Собака – это полноправный член семьи. Слова, которые от частого употребления скоро потеряют смысл. Да, мы повторяем эту фразу часто, уже не вдумываясь. А если задуматься?
Ведь у четвероного члена семьи, наверное, есть мнение о каждом, кто принадлежит к ячейке общества. И отношение разное ко всем. Кого-то любит, кого-то терпит, а кого-то недолюбливает.
А вдруг с тем, кого собака любит, но это не хозяин, случается непоправимое и человек умирает. Для нее это горе? Безусловно. И как же собака справляется с этим?
У нас в семье умерла бабушка. Любимая подружка Микки, маленького пекинеса. Бабушка была старенькая, 95 лет. Но, как говорят, «на ногах». Они, когда все на работе и по делам, вместе спали, вместе ели, она тайком скармливала ему вкусняшки, а когда я повышала на него голос, он бежал к своей защитнице, бабушка брала его на руки и Микки победоносно смотрел на меня: «Ну-ка, что ты мне теперь сделаешь?» Это был круглосуточно счастливый пес – озорной, веселый, балованный с вечно виляющим хвостом.
И вот, как-то ночью ей стало плохо. Вызвали скорую. Приехали быстро. Пока осматривали, делали выводы, советовались, Микки не находил себе места: скулил, суетился, чуть ли не рыдал. Врач вынес вердикт – госпитализация. Мы собрались, с трудом спустились с пятого этажа, уехали в больницу. Бабушку увезла из дома я. А назад не привезла. Ровно через 12 часов она скончалась. Все последующие дни хлопот с похоронами, Микки, добрейший и веселый пес, гавкал, скулил и плакал. На меня рычал. На меня, которая была для него чуть ли не богом.
После похорон он два дня спал на ее кровати, на ее подушке. Не ел и не пил. Но гулять я его выводила. На третий день, мы поехали на кладбище, вернувшись, я подошла к Микки, села рядом с ним и заплакала. Захлебываясь слезами, я рассказала ему, как мне плохо, что больно не только ему, но и мне, что бабушка смотрит на него сверху и огорчается от того, что он не ест и так сильно тоскует. Пес выслушал, подошел ко мне, облизал руки и лицо, мы обнялись и сидели так очень долго.
После этого он вышел из бабушкиной комнаты, стал проводить время со мной, но почти месяц грустил, плохо ел и при слове "бабушка" начинал волноваться. Через месяц он стал играть, но иногда сквозь кажущееся хорошее настроение, сквозила агрессия.
Прошло почти три месяца, и он стал почти таким как прежде, но не таким игривым, озорство исчезло, стал очень послушным и все понимающим. И опять сделался моим хвостиком – везде и всюду со мной.