Я уже забыла, сколько мне тогда исполнилось - 12, может быть 13. Славка был старше, и учился в Минском суворовском училище. У него была такая красивая форма, черная. И аксельбанты с подвесками. Мы просто случайно познакомились, Он тогда приехал на побывку домой, в Ленинград. Его отец, уже поколесивший по странам и гарнизонам, преподавал в Академии. От деда –цыгана достались Славке в наследство большие зеленые глаза, цвета майской молодой травы, и черные кудри, которые росли так быстро, что нарушали устав. И конечно неуловимый дух дороги, умение жить легко и искристо, извлекая радость и счастье из обыденных, казалось бы, вещей.
Мы слонялись по старым Ленинградским улицам. Ели в Севере одно пирожное на двоих. Пили газировку за 3 копейки из автоматов. Веселые, беззаботные и совершенно нищие дети. Наша юность чуть приоткрыла двери. В Петергофе, пробравшись в дырку в заборе мы бродили среди фонтанов и восхищались Самсоном, бежали к Финскому заливу и долго шли по воде, взявшись за руки, смотрели на маленьких рыбок, и брызгались.
Каждую его побывку мы встречались. Текло время, я пошла в 9 класс физико-математической школы, а Славка поступил в одно из Военных училищ в Ленинграде. Мы стали встречаться чаще. Он убегал в самоволки, а я – с уроков. Как то мы поехали в лесопарк и нашли землянику. Мы собирали ее в ладони и кормили друг друга. А потом поцеловались. Мне было 15 лет. Этот первый поцелуй, он пах земляникой и радостью. В нем не было ни страсти, ни горечи. Только нежность и аромат земляники.
Я поступила в Политех, а Славка заканчивал училище. Когда я уехала на картошку, то послала ему письмо. Совсем обычное, и засушенную ромашку. Потом вернулась в Ленинград. Мы все так же любили бродить вдвоем, взявшись за руки. Вот только для Славки все было очень серьезно. И когда мне исполнилось 17 лет, он пришел с цветами и сделал предложение. Очень старомодно, встал на одно колено и попросил моей руки.
Я в ответ засмеялась.
- Нас никто не распишет, мне только 17.
- Не волнуйся об этом, мой папа поможет, нас распишут за 5 минут, и мы полетим с тобой в Чехословакию. Меня распределили в Чехословакию.
- Я хочу учится и закончить институт, - сказала я, - я не хочу замуж, я не готова.
Он уговаривал меня долго и упрямо, а потом ушел, и пропал на целый год.
Но однажды раздался звонок в дверь. На пороге стоял Славка. Мы пошли в комнату, и я поставила чай.
- Как ты живешь? - спросил он.
- Нормально, ответила я, - учусь. А как ты? Я слышала ты женился. Как твоя жена? Какая она?
- Служу в Чехословакии. Женился. Жена как жена, обычная. Знаешь Леся, никогда не выходи замуж из за обиды, или назло. Из этого не выйдет ничего хорошего.
- Я замуж и не собираюсь, мне еще долго учиться.
Мы поговорили, потом он поднялся.
- Мне пора, я еще не был у родителей. Прилетел, и прямо к тебе.
Я поцеловала его в щеку, наверно по многолетней привычке. А он сжал мои плечи. Его поцелуи были горячими и горькими. И я вырвалась. Он ушел, что бы снова позвонить мне в дверь, когда прилетит в Ленинград.
Однажды я вернулась из магазина, а Славка стоял у порога. Мы зашли в комнату. Пили чай и разговаривали.
- Через две недели я улетаю в Афганистан, - сказал Славка.
У меня внутри все замерло, будто меня ударили. Мне стало страшно и больно.
- Зачем? - спросила я, - твой отец легко может сделать так, что бы ты там не служил.
- Нет, - ответил Славка, - он не будет так делать, ведь это бесчестно. Я должен. Там служат мальчишки, совсем дети. Я военный, служить – моя работа. Я не могу отказаться. Я не могу потерять свою честь. Знаешь, если я погибну, моя жена выйдет замуж через пару месяцев. Ведь она вышла замуж не за меня, а за мою службу в Чехословакии.
Я проводила его до дверей. Он шел по улице, стройный, подтянутый, в своем идеально сидящем мундире. Молодой капитан. Его плечи не были опущены. Но все равно было видно, как ему тяжело.
Через полтора года, поздним вечером в мою дверь позвонили. На пороге стоял военный с палочкой, и по его лицу я все поняла.
- Славка умер в госпитале, - сказал майор. Он просил передать Вам это, и успел написать пару строк.
Я разорвала бумагу. Связанные обычной бечевкой там лежали тетрадки, такие – за 2 копейки. Много-много тетрадок. Потом мужчина протянул незакрытый конверт. Я вытащила письмо. Сложенный пополам листочек в клеточку. А в середине – ромашка, та самая, что я посылала Славке когда-то. Кривыми, шатающимися в разные стороны буквами было написано: «Я буду любить тебя всегда».
- Мне надо заехать к его родителям, - сказал мужчина, - я должен им сообщить.
- Пожалуйста, Вы можете заехать к ним завтра. Пусть он будет для них жив еще хотя бы одну ночь. Просто ранен, ведь это не так страшно. Подарите им ночь.
- Хорошо, - сказал майор. И почему то отдал мне честь.
Я открыла тетрадки. Это были письма. На каждом листочке дата и письмо. Он писал их мне очень часто, и не отправлял. Когда служил в Чехословакии, когда служил в Афганистане…
На похороны и поминки я не ходила.
А потом позвонил его отец и заехал за мной. Мы сидели в большой гостиной за старинным дубовым столом. Я вообще никогда не пила. Ничего и не капли. Но в тот день, в широком, суженом кверху бокале, я согревала ладонями дорогой коньяк. И пила, и не чувствовала вкуса, словно это была вода. Я начала вспоминать, как мы со Славкой, совсем еще дети, ели эклер с двух сторон и перемазались кремом, а потом купались в Финском заливе. И вдруг его мать закричала. Ударила Славкиного отца и закричала.
- Это ты виноват, ты убил моего сына! Мне нет дела до вашей чести. Кто вернет моего ребенка?
Она била его по лицу, царапала и снова била. А он стоял прямо, принимая удары в лицо, сжав кулаки и не опуская плечи. А со сжатых кулаков падали капельки крови.
Она все кричала и кричала.
- Верни мне сына! Верни мне сына! Где мой сын? Почему, ну почему для него честь была выше жизни? Верните мне сына!
А потом она замолчала. Неожиданно и резко. Подошла ко мне, обняла и заплакала…
Славкина вдова вышла замуж через 3 месяца после похорон.
Как то я пришла домой и увидела мать. Она сидела и читала его письма.Те самые тетрадки.
- Что ты делаешь?, - спросила я: У тебя нет права их трогать.
- А тебе что, жалко?
- Жалко? Нет, это не то слово. Не смей к ним прикасаться.
Я сложила тетрадки в большой пакет, взяла на кухне противень и спички и вышла на улицу. Я жгла их. Все эти не отправленные письма. Все его признания в любви. А поднявшийся ветер уносил пепел. Я оставила только одно письмо, то, с ромашкой: «Я буду любить тебя всегда».
ТЕКСТОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ ДАННОЙ СТАТЬИ И ФОТОГРАФИИ ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА ЯВЛЯЮТСЯ СОБСТВЕННОСТЬЮ Елены Андрияш и КАНАЛА Елена Андрияш И ЗАЩИЩЕНЫ АВТОРСКИМ ПРАВОМ. ПОЛНОЕ ИЛИ ЧАСТИЧНОЕ КОПИРОВАНИЕ И ПОВТОРНОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ РАЗРЕШЕНО ТОЛЬКО ПРИ УКАЗАНИИ ГИПЕРССЫЛКИ НА КАНАЛ Елена Андрияш- https://zen.yandex.ru/id/5d6978bd028d6800ac24929a КОММЕРЧЕСКОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ЗАПРЕЩЕНО.