Курс молодого бойца мне дался легко. Времени, конечно, не хватало, но сама нагрузка была мне не нагрузкой. Портянки наматывать меня ещё дома научили дяди, которые уже отдали почётный долг. А ходить мне и поболее приходилось за совхозной отарой, когда подменял отца на работе. Не напрягало меня и подчинение нашим сержантам. Особо зловредных среди них не было, да я и не подавал повода. Довольно быстро на муштре научился отключаться: тело выполняло строевые команды, а мозг мечтал о своём.
Уже на КМБ начался отсев курсантов, пока — по домам. Один натёр ноги из-за неумения наматывать портянки и его забрали родители. Другой уехал в самоволку на похороны бабушки. Хотя, отцы-командиры популярно разъяснили медалисту-отличнику, что ему бабушка близким родственником не является, а потому её смерть не может быть поводом для отпуска. Но внук бабушку чтил больше, чем Устав и уехал домой. По возвращении был отчислен. А мы с ним только начали дружить. Пришлось искать новую компанию.
Строевые занятия перемежались изучением Уставов и подготовкой к прыжкам с парашютом. В этот период нашим вниманием пытался завладеть командир взвода капитан В.Шмелёв. Бывший техник, он очень гордился, что ему доверили воспитывать будущих лётчиков и пользовался этой возможностью по полной.
Когда он понимал, что пора взбодрить наше внимание, которое напрочь отключалось после каждых 10 минут изучения Уставов, то рассказывал нам очередную «страшную» байку из жизни лётчиков. Закон подлости — вот что было изюминкой этих баек. Потому что в финале его историй обязательно появлялась зловредная деталь, которая приводила историю к драматическому концу. Это мог быть пень, единственный на весь огромный луг, который трагически обрывал благополучный конец вынужденной посадки «спарки». Или корова с единственным рогом на голове, которая фатально оказывалась на траектории пробега самолёта. Этот единственный рог пробивал остекление фонаря и убивал курсанта, воткнувшись прямо в лоб!
Уверен, что было много парней, которые откровенно потешались над этими байками. Но я всё впитывал, как губка. Тем более, что он при изложении строго придерживался авиационной терминологии, в которой он был силён, в отличие от меня. Однажды он поведал про перехват самовольщика. Там фигурировали такие понятия: тяга, максимал, минимальный форсаж, полный форсаж, горка, перехват и т. п. Хотя, реально всё выглядело так: Шмелёв затаился на спортивной площадке, зная место где курсанты перепрыгивают забор, возвращаясь из самоволки. Курсант появился, капитан выдвинулся навстречу. Курсант перепрыгнул опять за забор, а взводный это препятствие не мог преодолеть - «двигатель старой конструкции, тяга - не та!»
Дети шли в школу после летних каникул, а мы принимали Присягу. На следующий день — парашютные прыжки. Очень умно придумано. «Отказники» - на срочную службу! Но «отказников у нас, конечно, не было. Не тот случай!
Я первый раз в самолёте. Ан-2 медленно набирает высоту над площадкой за училищем. В иллюминаторах мелькает газовочная площадка, шоссе, окраина города. Меня начинает мутить. Парни пытаются шутить, но лица у всех — словно прихвачены морозом, улыбки получаются кривыми. Но у меня теперь вместо испуга на первом месте опасение, что меня вырвет прямо в салоне. Ой, как это будет позорно!
Выпускающий делает знак. Первая группа поднимается. ПДСник выглядывает наружу и воздух треплет кожей его щеки, словно тряпкой. Курсанты плотно стоят по проходу, ни живые, ни мёртвые. Первый стоит у проёма с видом зомби. Он напирает на руку выпускающего, ему надоело стоять и смотреть в пустоту. Наконец, ПДСник убирает руку, и курсант мешком вываливается из салона. Выпускающий быстро перекрывает проём рукой — второй курсант тоже норовит сразу вывалиться с закрытыми глазами. Но нужна пауза, чтобы курсанты не сошлись в воздухе. Второй парашютист лежит на руке. Рука через определённое время быстро убирается с проёма, курсант выпадает, рука снова моментально перекрывает проём.
Мне — плохо. А между тем, я самый крайний должен покинуть самолёт. Потому что — самый лёгкий. Упираясь в спину переднего курсанта, пытаясь унять тошноту, рывками продвигаюсь к двери. В соответствии с паузами, с которыми выпускающий открывает очередному парашютисту выход в бездну. Чувствую руку ПДСника и тугую струю воздуха, открываю глаза. Внизу в синеватой дымке раннего утра медленно плывет земля. Мне надо туда! Пока меня не стошнило. Рука освобождает проём.
Как и учили — не стараюсь удержаться на ногах, падаю. На земле уже свежий ветерок. Меня начинает волочить по лугу. Обеими руками подтягиваю лямки, но парашют и не думает гаситься. Одновременно перехватываю лямки повыше, но ветер их возвращает в натянутое положение. Ещё пару попыток оказались безуспешными. Меня продолжает тянуть по осенней траве. Перед запасным парашютом начинает образовываться вал из сухих коровьих «лепёшек». Скоро я их начну глотать. Что-то я проспал на занятиях... Хватаюсь за одну лямку двумя руками и начинаю её энергично выбирать на себя. Парашют гаснет. Я поднимаюсь. Тошноты — как не бывало. Повезло.
Дальше пошла теоретическая учёба. Для меня она тоже не была чем-то трудным. Просто продолжение школьных занятий. Однако, для срочников и парней, которые пришли с производства — это было испытание. Сержантам, которые почувствовали над нами власть на КМБ, пришлось обращаться за помощью в учёбе к недавним школьникам. Отношения между салагами и срочниками начали потихоньку теплеть.
У меня появился друг — Четвертак Серёга. Добрый и сильный парень, на гражданке занимался боксом. Образовалась довольно крепкая компания вчерашних школьников: Миша Насвит, Марфицкий Александр, Арцебарский Анатолий, Байбагышев Ибрагим. Именно эта компания и помогала нашему командиру строевого отделения готовиться к зимней сессии. Он был родом с Северного Кавказа, русский выучил только в армии. Учёба ему давалась с большим трудом. И какие-то экзамены он всё-таки не сдал. Мы поехали в первый свой курсантский отпуск, а он остался пересдавать «неуды».
Родители, конечно, были рады своему отпрыску в курсантской форме. Мать, оглядев меня, удовлетворённо заключила, что крепкий получился сынок. А соседка разочаровалась, обнаружив, что я нисколько не подрос. Батя затеял череду выпивок с родственниками по поводу приезда сына в отпуск. Родственники недоверчиво рассматривали мою форму, не скрывая удивления. Оказывается, никто не верил, что я поступил в лётное училище.
Две недели пролетели быстро. Я с нетерпением вернулся в училище. Предстоял выезд в лагеря на полёты. Впереди нас ждали новые испытания. Желанные. И пугающие своей неизвестностью. Удастся ли вылететь на самолёте?