Обзор-рассуждение на фильм «Ещё по одной» («Druk»/ «Another Round») от друга и просто хорошего человека Смуса Пимпа из телеграмма @SmoothPimp.
Производство: Дания, Швеция, Нидерланды, 2020
Режиссер: Томас Винтерберг
Авторы сценария: Томас Винтерберг, Тобиас Линдхольм
В главных ролях: Мадс Миккельсен, Томас Бо Ларсен, Ларс Ранте, Маунус Миллан, Мария Бонневи
Оператор: Стурла Бранд Грёвлен
Четверо закадычных друзей – школьных учителей застряли в кризисе личного благополучия. Достигнуто всё, чего ты мог достичь, а что не было достигнуто – уже не стоит и пытаться – поезд давно ушёл, а сил и желания бежать за ним не осталось. Впереди дорога постепенного угасания в социально ориентированной Дании. Конкретные проблемы у всех разные, но решение съехать с колеи на пути к известной конечной остановке одинаковое – алкоголь в рабочее время. Чуточку, для поднятия настроения.
Фильмов о кризисе среднего возраста, об осознании своей смертности, о сожалении по ушедшей бурной молодости – тысячи. Их диапазон широк, пусть почти все они и следуют общей формуле: попытка вернуть молодость с неизбежной расплатой за это дерзновение.
Фильмов об отношении человека и общества с алкоголем и того больше. Амплитуда подходов ещё шире: от вакханалии молодёжных комедий до беспросветных трагедий об ужасах запойного пьянства.
Такие фильмы благодаря универсальности посыла получают фору у зрителя, однако всегда можно попытаться найти новый путь среди множества уже проложенных. Задача тяжёлая, но Винтерберг собрал настоящий дрим-тим датского кинематографа.
Прежде всего, это он сам и сценарист Тобиас Лидхольм, давно работающий с Винтербергом. Они способны создавать богатые эмоциональные ландшафты, которые мало кого оставят равнодушным, нередко заставляя испытывать весь спектр эмоций от хандры до катарсиса. Они умелые психологи, чьи провокации обдуманы и служат на пользу художественному замыслу.
В этот раз дуэт Винтерберга-Лидхолдьма замахнулся на куда большее. Конечно, это фильм без ответов, ведь они всегда упрощают разрешение конфликтов до дидактического наставления. Но здесь нет и вопросов, более того, здесь нет и явных проблем – их должны идентифицировать сами зрители в броуновском движении жанров и событий.
В «Ещё по одной» нет банальностей однозначных метафор. Да, алкоголь — это приём, это повод, авторский макагаффин для зажигания сюжета кризиса среднего возраста, показа турбулентной крепости дружбы четырех мужчин. Но нельзя сказать, что это лишь приём, алкоголь в «Ещё по одной» и сама суть – весь фильм герои его пьют и обсуждают, камера в лучах света любовно показывает выпивку в бокале, неотрывно следит за детальным процессом приготовления коктейлей, никогда стыдливо не отводит взгляд от поглощения и пьяного безобразия.
В таком разнобое авторы стараются филигранно жонглировать жанрами и приёмами, ведь правильные пропорции и способы смешивания жанров в трагикомедии важны не менее, чем в коктейлях.
Поэтому с самого начала фильма зрителя разрывают между полюсами крайностей. Например, очевидное самоосознание киноприроды повествования, когда друзья заключают пакт о выпивке в поиске искры для воспламенения жизни, аналогичный уговору о потере девственности до выпускного в Американском пироге. Забавно, как как эти два пакта направлены в противоположные стороны навстречу друг другу: в Пироге стараются приблизить взрослую жизнь, чтобы избавиться от ограничений молодости, у Винтерберга стремятся убежать от реальности взрослой жизни в беззаботную молодость.
Явные комедийные элементы, подчеркивающие сладостное восхождение вверх на алкогольный олимп, разбросаны и дальше. Вставки с «текстом исследования», кроме отделения актов друг от друга, тоже показывают всю несерьезность их как прикрытия «эксперимента», ведь эти записи не тянут даже на простой дневник. Ну и главное – пьяная бравада с восторгом глупых поступков, потому что завтра никогда не наступит и за поступки не придётся расплачиваться.
Само собой, даже в столь вольном подходе без очерченных проблем и заданных вопросов, соблюдается логика «горного» повествования. После восхождения на пик появляется небольшое плато, сигнализирующее о неизменном падении – излишества начинают пугать, пересечённые границы заводят на опасную территорию.
Тут мы и входим в море проблем, молчаливо озвученных Винтербергом и Линдхольмом. Винтерберга всегда интересовали противоречия между коллективным и индивидуальным, между человеком и обществом. Это основная тема его главных авторских работ. В «Торжестве» личность противостоит попыткам общества силой заткнуть рот смутьянам, пытающимся вытащить на свет скелеты из шкафов – ведь общество во многом держится на фасаде внешнего благополучия. В «Охоте» личность противостояла атавистическим струнам развитого общества, очень скорого на возвращение к проверенному веками методу расправы - титульной «охоте на ведьм».
Старые конфликты нуждаются в эволюции причин противостояния, придания им комплексности. Вместо чётко очерченных контуров в «Торжестве» и «Охоте», в «Ещё по одной» герои сталкиваются с молохом неосязаемого, но всемогущего противника – ассимиляция своего «я» в общественном «мы». Почему кризис смысла существования четверки приятелей так безысходен? Они все из среднего класса с приличным материальным достатком, у них есть средства что-то поменять в жизни, у них есть стремление что-то поменять в жизни. Что же их так гнетёт?
Незримое давление общества, куда более опасный враг, чем в «Торжестве» и «Охоте», ведь он никого не обойдет стороной. Общество во многом определяет, кем ты должен стать и оставаться до конца жизни, оставляя лишь определённую степень свободы (учёный с докторской степенью или школьный учитель - здесь ты можешь выбрать). «Взгляд Медузы», при котором сознание субъекта редуцируется до объекта, а человек начинает определяться силами за пределами ассимилируемого субъекта, которые вдобавок типизируют его объективирующим взглядом «извне».
Под этим окаменяющим «взглядом» большинство боится и шевельнуться, пытаясь хоть что-то поменять в жизни. А если и решаются, то всеми силами стараются не попасть под взгляд коллективной Медузы. Это напряжение в фильме ощущается почти везде – что кого-то застигнут в туалете за главной частью «эксперимента» - выпивкой, что как-то свяжут с героями найденные пустые бутылки, что кто-то в школе почует перегар и так далее. Комичные ситуации попыток избежать разоблачения пронизаны ужасом того, что в любой момент они снова попадутся на глаза «медузе».
Дионисийские излишества противопоставляются суровому скандинавскому социал-демократизму, дают взрыв надежды, когда у героев вновь появляется тяга к жизни. Они чувствуют обещание чего-то нового и захватывающего. Но незримая повсеместная опасность также тяготеет над ними, отчаяние уходит в подсознание, но и там продолжает губительную работу.
Постепенно, на подходе к пику, приятели превращаются в безумных алхимиков, стремящихся открыть секрет счастья повышением доз одного единственного ингредиента.
Противостояние обществу переходит в метафизическую плоскость, в которой Винтерберг тоже не теряется и выписывает элегантные пируэты джазового балета.
Значительную часть существования человечества ответы на смысл жизни давала религия. Дания, как известно, одна из самых секулярных стран мира. Поэтому датчане при экзистенциальном кризисе зачастую не найдут привычного ответа, как им вновь обрести волю к жизни, а вместе с ними радость и счастье. При этом наука тоже пасует. Комфорт развитых обществ, полученный во многом благодаря научно-техническому прогрессу, не помогает – сама природа человека требует некоего дискомфорта и острых ощущений. Рационализирующий ответ научной мысли, что смысл жизни в том, в чём ты его найдёшь, удивительно беспомощен. Ответ «всё» зачастую означает «я не знаю».
По сути уход в пучину пьянства это и крик о помощи в национальном масштабе об отсутствии спасительного духовного маяка. Рациональное и взрослое (школьные учители) в отчаянной попытке обращается к иррационольному и инфантильному (эскапизм пьянством в поисках новых ориентиров и ощущений). Символично, с учетом общих латинских корней «спирта» и «духа» в английском языке.
Уроки морали накапливаются посредством сатирического наблюдения с осознанием неизбежной трагедии. Исследование борьбы коллективного против индивидуального приводит к очевидному выводу: пьянство позволяет знать последствия и позволяет плевать на них. Да, это тоже было в Симпсонах: алкоголь причина и решение всех проблем, но Винтерберг приходит к этой сермяге более извилистым путём, чем в анимационном ситкоме. Начинается неизбежное падение с пика. Как сюжетное, так и в определённой мере творческое.
Первый и второй акт были выстроены на изумительной способности Винтерберга балансировать между любыми позициями и высказываниями, сохраняя при этом богатую эмоциональную палитру вовлечения. Однако же сама природа алкогольной горки со взлётом и падением противоречит равноудаленности. Будем честными – негативные последствия крепкой и длительной дружбы с алкоголем всегда перевешивают плюсы.
Поэтому необозначенные позиции – «всё сложно», нет однозначно плохого или хорошего, исцеляющего или пагубного – эти позиции превращаются из демонстрируемых в умозрительные.
Это и линия тренера физкультуры Томми с затравленным мальчиком, пошло завершенная как жизнеутверждающий семейный фильм. Сложный вопрос разрушения семьи практически сведён к СМС-переписке. Хотя было бы интересно и дальше исследовать, как алкоголь влияет на семью, которая распадалась и без него – может вновь скрепить или же ускорить распад.
Торопливость сгущается попыткой назидательности в конце. Винтерберг словно не знает, как свернуть с дороги величия культуры пития на рабочем месте, поэтому в условную полночь карета превращается в тыкву. Восторг Черчиллем и Рузвельтом, в пьяном состоянии творившим мировую историю, превращается в лицемерное оправдание повода выпить, словно очередной праздник на отрывном календаре.
По-настоящему же третий акт низвержения силён пониманием того, что герои попадают не в «весёлые» или «драматические» случаи. Они просто переживают «человеческие» случаи. Не больше, но и не меньше.
Конечно, величие этой простой мысли должно подкрепляться силой выразительных средств, чтобы избежать разочарования очевидности. Камера Стурлы Грёвлена буквально загоняет героев в тёмный угол («взгляд Медузы») в трудные моменты и радостно пляшет с ними в свете Солнца или ламп на пике пьяного угара. Она порывиста, настырна, живёт своей жизнью: то хочет быть пятой в компании выпивох, то осуждающим наблюдателем их падения, то ожидающим за углом разоблачителем их эксперимента. Грёвлен мастерски поддерживает разброд и шатание сюжета, выступая то в ритме, то в контрапункте повествования.
Но такое групповое хождение по тонкому льду и метание нуждается в главном цементировании подобного рода фильмов, построенных на препарировании личностей – игре актеров. Винтерберг всегда это понимал, уже в дебюте создав формулу успеха: ансамбль из одного актера в главной роли + актеры на второстепенных ролях, постоянно взаимодействующие с главным. Ульрих Томсен в «Торжестве» концентрирует на трагической фигуре всю боль поломанной жизни, всю мерзость, которая противостоит его попыткам вечного возвращения в поисках справедливости. Миккельсен в «Охоте» пронзителен в том, как сломленный человек может противостоять всеобщему остракизму смирением.
«Ещё по одной» не стал исключением. Есть горькие пьяницы. И есть Миккельсен. Множество актеров, сыгравших запойных алкоголиков, отлично справились с трагизмом и комедией своих персонажей. Однако Миккельсен при помощи Винтерберга-Линдхольма нашёл уникальный подход по плечу его таланту. Вместе со сценаристами он постепенно превращает жалость в симпатию, а она переходит в восторг и чуть ли не обожание. Тихая скорбь вокруг глаз Миккельсена преображается в блаженство по всему лицу, когда он пьян или когда находит счастье и смысл жить дальше. Его задумчивость приобретает поэтическую грацию, созерцательность человека, глядящего в чёрную бездну: сначала это бездна фатальной предопределенности доживания дней, потом не менее фатальная бездна алкоголизма.
Когда Миккельсен выходит на пик блаженства, то обретает уверенность лидера, сопоставимую с вершителями судеб, фотографии которых он показывает на уроках истории. С ним хочется отправиться в алкогольную одиссею с надеждой никогда не вернуться. С этим Ясоном хочется стать алконавтом в классическом, а не вульгарном понимании, отправиться за ним в поисках легендарного дна бутылки. Но он также легко и отрезвляет от этого желания, вновь переходя в кроткую скорбь. Миккельсен никогда не теряет равновесия между недостижимой жизнью без ограничений и куда более реальными последствиями такой жизни.
Лицо, регистрирующие каждую толику страха, сомнения, ликования, словно приборы самолета, утверждает фильм как персональный, как трагикомедию о личностях. Ведь что более персонально, трагично и смешно одновременно, чем неповторимая мимика Миккельсена.
Отрадно, что солирование Мадса поддержали остальные участники ансамбля. Датская актерская школа славна традициями, в которой актеры умело трясутся телом и мимикой вместе с «догматической» камерой, натасканы на полуимпровизации по заветам той же «Догмы 95», но при этом не забывают и о заветах Станиславского. Вся поддерживающая тройка хороша, но особо выделяется Томми Бо Ларсен, работающий с Винтербергом с «Торжества». Тогда он отменно сыграл полную мразь, какую, как говорится, ещё поискать надо. В «Охоте» он создал образ не менее сложный и сильный, чем у Миккельсена, соединив отца, друга и жертву, пройдя гнев, обвинение, сомнение и раскаяние. Возможно, поэтому Винтерберг отдал ему наиболее трагичный образ разведённого учителя физкультуры, у которого, как оказалось, в жизни не осталось ничего, кроме умирающей собаки.
К финалу Винтерберг подходит, сделав многое, но так по большому счёту ничего и не получив. Он несомненно выделил «Ещё по одной» среди остальных фильмов про жизненный кризис, осознание смертности и (не?)возможности вернуть прожитое, попыткам вернуться в молодость. Винтерберг допустил хорошо проведённое время с алкоголем, даже слишком хорошо проведённое. Он позволил стать фильму немного трансгрессивным в этом отношении, потому что одинаково «грешили» все, но судьба сложилась по-разному: кто-то наказан по полной, кто-то просто опохмелился и продолжил привычную жизнь. Наказаны, как того требует классическая драматургия, не все. А должны? Жизненная мудрость Симпсонов, что алкоголь может быть причиной всех проблем и их решений, возведена в абсолют.
Винтерберг тоже своебразно попытался вернуть свою молодость – яростный и бескомпромиссный напор анархического «Торжества», затем взрослая жизнь с выстроенной по нотам «Охотой», и наконец тупик рутины с подработкой «Курска». Только Винтерберг осуществляет эту попытку куда более взвешенно, чем его герои, с пониманием, что в ту же самую воду он уже никогда не войдет.
Он стал мудрее в отличие от фон Триера, который остался старым озлобленным мизантропом и в отчаянии уже не знает, что ему ещё выдумать, чтобы задеть до боли оставшиеся нервы человеческой души.
Поэтому блестящая кода уходит от всех возможных ошибок финалов. Избегая опасности стать хоть на какую-то позицию, намекнуть хоть на какой-то ответ, Винтерберг закономерно приходит к финалу с неразрешённым извечным вопросом «что же делать?». Что делать – непонятно. Так почему бы не напиться с горя и на радостях? Почему бы не оттанцевать прочь от проблем, вопросов и поиска ответов? Пусть это будет минутная ода радости и любви к жизни для тех, кто давно забыл, что это такое. А взлёт это или падение – оставим, как и всегда, на откуп зрителю.
Это 8-мь из 10-ти баллов.
Zelgedis - оформление.
Smooth Pimp - текст и редактура.
Kinorium 7,6
Kinopoisk 7,6
IMDB 7,8