До того, как в восемьдесят девятом открылась Опера Бастилии, Жиль пел в Италии, потом решил вернуться на родину. Карьера шла в гору, доходы росли, в жизни наступила стабильность, хотя сам Жиль не особо обращал на такие мелочи внимания. Его амбиции не распространялись на покорение мировой сцены, хотя гастроли были, конечно, но, опять же, это не занимало его больше, чем чашка утреннего кофе на рю Бланш. Крутой поворот в жизни наметился лишь тогда, когда Жиль, чуравшийся любых длительных отношений, влюбился. Внезапно и бесповоротно, как пятнадцатилетний подросток, до дрожи в коленках и бессонных ночей.
Она – прима в Опера Гарнье, он – не последний тенор в Париже, и в принципе все могло сложиться иначе, но высшие силы, которые послали ему это испытание, видимо, решили по-другому. С самого начала всё как-то не заладилось, но он этого не мог видеть, ведь он был влюблён и, следовательно, слеп. Он был интересен своей возлюбленной, как экспонат или очередной трофей, тем более, что чистые и искренние чувства, как минимум, приятны и могут польстить кому угодно. Его дама сердца, как выяснилось потом, оказалась фантастически холодной и расчётливой стервой. Достаточно быстро так, что бедняга Жиль толком ничего не успел понять, она выдоила его до последней капли, а когда тот, растратив всё, что было накоплено в хорошие времена, залез в долги, без сожаления бросила его, не забыв сделать так, чтобы до несчастного влюблённого ко всему прочему дошла информация о том, что все то время, пока они были близки, она имела роман на стороне.
Когда он наконец очнулся и понял, что все, чем он жил последние полгода превратилось в дым, что здесь и сейчас он остался у разбитого корыта, то с горя напился и спрыгнул в Сену, но выбрал неудачный момент: недалеко проплывал прогулочный катер, и его выловили сердобольные сербские туристы. Но этого хватило на то, чтобы он серьёзно простудился и на долгое время слег с горячкой. Больница вытянула у него последнее; голос по оперным меркам пропал, и он вышел из больницы – нищий, оборванный и склонный к выпивке. Научиться таскать кирпичи или месить цемент он так и не смог, но зато освоил новую философию городского бродяги, который не имеет дома, но зато может в любой момент, находясь где угодно, ощутить пульс города и чисто интуитивно понять, что ему делать дальше и куда сегодня идти. Так закончилась одна его жизнь и началась другая; теперь он поёт и занимается чистым искусством, свободный от желаний и практически не имеющий ниточек, за которые его можно было бы подёргать.
Мы помолчали, первой заговорила Лили:
- Как грустно!
- Да нет, не печальней любой другой судьбы, - ответил Жиль и пояснил:
- У меня всё случилось очень быстро, в один миг, поэтому мою историю можно потрогать руками. А многие годами и десятилетиями растрачивают и теряют то, что у них есть. Продают свои мечты за кусок хлеба и засыпают сном мертвеца. Они, конечно, не покойники в прямом смысле слова, но для них всё кончено, и они не в силах этого осознать.
Дорогие читатели! Понравился отрывок, ставьте лайк, подписывайтесь на мой канал и следите за обновлениями!
Жду вас в одноименной группе в вк