Оккупация Москвы великой армией под командованием императора Наполеона продолжалась чуть больше месяца, со 2 сентября по 8 октября 1812 года, и стала переломным моментом Отечественной войны 1812 года. За время оккупации город был разграблен и опустошен пожаром.
Было два часа дня, когда Наполеон со свитой въехал на Поклонную гору, и Москва сразу открылась их взорам. Шедшая за свитой старая гвардия, тесня и ломая ряды, сгущалась на горе, и тысячи голосов кричали: "Москва! Москва!" Въехав на холм, Наполеон остановился и, не скрывая восторга, воскликнул тоже: "Москва!"
Очевидец и соучастник граф Сегюр заметил, что "...опьяненные энтузиазмом славы", маршалы бросились к императору с поздравлениями: "Вот наконец этот знаменитый город!". Наполеон сказал: "Пора, пора".
В Москве Наполеон ждал просьбы смирившегося Александра о мире, армия ждала теплых квартир, изобильного провианта, всех удобств и всех наслаждений огромного города после мучительного похода с его полуголодными рационами, отсутствием питьевой воды, палящим зноем, постоянными стычками с упорным врагом.
Французы верили, что для них это кульминационная точка похода 1812 г., что сопротивление русского народа сломлено и что подписание перемирия - вопрос дней. На Поклонной горе по распоряжению Мюрата был построен в боевой порядок авангард французских войск. Здесь Наполеон в течение получаса ожидал, а затем, не увидев со стороны Москвы никаких действий противника, приказал выстрелом из пушки дать сигнал к дальнейшему движению французских войск на Москву.
Достигнув приблизительно через четверть часа Дорогомиловской заставы, Наполеон спешился у Камер-Коллежского вала и начал расхаживать взад и вперёд, ожидая из Москвы делегации или выноса городских ключей. Пехота и артиллерия под музыку стала входить в город.
Через минут десять ожидания к Наполеону подошёл молодой человек в синей шинели и круглой шляпе и, поговорив несколько минут с Наполеоном, вошёл в заставу. По мнению очевидца Ф. И. Корбелецкого, этот молодой человек сообщил французскому императору, что российская армия и жители покинули город. Это известие, распространившееся среди французов, сначала вызвало у них недоумение, которое с течением времени переросло в уныние и огорчение. Вышел из равновесия и Наполеон.
Вскоре Наполеон достигнул берега Москвы-реки. Улицы города были пустынны. На Арбате Наполеон увидел только содержателя аптеки с семьей и раненого французского генерала. Достигнув Боровицких ворот Кремля, глядя на кремлевские стены, Наполеон сказал с насмешкой : «Voilà de fières murailles!»( Какие страшные стены)
Обер-шталмейстер Арман де Коленкур , находившийся при особе императора, писал: "В Кремле, точно так же как и в большинстве частных особняков, всё находилось на месте: даже часы шли, словно владельцы оставались дома. Город без жителей был объят мрачным молчанием. В течение всего нашего длительного переезда мы не встретили ни одного местного жителя; армия занимала позиции в окрестностях; некоторые корпуса были размещены в казармах. В три часа император сел на лошадь, объехал Кремль, был в Воспитательном доме, посетил два важнейших моста и возвратился в Кремль, где он устроился в парадных покоях императора Александра".
О ярких и в общем положительных впечатлениях, произведенных Москвой в самые первые дни ее оккупации, говорит письмо, которое Наполеон написал императрице:"Город так же велик, как Париж. Тут 1600 колоколен и больше тысячи красивых дворцов, город снабжен всем. Прекрасное завоевание - результат сражения под Москвой!".
Французы буквально не могли поверить своим глазам, бродя по громадной столицы и видя, что она пуста. Зловещее и дикое это было впечатление. "Вступая вслед за пехотой, я проходил через громадные площади и улицы. Я заглядывал в окна каждого дома и, не находя ни одной живой души, цепенел от ужаса" (показания французского артиллериста). Капитан Лефрансэ отвечал: "Подобным образом больших городов не покидают. Эти канальи попрятались, мы их разыщем, и они будут перед нами стоять на коленях!".
Но эти первые впечатления французской армии уже с утра 3 сентября стали вытесняться грозным событием, которое принимало совсем неслыханные, поистине чудовищные размеры. Пожары, начавшиеся с вечера 2 сентября, охватили уже полгорода и продолжали усиливаться. Французские солдаты вбегали в дома и тащили все, что уцелело от огня. "Нередко случалось, что идущих по улицам обирали до рубахи, а у многих снимали только сапоги, капоты или сюртуки. Если же найдут какое сопротивление, то с остевенением того били, и часто до смерти". Кое-кто из солдат прибегал и к пыткам. Схваченных на улице заставляли работать, носить за собой мешки с награбленными вещами, а также копать огороды, "таскать с дороги мертвых людей и лошадей".
В течение всего дня 3 сентября пожар разрастался. Ночью Наполеон проснулся от яркого света. Нужно было срочно уходить из Кремля. Покинув Кремль, он решил перейти в Петровский замок, который стоял вне городской черты. Вот знаменитое показание графа Сегюра: "Нас осаждал океан пламени: пламя запирало перед нами все выходы из крепости и отбрасывало при первых попытках выйти...Мы шли по огненной земле, между двумя стенами из огня. Удушающий воздух, пепел с искрами, дыхание наше становилось прерывистым, сухим, и мы уже почти задыхались от дыма". Наполеона и его свиту спасли случайно встретившиеся солдаты.
Свита и части армии, которые вышли во время пожара к Петровскому замку, целыми часами глядели на пылавшую Москву. "Это было устрашающее зрелище, этот пылающий город. Ночью видна была линия огня больше чем в милю длиной. Казалось, это вулкан со многими кратерами. На четвертый день мы вернулись в город и увидели там только развалины и пепел".
В эти и ближайшие дни шел повальный грабеж домов и лавок. Не было возможности удержать солдат. Вот показания одного из оставшихся в Москве:"Опустошение и пожары продолжаются...Своевольства столь велики, что были наказываемые, но теперь никто не в силах удержать. Все французы ежедневно пьяны после обеда, и жители их убивают. Французы опечалены и ожесточены, что не требуют у них мира, как Наполеон обещал при занятии Москвы, а потому разорением и грабежами думают к миру их принудить...". Сам Наполеон признает в своем письме к Александру, что он успел уже расстрелять 400 "поджигателей".
6 сентября Наполеон вернулся в Кремль. Из Москвы он продолжал управлять своей империей: подписывал декреты, указы, назначения, перемещения, награды, увольнения чиновников и сановников. После своего возвращения в Кремль французский император принял решение, о чём он заявил во всеуслышание, остаться на зимних квартирах в Москве, которая, как он полагал в тот момент, даже в её нынешнем состоянии даёт ему больше приспособленных зданий, больше ресурсов и больше средств, чем всякое другое место.
Наполеон сделал три попытки довести до сведения царя о своих миролюбивых намерениях, но так и не получил на них ответа.Вскоре ему стала понятна бесперспективность заключения мирных соглашений с русскими и невозможность обеспечения продовольствием. После этого Наполеон принял решение оставить Москву. К принятию такого решения французского императора также подтолкнула резко ухудшившаяся погода с ранними заморозками.