Ночь. Серебряными узорами вышивает луна бархат тьмы. Скребется в окно, просится в дом, ветка яблони. Еле слышен запах смолы источаемый сосновыми бревенчатыми стенами. Тихо. Вслушиваюсь в тишину, пытаясь понять, что разбудило меня. Мне тревожно. Колотится сердце. Что-то зовет меня, торопит. Поднимаюсь. Торопливо одеваюсь, с трудом попадая в рукава рубашки трясущимися руками. Искать сандалии некогда, выскакиваю босыми ногами на крыльцо. Таинственная сила тянет меня, заставляет бежать все быстрее вдоль деревенских садов, потом по мокрому лугу. В сосновом бору замедляю шаг. Босые ноги скользят, утопая во впитавшем влагу мхе. Больно колют сосновые иголки. Бреду, не понимаю, куда и зачем, чувствуя всю нереальность происходящего. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я вышел к реке.
Иду вдоль берега реки, слушаю плеск волн, перекатывающиеся через каменные островки. Сейчас темно и не видно, насколько красива она. А днем, в полуденный зной, наполненная солнцем река испускает солнечные зайчики на цветные камни и маленькие радуги. И называется она, поэтому Радостной. Радостная ведет меня все дальше и дальше. Пологий берег сменяется известковыми холмами, и я с ужасом понимаю, что приближаюсь к проклятому месту, к старой заброшенной мельнице.
Про ту мельницу ходило множество легенд, люди боялись ходить туда и даже мы, мальчишки, не решались нарушить покой проклятого места. Что же тянет меня, заставляет идти туда ночью, куда и днем люди не хаживали? Страх липкой волной накрывает меня, зловеще обступает меня темнота, прячется луна в тучи. Стою на окаменевших ногах, не в состоянии бежать отсюда, не двигаться дальше. Не знаю, сколько времени я находился в оцепенении. Выглянула луна из-за тучи, расстелила дорожку по воде. Бросив взгляд на реку, увидел свое перекошенное от страха лицо и расхохотался. Рассмеялась со мной луна, рассмеялась ночь. Мне стало легко.
Взбираюсь на крутой известковый холм, цепляясь за извивающиеся змеями ветки деревьев. И вот передо мной вырастает скелет старой мельницы. Мертво зияют пустые глазницы окон, застыли немо изломанные руки водяного колеса, перекошена криком проем двери, разрушенная крыша впускает внутрь ночь.
Осторожно ступаю по холодным, острым камням, выпавшим из кладки стен. Подхожу к двери. Заглядываю внутрь. В нос ударил запах сырости. Внутри царит запустенье, голые стены, нагромождение камней, досок. В лунном свете пляшет пыль. Собираюсь выходить, бросаю взгляд на дверь и….холодею. В проеме двери стоит худой старик. Длинные седые волосы развеваются ветром. Острый внимательный взгляд из-под густых бровей. Внутри меня обрывается сердце и висит на тоненькой ниточке, судорожно стуча.
Старик подходит ко мне и говорит:
- Я ждал тебя. Пойдем.
Берет меня за руку, ведет. С облегчением отмечаю, что рука у него теплая, живая. Покорно следую с ним. Мы идем по еле заметной тропке, к небольшому домику, спрятанному от людских глаз в чаще деревьев. Заходим внутрь. В доме тепло, уютно. Жарко натоплена печка, на столе горит керосиновая лампа, на стенах развешаны пучки сухих трав, аромат которых наполняет дом вкусом лета и тайны. При свете лампы старик мне не кажется таким жутким, каким показался вначале. Пергамент его лица, цвета чая, исчерченный глубокими морщинами, резко выделяется на фоне белоснежных волос шелковой широкой бороды. Большие жилистые наработанные руки.
Он садится на лавку, молча кивает мне. Я присаживаюсь рядом. Оторвал кусок от старой газеты, насыпал из красиво расшитого кисета махорки, свернул «козью ножку», закурил. Он курил и уносился далеко-далеко, глаза его заволокла пелена печальных дум. Я молча ждал, боясь нарушить тишину. Старик первым прервал молчание:
- Я ждал тебя. Ты мне нужен, а может и я тебе. Я умру сегодня на рассвете.
Он усмехнулся видя мое недоверие:
- Такие как мы ведают многое и дата смерти от меня не сокрыта. Я чувствую ее приближение. И про тебя все знаю. Я позвал тебя, потому что мы с тобой очень похожи.Ты можешь исправить ошибку, которую я совершил, ты можешь переписать историю мой жизни. Знаешь, жизнь подобна «Чертовому колесу». Один, сделав круг, сходит с него, а другой в это время только начинает свое восхождение. Продолжение моей жизни – это ты. Слушай же мою исповедь, до рассвета еще далеко.
В нашей деревне, на окраине, жила ведунья. Как раз в этом доме у мельнице. Была она необыкновенно красива, рыжеволосая, статная. Именно из-за красоты ее и пошли все ее беды. Как огонь воспламеняла она мужские сердца. А сама холодна была. Ни на кого не смотрела. Но случилось неожиданное. Влюбилась она сильно в одного пришлого, да так, что себя забыла. Он же поиграл, поиграл, да и бросил. От той любви осталась у нее девочка, такая же, как мать красавица. Люди злые обидное говорили. Выжили из деревни на окраину. А она зла не помнила, занялась знахарством. Травы она ведала, многих от хвори спасала, а люди все одно твердили – ведьма. Боялись ее.
Я мальчишкой был тогда. Заигрался я однажды, не помню, как очутился у мельницы. Представь, яркий ослепительный день, поляна вся укрытая белыми шариками одуванчиков, и девочка с прозрачной молочной кожей, с рассыпанными по плечам волосами цвета расплавленного солнца. Я смотрел на нее как зачарованный. Она, увидев меня, засмеялась и протянула мне букетик из одуванчиков. Я осторожно взял их, подул, и белое пушистое облако взметнулось вверх и мягко опускаясь, окутало ее, притушив яркость медных волос.
Я стал часто убегать туда. Мне было хорошо. Мне нравилось смотреть, как она собирает травы, приговаривая: «это плакун-трава, а это полынь, кошачья мята, кукушкин цвет». Она учила меня терпеливо, не злясь на меня, когда я не мог запомнить названия, путал. Помню, как ее мать дала нам задание набрать листьев ежевики, а мы ели ягоды и думать забыли про наказ матери. Я собирал губами с ее ладоней черную влажную ягоду и, вкуснее тех ягод, не было больше ничего на свете. Над нами тихо шептались кроны деревьев, накрывая нас ажурной вуалью полуденной тени.
Шло время. Я поступил учиться так далеко от родной деревни. Пришло время расставаться. Прощаясь, она отвела меня на нашу поляну и попросила поклясться, что буду всегда думать о ней и никогда не забуду. Я поклялся.
Но я нарушил клятву. Закружила, завертела городская веселая студенческая жизнь. Я писал ей длинные письма, поначалу часто, а потом все реже и реже, пока совсем перестал. Ее же письма ко мне пылились в ящике стола, даже не распечатанные. Потускнел образ любимой, забылась ежевика. В родную деревню я приехал только года через два, окольцованный.
После бурной встречи с родными, вспомнил о бывшей любимой. Но молчанье мне в ответ, да глаза отводят. Тревога охватила меня. Я бросился к мельнице. Дома была только ее мать. Я спросил ее о ней. Молча лишь смотрела на меня с укором, но потом сжалилась, стала рассказывать. Дочь ее молча страдала, перебирала те несколько писем, что я написал ей. Каждое утро бежала на почту, тая надежду на белый конвертик, возвращаясь ни с чем. И однажды она исчезла, совсем. Растаяла как облако от тоски. Где она никто не ведает, даже мать. Быть может, она стала ягодой ежевикой или превратилась в одуванчик.
Старик замолчал.
- Печальная история – посочувствовал я.
- История еще не закончилась, тебе выпало все исправить. Уже рассвет, идем.
Он берет меня за руку, ведет к обрыву над рекой. Молча стоим, смотрим как начинается новый день. Оленьими рогами лучи солнца бодают ночную тьму, силы неравны и ночь отступает. Величественно всходит на небосклон солнце-олень. Я оборачиваюсь посмотреть на старика, но не вижу его. Обхожу все кругом. Вернулся в дом, но не нашел его. Старик исчез.
Весь разбитый, полный грустных дум, возвращаюсь домой. У самой деревни, на повороте, я слышу дребезжание велосипеда за своей спиной, оборачиваюсь. Девушка с прозрачной молочной кожей, с волосами распущенными по плечам, цвета растопленного солнца, останавливается и, улыбаясь, говорит:
- Привет! – и протягивает мне букетик из белых одуванчиков.
Жду ваших лайков и комментариев. Подписывайтесь на мой канал. У нас тепло!