1. ПРИЧИНЫ ССЫЛКИ г
Четырехмесячное заключение в Царскосельском дворце, в “позолоченной тюрьме" кончилось. Расхлестанный “дергун”,в защитном френче, в галифе на тонких ножках, с прищуренными глазками, самовластно перевернул страницу истории и открыл новый этап на Крестном Пути Царственной Семьи. Еще так недавно Россия благоговейно, восторженно встречала своего Царя, в смирении молилась за Него перед Престолом Всевышняго. Еще так недавно Русский Народ, связывал с Его именем мысли и думы о величии и счастьи Poccии.
Нынъ он, Русский Православный Царь, был безсильный, безвластный узник, пленник господина Керенскаго, преданный своими подданными на позор, на поругание и поношение, на муки и на страдания. В мистическом сходстве сошлись тысячелетия, сблизились события, поразившия ужасом небо и землю. Тогда, умирающий, древний закоснелый мip послал на Распятие Богочеловека. Теперь, спустя две тысячи лет, новый мip готовил новую Голгофу Помазаннику Божию Царю.
Людие Мои! Что сделал Я вам?— вопрошал Христос, влекомый на казнь, по улицам Иерусалима, с тяжелым Крестом на плечах.
Русский Народ! Что сделал я тебе злого? – мог бы спросить отрекшийся от Престола Император. - He я ли любил Россию больше жизни? Не я ли желал ей благоденствия, мира и славы? За что вы меня гоните?..
Тысячелетия прошли со дня Голгофы, но люди остались с прежними страстями, с прежним стадным началом. «Boзврaщается все на круги своя»... Тогда восторженные крики “Ocaннa” сменились ровно через три дня страстным, ожесточенным воплем: “Смерть Ему! Распни, распни Ero." Теперь на Русской Земле; повторилось то же самое: Величание, торжествениые звуки “Боже, Царя храни!" и могучее «ура!», обернулись истеричным, озлобленным криком: “Смерть Николаю Кровавому!.."
Можно было бы вспомнить при этом древнее Предание. Когда-то, в Рита, за воротами Святого Себастиана, на Аппиевой дороге, Апостол Петр встретил Христа, идущаго с Крестом на плечах. Куда идешь, Господи? Ответом было:
- Иду в Рим, чтобы снова распяться.
Как будто то же самое происходило в России; в государстве долго считавшем себя Православным Христианским Царством, Святой Русью. Одержимость и безумие овладели миром.
--“Обойдемся без Бога, не нужен нам Христос!.. Всепроникающее духовное око и чуткое ухо могли бы уловить в надвигающейся напасти — Христа, влекомаго вновь на распятие. За ним следовали безчисленные coнмы будущих жертв новаго гонения на Церковь. Но люди были слепы и глухи. Они ничего не видели.
Диким капризом Революции судьба Царя, державнаго Повелителя народов нa одной шестой части суши, оказалась полностью в руках «честолюбиваго лиллипута» Керенского, по красноречивому определению Н. Карабчевскаго. К сожалению, это было так. На наше русское горе, на позор и несчастье России, “прогрессивная” интеллигенция не смогла выдвинуть в Правительство людей талантливых, способных и волевых. Их в ея среде просто не было. Тут был какой-то предопределенный рок.
В 1905 году, во время вспышки перваго русскаго бунта, Лев Николаевич Толстой и писатель-народник Иван Наживин, беседуя o coбытияx, потрясавших тогда Россию, высказали согласно общее мнение: “К Револю ции пристали первыми самые ограниченные и тупые, озлобленные и горластые"... Тоже повторилось и теперь, когда «великая и безкровная» оказалась победительницей в мятежной борьбе.
Революция была подготовлена излюбленными и испытанными средствами: КЛЕВЕТОЙ, СПЛЕТНЯМИ, АГИТАЦИЕЙ, лицемерием, завистью, ненавистью и сладкими несбыточными обещаниями революционных пряников. Борьба с Самодержавием облекаласъ в РЕЛИГИОЗНУЮ, высоконравственную, прямо таки апостольскую форму. убийцы Царей, министров, губернаторов, жандармов и городовых провозглашались праведниками, чуть ли не святыми мучениками «за идею», потому что убивали во имя свободы, рискуя своей жизнью. Террор оправдывали; ему вдохновенно пели акафисты (грех ума и воли — прим.).. Волны лживой, клеветнической пропаганды разливались по России, перекатывали через границу и там, на демократичес ком Западе прочно усваивались, как правда о «Русской Самодержавной Деспотии».
Официальным мотивом к переводу Государя в Тобольск была боязнь за судьбу Семьи, в случае возникновения каких-либо безпорядков. Сердце у Александра Федоровича было, как известно всем, мягкое‚ нежное и жалостливое. С первых дней «медоваго благолепия», он патетически провозглашал повсюду:
– «Я остаюсь убежденным противников террора во всех его проявлениях. Я никогда не отрекусь от человеческого характера мартовской революции»...
При этих «славных» заявлениях для современников, потомства и истории, Александр Федорович, обычно, в гордой позе, картинно любовался своим великодушием, своим многозначительным «Я» и своей особой. Надо же было соответствовать «великой эпохъ». Надо же было произносить исторические слова, чтобы после потомки говорили в умилении: "Как он был благороден и велик!"
Сказать, что Керенский хотел кровавой Екатеринбургской расправы с невинным Царем и Его Семьей, что он мог в июле 1917 года предвидеть то, что произошло в июлъ 1918 года‚ у нас, конечно, нет оснований. Потъшный «государственный» муж даром предвидения не отличался. Не был он и таким холодным садистом, каким была последующая плеяда октябрьских “захватчиков” власти.
Однако, можно ли сказать, что в царской Голгофе, в бедах и несчастях, обрушившихся на Россию, он был невинным младенцем? Мы все повинны в той или иной степени. Все мы должны искренно повторять евангельския слова: «Кровь его на нас и на детях наших» ... Затмение овладело в это время сердцем и умом Русских людей. Радовались и ликовали, когда надо было плакать у Пушкина есть бичующия строки; они пророчески прозвучали для наших постыдных, революционных дней:
… «Мы малодушны, мы коварны,
Безстыдны, злы, неблагодарны,
Мы сердцем хладные скопцы,
Клеветники, рабы, глупцы"...
Увы, мы не ценили теx государственных и бытовых благ, которыми
мы пользовались. Мы не понимали, какой нужной для человека СВОБОДОЙ мы обладали. Мы, хладные сердцем скопцы, не ценили сказочнаго роста России. Мы все ныли, скулили и хулили свое; «задыхаясь под удушающим гнетом Царизма»... Цветы политическаго красноречия разливались ръкою на всех трибунах. «Священное негодование» волновало либеральныя груди отечественных “прогрессистов”. Один из таковых сознался после крушения: ..."Когда мы говорим теперь, задним числом, о наших «тиранах монархах» становится и стыдно и смешно...
В книге: “Что глаза мои видели", выдающийся русский адвокат Карабчевский, защитник революционерки Екатерины Брешко-Брешковской и убийцы Министра внутренних дел Плеве , сказал в 1918 году.
– «Виновны ли одни те звери, которым под конец досталась эта царственная добыча? Нет!... — Родзянко, Гучкова, князя Львова и в первую голову, конечно, Керенскаго я считаю истинными мучителями и палачами Царя... Они позорно умыли руки в Его судьбе из страха за свою личную участь. Люди, которые берутся за героическия делa, обязаны быть героями”...
В этих словах звучит истина святая. Честная история несомнено ответит: «победители февраля — героями не были”. Ни один из них не сложил свою “буйную голову в борьбе за свои идеалы. Балалайкиными были, Балалайкиными и остались. Взбаламутили, накрутили и спрятались по норам.
Другим пришлось расхлебывать заваренную ими кашу.
++ ++ ++ ++
...Временное Правительство и «Совет рабочих и солдатских депутатов» (возглавлялся Лейбой Бронштейном — прим.) не удовлетворились арестом Государя и Царицы. Страсти кипели и бурлили. Надо было во что бы то ни стало найти «преступление», найти «измену», о которой столь шумно объявил Милюков на заседаниях Государственной думы 1-го ноября. Слепая ненависть и мстительное чувство владели людьми, которым досталась государственная власть и которые в прошлом так много говорили красивых слов об идеализма, идейности, свободе, гуманности и Просвещённом образе правления. Всей силой маленьких злобных душонок они стремились теперь унизить вчерашняго Хозяина Земли, надругаться над Ним, опозорить и превратить Его в обыкновенного преступника.
4-го марта, Временное Правительство, по представлению Керенского и под давлением Совдепа, учредило Верховную Следственную Комиссию «для разследования противозаконных по должности действий бывших министров, главноуправляющих и других высших должностных лиц»... Вместе с тем, той же Комиссии было дано задание «обслъдовать роль Николая 11 и Царицы по вопросу о наличии в их действиях 103-й статьи Уголовнаго Уложения, то есть государственной измены»...
Либеральная общественность и «прогрессивная пресса» приветствова ли создание Комиссии и украсили этот «акт государственной мудрости» цветами умиления. “Это меч правосудия", - провозгласила профессорская газета “Русския Ведомости”.
– “Такой акт высокой гражданственности вносит светлую страницу
в начавшуюся историю обновленной России"...
Сколько лицемерия, фальши, лжи и, вероятно, безсознательной подлости, было проявлено при этом “светлыми личностями”, поборниками революционных свобод, которые еще так недавно, негодуя и возмущаясь, клеймили Самодержавный режим, как “тюрьму народов”, как Деспотию, где царит самоуправство, самодурство, кнут, порка, тирания и угнетение.
“Временное Правительство не приняло немедленно окончательнаго решения относительно судьбы Императора и Его Семьи. Было более или менее договорено между ними, что если юридическое разследование деятельности клики Распутина установит невинность бывших носителей верховной власти, вся Семья отправится заграницу, вероятно в Англию”...
И это была тоже ложь. Ко времени ссылки Государя в Тобольск, было ясно: ВИНЫ ЦАРСКОЙ СЕМЬИ НЕ УДАЛОСЬ НАЙТИ. Тщетно Керенский «не стесняясь, делал попытки давления на судебную совесть»; все было перевернуто, перелистано, пересмотрено, но а преступлений и измены не находилось, потому что их никогда не существовало. Сама мысль о Царской измене была кощунственна и безмерно подла...
Не удалось найти вины и на Царском Правительстве. Несмотря на
то, что Председатель Чрезвычайной Комиссии присяжный поверенный Муравьев (человек “нерукопожатный”,по заявлению его московских коллег) давил на подчиненных юристов, судебная совесть не позволила обвинить невинных людей. Это однако не помешало тому, что многие из арестованных «по подозрение» не увидели более свободы и из тюрьмы ушли в могилу”...
Русская либеральная общественность, воюя с Монархией, на всех перекрестках кричала “о бездарности Царскаго Правительства”. Можно было, поэтому, предполагать, что, придя к власти, она выдвинет из своей среды самых выдающихся, мудрых, государственно мыслящих людей, одним словом “лучших из лучших”. Увы, теперь даже прихвостни и прихлебатели знают, что “король” общественности был голый, и не совсем чистый. Ни талантов, ни мужества, ни силы не оказалось у “первенцев свободы”. Да и честь была какая-то подмоченная...
Установив невинность жертв крамолы, Временное Правительство не освободило Царскую Семью из заключения и не объявило народу честно и правдиво: “Чрезвычайная Следственная Комиссия произвела тщательное и полное разследование действий бывшаго Царя и не нашла на нем вины...” Они не посмъли этого сделать. В страхе, как трусы, совершив преступление, бежали постыдно, отдавая Родину во власть авантюристов и преступников. Бъжал Гучков, за ним Милюков, потом кн. Львов и с ним разная мелкота. Великия и высокия идеи были им — не по плечу...
Через несколько месяцев Революции, насладившись “свободами”, Русский Народ почувствовал усталость, апатию и отупение. Подсознательно начал понимать, что в анархией жить нельзя, Появилось смутное ощущение национальнаго ПОЗОРА; появилась тяга к возстановлению Закона и порядка. В то же время стало расти раздражение против безалаберщины, анархии и господствующаго положения ОСТЕРВЕНЕЛОЙ ЧЕРНИ. Ясно обозначился отход от Революции. Возстание большевиков 3-5 Июля, было подавлено казаками и одним взводом артиллерии. Похороны убитых казаков, вылились в грандиозную манифестацию. До пятисот тысяч человек приняли участие в траурном кортеже. Большевикам было предъявлено обвинение в государственной изменъ, в сношении с нъмцами и в получении от них денег на преступную деятельность. «Совет рабочих и солдатских депутатов» притих и затаился. Появилась тоска по Монархии и по городовому. Демократические борзописцы начали писать тревожныя статьи, угрожая призраком грядущей реакции...
“...После июльских дней в Москве временно воспрещены уличные
митинги. теперь их не надо запрещать, ибо видно, никому нет охоты снова начинать былыя всенощныя бдения у Пушкина и у Скобелева. Надоело... Всем и все надоело. Надоели программы и партии. Надоели брошюры и книги. Надоели митинги и дискуссии. Все стало серым, скучным; ко всему относятся, как к толчению воды в ступъ... (Воронов, газета “Русския Ведомости”)...
Осторожный журналист не пошёл сказать всей правды, продолжить свои наблюдения и сделать определенные выводы. Но то чего не сказал Воронов, сказали другие, в других газетах. В статье - “Тень выступающая из тумана", либерал-народник г. Белоусов написал с сердечным сокрушением:
… «Сегодня стали возможны уличныя сценки, когда “бравый волынец”, активный участник первых дней Революции, громогласно заявлял в вагоне трамвая: “никакого порядка нет, одно безобразие, ...без Императора не обойтись, надо назад поворачивать"...
Возмущаясь по случаю этих кислых, неприятных слов "несознательна го гражданина”, Белоусов сокрушенно вздохнул:
– “Важно то, что эти “трамвайные” открытые разговоры никого в трамвае не возмущают"...
В июне в городах Крыма - в Ялте, Севастополе, Феодосии кто-то начал распространять прокламации с призывами к возстановлению сверженной Монархии. Писатель Наживин, бывший в это время на Кавказе, сообщил: “Здесь замечаются определенно монархическия тенденции. На городских выборах не прошло ни одного социалиста. Татары, простой народ, в один голос Царя требуют: “Куды девал Миколай 11... давай назад Миколай”...
– Контр-революция с каждым днем все более и более наглеет. Вездъ уже чувствуется ея зловонное дыхание. из всех щелей уже глядят ея алчные взоры”... (газета “Дело Народа”).
Дыхание новых настроений резко и решительно чувствовалось в воздухе. Политические свободы не увлекали народ; ими забавлялись только “прогрессивные” общественные деятели. В эти дни, английский посол сэр Бьюкенен доносил своему Правительству: “Я впервые совершенно не в состоянии сказать, что может случится завтра... если Правительство не сделает соответствующих шагов, оно будет вынуждено уступить место контрреволюционерам"...
Приблизительно в это же время, Керенский по его заявлению, получил “точныя сведения об офицерском заговоре". Призрак генеральской контр-революции, который так тревожил хлипкую, нервную душу революционнаго кумира, стал облекаться в какую-то форму, в "тень выступающую из тумана”. Страшный силуэт виселицы и намыленной веревки замаячил перед взорами “генералиссимуса"...
Все это, вместе взятое, определило линию поведения главы Правительс тва. Керенский шарахнулся влево. Там, все- таки, были свои. Там он искал спасения от всех бед и напастей. Сам, самолично, бросился освобождать Троцкаго-Бронштейна, когда Министр Юстиции приказал арестовать его по обвинению в государственной измене. 13-го июля Керенский дал «Совъту рабочих и солдатских депутатов» торжественное обещание, что всякая попытка возстановить в России монархический образ правления будет подавлена самым решительным образом”...
Очень скоро от "солнечных февральских Свобод”, от «демократических завоеваний» и от «прав народа», о которых так горласто кричали, ничего не осталось. Законы издавало Правительство, не советуясь с народом; РЕСПУБЛИКУ установил Керенскйй, не дождавшись Учредительнаго Собрания; МНЕНИЯ НАРОДА НИКТО НЕ СПРАШИВАЛ, с желаниями его никто не считался. Народную массу заменил Совдеп, а Совдеп представлял случайный сброд с добавкой немецких агентов. Завоеватели «завоеваний революции» перешли к тактике и практике давно забытых Россией Держиморд: “держи и не пущай"...
– Да это что же такое?— в недоумении спрашивали граждане, читая Правительственныя Постановления. - За то ли, братишки боролись? Да при Царях свобод было несравненно больше, чем теперь... А уж о порядках и говорить нечего. Пришла какая-то шушера и пошло все к чорту. Народное хозяйство и благополучие граждан разрушено.