И все, что было скрыто до сих пор,
Все Наш век пройдет. Откроются архивы.
тайные истории извивы
Покажут миру славу и позор.
Иных богов тогда померкнут лики,
И обнажится всякая беда.
Но то, что было истинно великим,
Останется великим навсегда!
Н. Тихонов
Освоение Приамурья не всегда проходило пафосно и гладко, как это представляется глазами многих писателей, буквально изжевавших эту тему. Одной из черных страниц истории присоединения к России дальневосточных земель стало завершение так называемого третьего сплава по Амуру. Предыстория амурских сплавов такова. После начала Крымской войны генерал-губернатор Восточной Сибири Муравьев добился разрешения императора использовать реку Амур для наибыстрейшей переброски войск с целью защиты Охотского побережья и Камчатского порта от предполагаемых вражеских десантов. 14 мая 1854 года экспедиция в составе батальона пехоты, сотни конных казаков и двух горных орудий, всего около тысячи человек во главе с губернатором на баржах и плотах отчалила от Шилкинского Завода. Через месяц караван прибыл в Мариинский пост. Без промедления 350 солдат было отправлено морем в Петропавловский порт, сыграв решающую роль в успешной обороне города от англо-французского десанта. Казаки и пушки были оставлены для защиты Де-Кастри. Англо-французская эскадра после поражения у Петропавловска рыскала по гаваням Сахалина и Охотского моря. Н.Н.Муравьев решил увеличить русские силы и раннею весной 1855 года по Амуру поплыл огромный транспорт барж с войсками. Со вторым сплавом были приведены на защиту края 15 и 14 линейные полубатальоны, 6-я Буреинская сотня Амурского казачьего полка, сводный казачий пеший полубатальон. С этим сплавом шли 480 переселенцев, положившие начало заселения Амура. На рассвете 3 октября с кораблей вражеской эскадры началась высадка десанта в Де-Кастринской бухте, успешно отбитая казаками есаула Пузино и артиллеристами Кузьменко. Несколько дней продолжался артиллерийский обстрел русских позиций и безуспешные попытки десантироваться на берег. 5 октября в Де-Кастри прибыл полковник Сеславин с ротой пеших казаков есаула Забелло, а на следующий день 6-я сотня Амурского полка и 160 солдат 13-го линейного батальона. 17 октября корабли неприятеля ушли, ничего не добившись. Опасаясь повторного нападения, генерал Муравьев, сам убывший в столицу на коронацию императора Александра II , отдал приказ о начале третьего сплава из Забайкайля с началом навигации 1856 года. В состав экспедиции вошли линейные солдаты под начальством подполковника Н.В. Буссе, с которым были 1636 нижних чинов 13-го и 14-го Сибирских линейных батальонов при 24 офицерах . Надобно здесь остановиться и рассказать немного поподробнее о том, что же представляли из себя линейные батальоны, как воинские единицы? Линейные батальоны начали формировать в1803 году. Первые четыре батальона были сформированы на оренбургской границе. На протяжении большей части ХI Х века они были основным типом русской пехоты на окраинах России (в Финляндии, Средней Азии, Сибири и на Кавказе ). Линейные батальоны были особой категорией войск, они не входили в стратегические расчёты командования на случай войны, не предназначались для передислокаций, обладали худшей выучкой и использовались для хозяйственных целей. Личный состав набирался в основном из числа штрафованных солдат. При большем числе солдат, по сравнению со строевыми пехотными батальонами, число офицеров и унтер-офицеров было значительно сокращено. По сути дела тремя вот такими «стройбатами» и казаками Россия не только завоевала огромный Приамурский край, но и сумела защитить от супостата весь Дальний Восток, включая Русскую Америку, куда на промысловой шхуне была отправлена рота 14-го Сибирского линейного батальона. Во время этого сплава, ставшего третьим по счету, вдоль по р. Амур были поставлены 5 военных постов: Кутомандский – в устье р. Кутоманда, Кумарский (25 человек) – близ устья р. Кумары, Усть-Зейский (50 человек) – близ устья р. Зеи, Хинганский (24 человека) – при входе р. Амур в ущелье Малого Хингана, и Сунгарийский (24 человека) – напротив устья р. Сунгари. Несколько позже до Амура дошла весть о прекращении войны, что сделало ненужным присутствие в низовьях реки столь значительного контингента войск, содержание которого, из-за проблем с доставкой припасов, обходилось достаточно дорого. Более того, из-за скученности большого количества людей, при огромном недостатке жилых помещений в Николаевском посту вспыхнула эпидемия тифа, осложненная паротитом, лечить который тогда не умели. Люди умирали от удушья, умер и врач экспедиции. Случались заболевания цингой. Командованием было принято решение о возвращении в Забайкалье 13-го и 14-го Сибирских линейных батальонов и большей части казаков. Таким образом, к концу 1856 г. в нижнем Приамурье остались: 15-й Сибирский линейный батальон и 4 горных орудия. В то же время расстановка постов была не совсем удачна – слишком велико было расстояние между ними. По мнению современников, для проведения подъема войск вверх по течению не хватало еще как минимум трех постов. Кроме того, при постановке постов не предполагалась возможность возвращения одновременно такого числа войск. Именно это стало одной из главных причин катастрофы, постигшей возвращавшиеся войска. Избежать ее не было возможности – продовольствия в Николаевске имелось в обрез и зимовать там было нельзя. Другой причиной был просчет М.С. Корсакова, по распоряжению которого войска должны были проходить по 40 верст в день и еще успевать при этом рубить на ночлегах дрова для пароходной навигации будущего года. Выступили они из Мариинского поста на исходе июля тремя отрядами. Первый отряд – в составе 2-х рот 14-го Сибирского линейного батальона, взвода горной артиллерии и казачьей сотни, в числе около 1000 человек скупил у местных аборигенов почти все лодки, имевшиеся в наличии. Баржи и плоты не годились для подъема против течения. Возглавляемый самим начальником эвакуации полковником А.Н. Сеславиным, отряд, несмотря на некоторые трудности, прибыл благополучно в Забайкалье еще до наступления зимы. Второй отряд – в составе 2-х рот 13-го Сибирского линейного батальона и сотни казаков, составлявший 819 человек, возглавлял командир 14-го Сибирского линейного батальона майор В.Е. Языков. В Забайкалье отряд прибыл почти вслед за первым, но из-за недостатка в продовольствия между Кутомандским и Усть-Стрелочным постами голодал, что вызвало болезни и даже смерть нижних чинов. Третий отряд выступил в самом конце июля на утлых лодчонках, набранных с большим трудом. Отряду пришлось двигаться по пути, которым уже прошли две тысячи солдат, и который был обеспечен на протяжении 2340 верст всего пятью постами, запасы продовольствия коих были почти целиком съедены. Отряд состоял из солдат 13-го Сибирского линейного батальона, в числе 370 человек нижних чинов и 9 офицеров, под начальством командира батальона полковника А.Н. Облеухова. Данный офицер является основным «героем» моего повествования, поэтому остановимся на его биографии поподробнее. Родился будущий командир несчастного батальона 1824 году, происходил из потомственных дворян Херсонской губернии. Отец его, Н. Облеухов, был артиллерийский полковник, герой Русско-турецкой войны, кавалер ордена св.Георгия 4-й степени. По достижении 10-летнего возраста А. Н. отдан был в Павловский кадетский корпус, который и окончил в 1842 году. Произведенный в прапорщики 8-го августа того же года, он был назначен в лейб-гвардии Павловский полк, с которым, между прочим, участвовал и в Венгерской кампании в составе «ограниченного контингента» русских войск, так сказать, наводил «конституционный порядок». Дальнейшая служба Облеухова протекла в Сибири. Верхом строевой карьеры и стала должность командира батальона. Подъем вверх по течению начался из Мариинского поста 27 июля, а Усть-Стрелочного караула достигли только 16 декабря, «проведя в пути 143 дня и выдержав в течении этого времени, при самых неблагоприятных условиях сорокадневный пост, не имеющий себе равного в истории и стоивший 102 жертвы, т.е. почти треть всего отряда». Солдаты совсем не умели идти бечевой и страшно мучились, таща вверх по течению лодки с имуществом, напрасно изнуряя себя. Юнкера Малков и Комаров позднее показали следственной комиссии следующее: «Полковник Облеухов, перед отправкой его с батальоном на Амур высватал себе невесту у богатого верхнеудинского купца Курбатова. Сказывали, что полковник был огорчен разлукой, часто бредил скорейшим свиданием с ней, целые ночи проводил без сна, а утром засыпал и приказывал не беспокоить его. Вследствие этого весь батальон ждал пробуждения своего командира и не имел права трогаться с места. Так же говорили, что на одном и том же ночлеге приходилось жить по два-три дня. Дорогой задавались пиры в честь именин жены, тестя и тещи, а равно праздновались стоянкой на месте все царские и церковные праздники. В этих торжествах и стоянках незаметно прошло все лето». Ночами командир писал своей возлюбленной пламенные сонеты, а днем отсыпался, пока ударившие морозы окончательно не привели батальон на край гибели. Сомневаюсь, что в пирах принимали участие несчастные солдатики. Выходит господа офицеры жрали небольшие запасы продовольствия, выделенные всему батальону? Лодки накрепко вмерзли в лед и имущество батальона вместе с багажом господ офицеров обессилившие нижние чины принуждены были тащить на себе. Высшее начальство почему-то думало, что 13-й батальон прошел Амур на лодках во время навигации. Сведений не поступало и никому до этого дела не было. Потерялся целый воинский отряд, а командование и в ус не дуло. По расчету генерал-губернатора батальон должен был брать провизию на постах не более как на 8-10 дней. Предполагалось, что на посты доставлена мука. Однако с верховьев Амура мука доставлена не была, так как баржа, на которой главным распорядителем был подпоручик Д.О. Прещепенко, в 20 верстах ниже Албазина села на мель. Это предопределило катастрофу. Если бы мука была доставлена на Кумарский пост своевременно, где были уже обустроены печи для выпечки хлеба, умерших от голода не было бы вовсе. От Котоманды до Усть-Стрелки никто не умер, потому, что на этом посту была оставлена мука и выпекался хлеб для батальона, которым снабдили проходивших по количеству едоков и дней. Командир Усть-Стрелочного поста есаул Кирик Богданов единственный забил тревогу, узнав от кочевых манегров, что внизу по Амуру солдаты умирают от голода и едят друг-друга, снарядив транспорт из 6 казаков и всех 24 лошадей, бывших в его распоряжении, отправил своего сына урядника Романа Кириковича Богданова навстречу погибавшим. Собрали все теплые вещи, что смогли. Казачьи семьи, сами жившие впроголодь, принесли последние продукты. Ниже Албазина глазам казаков представилась страшная картина: около сидевшей на мели баржи с мукой лежали вповалку десятки живых и мертвых солдат. У одних происходила рвота, у других колики и судороги, несколько десятков людей, хотя и были на ногах, бродили, пошатываясь от слабости, как отравленные мухи. По словам плачущего подпоручика Прещепенко, причиной послужило то, что изголодавшиеся солдаты, обрадовавшись находке, сбили его с ног и, не слушая увещеваний офицера, жадно и неудержимо набросились на муку и стали пожирать ее с животным остервенением Некоторые припадали к груде муки и ели полным ртом и, не в силах проглотить набранную в рот сухую массу, задыхались насмерть. Ниже по течению от баржи встречались душераздирающие картины: солдаты, голодные, шли пешком в одних шинелях и фуражках по 35 градусному морозу, полуживые, с черными обмороженными и закопченными до неузнаваемости лицами и руками. Одним словом, близко знакомого человека нельзя было узнать – лица и конечности были сильно изуродованы морозом. Несмотря на это, солдаты тащили ружья и ранцы. На совет бросить амуницию отвечали, что за потерю казенного имущества отдадут под суд. На берегах виднелись огни костров, разведенных впереди идущими. Отставшие поддерживали огонь как могли, но у них не было топоров. Благодаря заботливому командиру на весь отряд было четыре топора. От Пермыкиной отмели чаще и чаще стали попадаться замерзшие солдаты, лежащие вдоль берега и у погасших костров. Ниже Вагановского почтового станка, на одном из островов было очень много окоченевших тел, замерзших в разных позах, по большей части погибших от голода. Самое страшное, что у многих трупов были вырезаны филейные части. На острове казаки застали человек 20-25 живыми, которые по случаю отсутствия сапог и по другим причинам не могли идти далее и остались тут питаясь человеческим мясом, теряя человеческий облик и ожидая смерти. В числе этих людей был унтер-офицер Безобразов, сознавшийся, что питался человечиной. Юнкер Комаров, забайкальский уроженец, отпирался, говорил, что человеческое мясо не ел, а питался ремнями и кожей от ранцев и сапог. Он рассказывал, что на острове было не менее 50 человек, почти все питались мертвечиной, которая всем опротивела. В один из вечеров решили бросить жребий, кого из товарищей утром забить на свежее мясо. Жребий выпал на Комарова. С отчаяния, Комаров не спал всю ночь, молился Богу об избавлении его от лютой смерти и, почти невменяемый, пошел в лес, чтобы помереть с голоду, избавившись от более страшной смерти. Проходя мимо дикой скалы у протоки, он увидел под скалой волка и убившегося падением со скалы изюбря. Обрадованный юнкер стал звать своих товарищей. Кто имел силы, явились на зов, разрезали зверя на куски и ушли с острова, а те , кто не мог идти далее, остались на этом проклятом острове ждать смерти. Комарову достались обрывки шкуры изюбря, которыми он обмотал ноги взамен развалившихся и съеденных сапог. Вонь от невыделанной шкуры стояла невыносимая, но случаи смерти от вони неизвестны, а ноги, зато остались целыми. Комарова казаки снабдили теплой одеждой и увезли с собой в Усть-Стрелку. Далее этого острова ездили еще верст на 15, но никого более не нашли. Трупы умерших хоронили как могли – забрасывали камнями, ветками деревьев, а то и просто закапывали в снег. Ни лопат, ни ломов не было, а земля в здешних краях промерзает метров на пять. Ружья и казенные вещи были собраны и привезены в Усть-Стрелку, откуда были отправлены в штаб 13-го Сибирского линейного батальона. На обратном пути казаки собирали и везли всех, кто не мог сам идти. Когда лошади обессилев падали, впрягались в самодельные волокуши сами. Командир батальона не ждал солдат и уехал в Шилкинский завод на встречу своей ненаглядной, оставив за себя одного из младших офицеров. Найденный замерзающим в снегу под корягой уроженец Кяхты солдат Малков, сын священника рассказывал: «Облеухов с офицерами, увидевши неминуемую смерть своего батальона, накупили и отняли насильно у кочевых манегров лошадей, бросили солдат и уехали вперед, поэтому среди умерших не было ни одного офицера». А ведь мясом этих лошадей можно было спасти людей от голода. Такой вот заботливый «комбат-батяня». Любимую собаку ел сам, даже с господами офицерами не делился, как говорят. Что там простые служивые! «Людишков много», рекруты из крепостных в основном, бабы новых нарожают. Подчиненные офицеры видать были под стать бравому полковнику. Вот кто на самом деле являются людоедами! Шкуру свою драгоценную дворянскую спасти бы, не до солдатиков… Малкову насильно влили в рот теплого коровьего масла и укутав в тулуп доставили в Усть-Стрелочный пост с отмороженными ногами. У него началась гангрена, а у доктора не было хирургических инструментов для ампутации, поэтому молодой человек умер к утру в страшных муках, крича без умолку всю ночь. Поисковая партия возвратилась в конце декабря, вывезла с собой и спасла от голодной смерти до 70 человек. По словам очевидцев, когда показалась станица Усть-Стрелка, спасенные бегом бросились кто мог ходить на эту землю обетованную по льду реки. Как дети перегоняя друг-друга падали на бегу, разбивая коленки и лица до крови. Добежав до станицы целовали промерзлую землю и плакали радостными слезами, благодаря Бога, что вышли живыми из своих тяжких испытаний. Генерал-губернатор Муравьев писал в своем письме есаулу К.Богданову: « Отлично сделали, что навстречу голодающим солдатам послали своего сына… Запретите вашему сыну и бывшим с ним казакам говорить кому-либо, что видели, и сами имейте это только в памяти…». Как видим, трагедию с самого начала замалчивали по указке с самого верха. Что же случилось далее со славным командиром замерзших и съеденных солдат? Высокие покровители и родственные связи помогли. Полковник Облеухов от командования батальоном был отстранен и понижен в звании до подполковника. Только и всего! Затем, вероятно в качестве поощрения назначен членом иркутской полевой провиантской комиссии. Поближе к харчам. В последней должности он пробыл около трех лет; за это время получил свой орденок за участие в присоединении Амурского края к России - св. Анны 3-й степени (жаль, что не бывает орденов третьего сорта) и вновь произведен в полковники. Мучился ведь, кушая любимую легавую собаку, страдал, здоровье потерял. Расстроенное здоровье вскоре заставило его временно выйти в отставку (30-го августа 1858 года) и отъехать в имение на запад империи, лишь 9-го ноября 1864 года он снова поступил на службу. Причисленный к главному управлению Восточной Сибири, Облеухов вскоре был назначен сначала Ачинским городничем, а 23-го августа следующего года Енисейским городничим. После административных реформ в Восточной Сибири, он 1-го января 1868 года был назначен енисейским окружным исправником, в общем служил на вертухайских должностях - людей ему больше не доверяли. Спустя полтора года А. Н. Облеухов был прикомандирован к штабу местных войск петербургского военного округа с зачислением кандидатом на должность губернского воинского начальника. Состоя при штабе местных войск петербургского военного округа, Облеухов исполнял несколько раз обязанности губернского воинского начальника (в г. Олонецке), начальника петербургского Семеновского, Александровского военного госпиталя , а с 1872 года по 1874 год неоднократно был назначаем в состав временных военно-окружных судов, учрежденных в гг. Петрозаводске, Архангельске и Белозерске. Затем, с 8-го мая 1874 года Облеухов состоял председателем ревизионной комиссии при шлиссельбургской военно-исправительной роте. Выслужив полную пенсию полковник-людоед подал прошение об отставке и 2-го декабря 1876 года был произведен в генерал-майоры с увольнением в отставку, с мундиром и пенсией, после чего остался в Петербурге, где жил до самой своей смерти. Никто и никогда не обозвал его преступником и людоедом. Гибель солдат замалчивали, дабы не портить благостную картинку «бескровного» присоединения Амура. Генерал-майор А. Н. Облеухов скончался 23-го января 1879 года. Похоронен на Смоленском кладбище с салютом, в отличие от несчастных солдат 13-го Сибирского линейного батальона, могил которых никто не знает. Весной 1857 года граф Муравьев-Амурский без свиты, взяв только урядника Романа Богданова, на лодке причалил к злополучному острову. Ему хотелось посмотреть то место, где страшной смертью погибли солдаты 13-го линейного батальона. Генерал стал собирать кости ( часть трупов, должно быть, не была захоронена зимой или волки выкопали их из свежих могил и растаскали костяки), а Богданову приказал рыть в песке могилу. Когда все кости были собраны, губернатор Восточной Сибири своими руками сложил их в могилу и засыпал землей. Стоя на коленях долго шептал что-то, крестился и плакал. Сделавши земной поклон и, вставая на ноги, проговорил: «Простите меня, безвинно погибшие, в смерти вашей я не виноват». Кто же был истинным виновником гибели почти каждого третьего солдата из отряда полковника Облеухова? На этот счет имеется несколько версий авторов, отображающих эту тему. Среди виновников называются и Корсаков, и Н.В. Буссе, ответственный за сплав, впоследствии первый военный губернатор Амурской области, и сам командир батальона Облеухов. Но в итоге все же смею предположить, что именно командир батальона с офицерами своим поведением и бездарным командованием предопределили катастрофу. А тринадцатый батальон, получив пополнение из новых рекрутов продолжал служить уже с новым командиром капитаном Дьяченко. Топорами солдат батальона строился военный пост Хабаровка, десятки станиц и сел по Амуру и Уссури, казармы и полевые укрепления. На месте высадки 13-го линейного батальона у подножия Амурского утеса в центре Хабаровска есть мемориальная доска, а в скверике неподалеку установлен памятник основателю города капитану Дьяченко. То, что в то время не было придано значения случившейся трагедии и официально не определен ее виновник, говорит о том, что любыми средствами достигалось высочайшее повеление о заселении восточных земель... Закончу свое грустное повествование словами капитана Генерального штаба М.И. Венюкова, сподвижника Муравьева и писателя его эпохи: «Вечная память этим безвестным страдальцам, жертвам не великого дела, а неумелости тех, кто брался ими распоряжаться!...»
