Первый день в Петербурге, передоз положительных эмоций и буквы «п».
Прогулялись по всем адресам Анатолия Мариенгофа в Санкт-Ленинграде (как он сам называл город). Я сильно разнервничалась, оказавшись перед окнами домов, из которых выглядывал денди-Мариенгоф, на улицах, по которым он гулял с Анной Никритиной. Я рыдала на плече любимого человека, а он гладил меня по спине, разделяя мое восхищение. Да, он тоже поддался имажинистскому обаянию. «Пожалуйста, давай постоим еще немножко», - просила я у одной из парадных близ Фонтанки. «Мы не сдвинемся с места, пока твое лицо вновь не засияет улыбкой»; какое счастье… быть здесь, быть с ними, на пороге важного.
Абсолютное счастье, размером с громадную Вселенную! Одновременно хочется и плакать, и смеяться, и странно махать руками, и даже танцевать. А еще, сидя на скамейке и жмурясь от солнышка, исписать несколько страниц блокнота дрожащими руками. На полуслове оборван внутренний монолог, потому что… свет моей души закрывает солнечный свет. Брэндон заходит слева, в его руках два стакана холодной газировки.
-Почему так долго? - скучать по нему давно вошло в список дел на сегодня и ближайшую сотню лет. Брэндон садится на скамейку, целует в щеку. Я закрываю глаза, чтобы и этот поцелуй сохранился в памяти.
-Сейчас узнаешь. Подержи-ка, - он отдает мне две жидкие Арктики и достает из рюкзака коробку шоколадных конфет.
-Не может быть!
-Может, - смеется он, снимая крышку с лакомства. - А теперь закрой глаза и открой рот.
На язык опускается подтаявший шоколад. Стоит раскусить, выливается горьковатый ликер, еще разок — и вот она, вишня. Пьяная вишня! Я открываю глаза, мужчина напротив улыбается. Мой мир с его появлением избавился от частички «не» — все возможно, все может быть. Сейчас я в Петербурге, где жил и творил мой любимый поэт-имажинист Анатолий Мариенгоф, мой любимый мужчина кормит меня конфетами, которые обожала главная героиня «Циников». И он еще спрашивает, счастлива ли я?
Его голубые глаза на солнце превратились в бледные фарфоровые блюдца, в голову забредает строчка из вышеупомянутого романа: «А ведь этого могло не случиться. Счастье могло пройти мимо, по другой улице».
Я двигаюсь ближе, ладошками обнимаю прекрасное небритое лицо и целую. Долго, в полную силу, с остатками шоколада на губах.
Завтра операция, важное испытание, но в данный момент куда большее испытание! Необходимо разорвать поцелуй, прогнать его шаловливые ручонки из-под платья, вернуть контроль над ситуацией… и своими мыслями, взявшими курс на бархатистую кожу под футболкой. А впрочем, не в дисциплине счастье.