреки решениям Аахенского собора 809 года.
Но Карл в богословские тонкости не слишком вдавался. Ему важно было другое. Все политические решения викарий Христа проводил под четким контролем своего патрона, а после смерти императора – его сына, перед которым даже вынужден был оправдываться за жестокую расправу с очередными заговорщиками.
В дальнейшем до 857 года политикой папского престола явно и жестко руководили властители франков.
Вот так недооценка будущего союзника или переоценка собственных сил аукнулась благим намерениям Адриана I.
Кстати, в первых строках биографии понтифика пишут «римлянин из семьи консула и герцога Теодата» .
Но «Теодат» настолько же римское имя, насколько «Карл» - арабское.
Охотно верю, что предки понтифика были консулами.
Но то, что происхождение их явно не от римского патрициата, а от какого-нибудь знатного гота, ругия, вандала или любого другого варвара, для которого Итальянская земля стала родиной – очевидно.
Это к вопросу о чистоте крови так называемых знатных римских родов.