Подходил к концу третий курс моего обучения в Морском государственном университете, после которого мне в составе всей нашей курсантской роты предстояло пройти коллективную морскую практику. Поход наш должен был состояться на парусном учебном судне «Надежда». Отстояв суточный наряд и поспав за ночь не более трёх часов, я, мучаясь от недосыпа и больной головы, отправился в порт для посадки на судно. Мы сидели на собственных чемоданах, жалуясь на летнюю жару, вытирали липкий пот, подступающий из-под белоснежных фуражек, и с недоверием косились на громадный парусник. Белый гигант равнодушно ждал приказа о посадке своих новых молодых попутчиков. Его золотистые мачты раскинули на ветру свои длинные реи и будто бы скучали по своим ослепительным парусам. Его бушприт устремился на юг, словно ему не терпелось отправиться в поход в манящую страну Корею, куда и лежал наш маршрут. Пахло сигаретным дымом, откуда-то доносились матерные недовольства по поводу предстоящих испытаний. Многие из нас за три года обучения уже несколько раз побывали на торговых судах и жаловались, что практика на паруснике совершенно не поможет нам понять суть морской профессии.
Долгожданный подъём по массивному деревянному трапу. Белый гигант принимал своих гостей на ближайшие два месяца практики. Роту разбили на три группы и распределили по мачтам, давая каждой группе соответствующее название: группа «Фок», «Грот» и «Бизань», мне досталось попасть в первую. После этого нас разделили по каютам, в которых мы ютились по двенадцать человек в каждой. В наших новых домах было тесно, и, кроме как спать и сидеть на своих двухэтажных шконках, делать что-либо не позволяли квадратные метры. Далее нам выдали «тропическую» форму, и мы все отложили свои белые фланки до долгожданных увольнительных или каких-либо праздничных мероприятий. Теперь мы облачились в синие рубашки и шорты, натянув на голову такого же цвета кепки. В суете первого дня мне принесли дурные вести о том, что я в этот же день заступаю в новый наряд, как и вся наша группа «Фок». Наш быт делился на три дня: один день наряд, второй день учёба, третий день палубные работы. В таком ключе всем трём группам надлежало менять друг друга в течение всей практики.
Первые дни нашего похода рассказали нам, что лёгкой прогулки не будет. С самого начала наши командиры взялись за нас железными рукавицами, будто бы вернули нас на первый год казарменного положения. Муштровали так, что мы устало шутили, будто нас готовят не в торговый флот, а в какой-то спецназ. Мы жили по расписанному графику, стояли наряды, учились морским наукам и английскому языку, мыли и красили надстройки, чистили палубу и выполняли прочие судовые работы. Наш белоснежный гигант рассекал волны Японского моря, используя механический двигатель. Тёплая летняя вода встречала нас спокойно и безмятежно, солнце грело загорелые уставшие лица, парусник лениво покачивался на волнах из стороны в сторону. Спустя несколько дней нашу группу принялись учить работать на реях. Несколько человек, ссылаясь на страх высоты, отказались ползти выше самой первой реи, а некоторые и вовсе попросились на бушприт, не представляя, как сильно укачивает в этой части парусника. Мне досталась радость работать на предпоследней рее. Словно муравьи мы поползли по вантам на свои рабочие места, не рискуя испытывать судьбу и смотреть вниз. Я осмотрелся и под ослепительным солнцем наблюдал бесконечные морские просторы, будто вся наша планета на все сто процентов была покрыта голубой, пенистой и солёной водой. Закрепив страховку, я всё-таки глянул на маленьких человечков где-то внизу. Крошечные точки бегали по палубе и выкрикивали какие-то команды. Вцепившись в нагретую на жарком солнце рею, я почти дрожал от страха, и лишь шутки товарищей, которые юмором пытались заглушить точно такой же ужас высоты, помогали держать себя в руках. Пройдёт немного времени, и я уже буду чувствовать себя здесь как дома. Натягивая паруса, я как-то даже забыл зацепиться страховкой, так как совершенно привык работать на такой высоте.
Паруса заставляли наш парусник крениться в сторону ветра. В особо ненастную погоду нам приходилось чуть ли не передвигаться по переборкам вместо палубы. После отбоя мы закрывали глаза в надежде проспать до подъёма и не услышать ненавистное слово «аврал». Но неизменно несколько раз за ночь коварный ветер менял своё направление и мы, протирая мешки под глазами, бежали на палубу тягать концы, дабы изменить направление парусов. Несколько раз мне предстояло заступать в наряды на штурвал. Огромный деревянный круг будто бы сошёл с картинок историй про пиратов. В паре с товарищем нам предстояло следовать командам на руль, стоя на изнурительной жаре в течение четырёх часов кряду, а ночью прятаться на мостике, сменяя друг друга раз в час: один стоит на штурвале внутри мостика, а второй на крыле вперёдсмотрящим, под холодным ночным ветром. Мы работали на камбузе и в столовой, стояли дневальными и учили уроки, по вечерам в каюте ребята играли на гитаре и пели песни, а в свободное время гуляли на свежем морском воздухе.
Спустя неделю мы прибыли в городок Йосу, в Южной Корее. В жаркой стране у нас появилось возможность ходить в увольнительные, гулять по городу и на несколько часов в день (если не стояли в наряде) почувствовать себя туристами, хоть и приходилось гулять исключительно в форме. Из-за формы жители города почему-то принимали нас за американцев. Неделя в Корее пролетела незаметно, и нам предстояло возвращаться обратно во Владивосток.
Провожать нас собрались зеваки со всего города, мы забрались на свои реи и по команде принялись махать местным корейцам, а те махали нам в ответ и снимали на свои телефоны. Как только мы покинули город, грянул мощный шторм. Двум верхним реям приказали отправляться наверх, убирать паруса, так как их могло сорвать мощными порывами ветра. Под холодными каплями и ветром мы перебирали промокшие насквозь белые паруса, проклиная всё на свете и пытаясь сдерживать рвотные позывы, так как на верхах качало, словно на американских горках.
После возвращения из Южной Кореи наша практика продолжалась ещё полтора месяца. На три дня нам даже позволили выйти на берег во Владивостоке и повидаться с родными. Далее наш парусник уже не отправлялся в рейсы. Месяц мы так и простояли на рейде у города, хоть нам и грозились путешествием на Камчатку. Судно лишь иногда бродило вдоль берегов Приморского края, дабы мы могли научиться снимать пеленги и определять своё местоположения по звёздам или солнцу.
Дни тянулись бесконечно долго. Один из дней, когда нас отправили чистить картошку, мы обнаружили, что она полностью сгнила, и подняли мятеж, отказываясь заниматься испорченными продуктами. Поплатились за это дополнительной работой, зато были услышаны, и картошку заменили. Однажды к нам приехала «шишка» из министерства транспорта и нам надлежало встречать его по полной программе торжественным построением. К моему счастью для этого требовался не весь личный состав, и я попал в компанию счастливчиков, которым была дана задача: остаться в каюте и носа оттуда не показывать.
В один из дней, когда я был дежурным по каюте, офицер метал молнии и злобно высказывал мне, как я бестолково прибираюсь, а затем влепил мне тройку с минусом за дежурство. Спустя пять минут он вернулся с курсантами из следующей каюты и ещё более гневными глазами приводил мою каюту в качестве примера отличной приборки. С реи я всё-таки умудрился чуть ли не упасть. И случилось это за три дня до списания, когда меня с одним парнем отправили срезать паруса в преддверии ремонта судна.
В последний день я стоял у мачты «Грот» в строю со своей группой и ждал, когда катер отвезёт нас на берег. Спустя несколько бесконечных минут серые высотки города уже встречали нас равнодушным октябрьским холодом, а за спиной провожал всё такой же белоснежный парусник.
Прочитать очерк о том, как я впервые работал матросом можно, кликнув здесь