Я хочу об этом сказать, это очень важно. Вот то письмо, которое Николай Борисович Фадеечев подписал, когда в театре организовывали травлю против меня в 2011 году, потом было еще второе в 2013 году, которое он уже не стал подписывать – его уговорили поставить подпись, его долго уговаривали. Не поставила подпись Елена Буканова, которая скончалась, Юлия Малхасянц, которую выжили из театра, Лавровский, Владимиров, но Николая Борисовича уговорили.
Вы знаете, я обожал этого человека до такой степени, что мы больше с ним в один зал никогда не вошли. Я всегда с ним общался, я всегда с ним здоровался и так далее, но не мог с ним войти в зал. И я его никогда не предал. До того момента, пока я танцевал, ни один педагог ко мне в зал не зашел. Заменить Фадеечева в моей жизни не мог никто.
Я понимал, почему он это сделал, искренне понимал. Мало того, так сложилась ситуация, что когда Николай Борисович заболел, я занимался больницей, и последний человек, наверное, с кем он разваривал, был я. Он мне перезвонил из реанимации, а потом у него села батарейка на телефоне. И я так счастлив, что мы с ним поговорили и что перед его уходом я с ним по-настоящему пообщался. Я все понимал, просто в своей жизни Фадеечева я заменить не мог. Для меня предательство – немыслимая вещь.
Был момент, когда Юрий Николаевич Григорович восстанавливал «Лебединое озеро», и он запретил всем работать с Николаем Борисовичем, просто запретил. И Филин, и Уваров репетировали с Акимовым. Я пришел тогда к Григоровичу и сказал: «Юрий Николаевич, я не могу этого сделать, я не буду этого делать, потому что был у меня уже случай, когда меня заставляли отказаться от Симачева, и я этого не сделал тогда. Я и против вас ничего не подписал», и он мне сказал: «Коля, я тебя абсолютно понимаю, тебе можно, но я тебя очень прошу, хотя бы до премьеры не демонстрируй это». Я ему говорю: «Юрий Николаевич, можно кто мне в зал не зайдет никто, если только не вы?», он отвечает: «Можно».
Педагог, который был мне назначен, он пытался, но я сказал – нет, я просто взял вещи и ушел. Потому что в моей жизни не могло быть другого педагога. И даже после этой ситуации с письмом я полтора года занимался сам у себя в классе, репетировал сам с собой. Это было очень тяжело, но я Фадеечева не предал, я бы его никогда не заменил.
Я могу, конечно, прийти на репетицию к моим коллегам в Мариинский театр, к Тане Тереховой или к Рите Кулик, во-первых, это мои подруги, а во-вторых, это люди, которых я очень люблю и уважаю. Конечно, я их буду слушать, я могу с ними поспорить, но для меня их мнение важно, не говоря уже о Габриэле Трофимовне Комлевой, Ольге Николаевне Моисеевой, Галине Петровне Кекишевой или Ирине Александровне Колпаковой – это люди, которых я обожаю, с которыми я очень много работал, если они скажут так, будет так. Но, когда я смотрю на тех, кто сейчас... Нет, это не со мной.
И я знаю, что домыслов по этому поводу много, но есть реальные факты, что между 2011 годом и 2013-м у меня педагога в репетиционном зале не было. Мы с Николаем Борисовичем всегда общались, мы с ним встречались, всегда разговаривали в коридоре. Он даже иногда приходил на мои спектакли. И когда был его юбилей, пока я работал в театре, это было «Лебединое озеро», это был один из моих последних спектаклей в театре, его тоже танцевал я – и так случилось, что больше никто из учеников Фадеечева не мог участвовать в спектакле. И вот, когда мы вышли с ним на сцену, я ему сказал: «Видите как, Николай Борисович, оказывается кроме Коли учеников-то у Вас и нет».
И этот момент для меня трагичный, он самый больной в жизни. Я очень это переживал, мне это было безумно больно. Когда ты так любишь человека, когда ты его боготворишь... Но опять повторюсь, что никогда никого не пустил бы к себе в зал. Для меня был он, его мнение и все.
Когда был юбилей Академии и мы танцевали в Большом театре в 2018 году, утром на репетиции пришел Николай Борисович, сам подошел, поздоровался со мной, потому что я вел репетицию. И я говорю: «Ой, Николай Борисович, вот мы танцуем...», он говорит: «Я приду вечером» – и пришел, и весь спектакль смотрел, потом подошел, поздравил. Мне это было безумно важно, что мой Николай Борисович пришел и посмотрел мою работу, несмотря на эту очень сложную ситуацию, которая у нас возникла.
А домыслы... Я иногда, когда что-то про себя читаю, думаю, какую же я по-настоящему скучную жизнь веду, почему это все неправда.