* * *
По сравненью с нами - рано, а по данным школьной карты -
где-то возле Еревана жили древние урарты.
Жаркий хлеб пекли из проса, пряли шерсть, варили пиво,
на соседей глядя косо, деловито и строптиво.
Тяжелели, млели склоны от обилья винограда,
крепли стены и колонны ослепительного града,
ткались пологи и шали, длились плавные беседы,
боги щедро обещали и удачи, и победы.
Лгали боги, злились печки, пели вражеские стрелы.
Не осталось ни дощечки - все пропало! Все сгорело!
В доме красные обновы, вина красные в подвале,
в стойлах красные коровы - почернели, отпылали.
И пошли урарты с пылью, с дымом об руку по миру,
распевая песнь ковылью погорелому кумиру,
с мудрецами и царями, с невеселой детворою,
зябнут, жмутся под дверями, плачут в ивах под горою:
"Теста я не домесила! Не дошила покрывала!
я серег не износила и от солнца не устала!"
Причитают, словно ветры, гонят листья по дороге...
Впрочем, может, это венды, скифы или аллоброги.
Или русские к исходу подступающего века
на распутье в непогоду. Осень. Ночь. Фонарь. Аптека...
А покуда ты - живая, можешь ты побыть немного
и рабынею Мамая, и натурою Ван Гога,
выйти в красном за калитку к пикту, готу или хетту,
взяв прабабкину накидку, зная, что спасенья нету.