«Если будут спрашивать, скажи, что тебе ещё шесть,» — заговорщически наставляет мама, едва мы уселись за столик боковушки плацкартного вагона. Немного обидно обнулять с таким трудом нажитый год, который отделяет наш скромный бюджет от трат на билет по взрослому тарифу. Да и перспектива заведомо провальной демонстрации моего умения врать несколько нервирует. Но поезд трогается, и все тревоги отступают перед детским восторгом.
Ведь впереди — целые сутки езды по железной дороге, на том конце которой нас ждёт ослепительный курортный город с белыми стенами! Я пока не имею представления о ценообразовании в транспортной индустрии, но провести эти часы на боковушке считаю большой удачей, потому что каждое место здесь — у окошка. Все эти 24 часа мой нос не отлипает от мутного стекла, а расширенные зрачки дергаются из стороны в сторону, отражая бесконечные панорамы за окном.
Большая их часть — летние пейзажи, где буйство природы удерживает от вторжения в железнодорожное полотно только стройный ряд столбов электропередач. Мой взгляд скользит по синусоиде проводов, и моргать я вспоминаю только тогда, когда линия обрывается, чтоб вскоре начаться снова… Стучат неутомимо могучие колёса, но и они не в силах успеть нагнать заходящее солнце. Вдоль дороги зажигаются фонари, и в купе напротив кто-то, деловито кряхтя, не без труда тянет вниз глухую пыльную штору. Я недоумеваю про себя: как можно сознательно обречь себя на то, чтоб пропустить сказочные виды ночных городов? Мама никогда так не делает, и я в очередной раз радуюсь нашему выбору места.
Снова поворачиваюсь к окну и моё лицо озаряют желтые бегающие огни, будто ладони из света пытаются смахнуть грязь с уже порядочно чумазого носа. Счастливее меня в этот момент мог быть только ребёнок, которому бы предстояло ехать на поезде не сутки, а двое. А проводник, оказывается, всё же проходил и что-то спрашивал, да только я не слышала.
…
Не успевают еще полностью отвориться двери-гармошки старого троллейбуса, а я уже просачиваюсь в салон и мигом занимаю два места: себе и маме. В награду за выполнение этой немудрёной задачи мне конечно достаётся сиденье у окна.
Мы возвращаемся с рынка, где прибарахлились обновкой на холодный сезон — чуть позже его начала, так торг получается более уместным. Я каждый раз не теряю надежды и уповаю на покупку чего-то модного, но мама будто специально сватает мне качественно противоположные вещи — теплые, ноские и практичные. Ни до, ни после не припомню занятий, которые бы выматывали так сильно, как это дефиле по примерочным картонкам в поисках компромисса.
И если бы кому-то из представителей льготных категорий граждан взбрело дойти до задней площадки и укоризненно нависнуть над ёрзающей девятилетней девочкой, которая явно не так уж сильно нуждается в посадочном месте, я бы оправдалась. «Понимаете, мы пять часов выбирали дублёнку.» Уверена, все пассажиры с детьми и люди старшего возраста меня бы поняли, сочувственно закивали и оставили в покое, заделывать душевные раны.
А многого мне не надо: окошко — вот и вся отдушина. Троллейбус только вышел из парка, и несмотря на уже раскочегарившуюся печку, стекла еще затянуты морозным узором. Я трачу драгоценные джоули тепла в руках на то, чтоб проделать крохотную смотровую прорубь. За ней открывается кинематографический вид на зимний город: витрины с разноцветными гирляндами, снегоуборочные машины, пешеходы, семенящие по скользким тротуарам: кто в дубленках, а кто, к моей зависти, в модных курточках.
Если повезёт, наш троллейбус встанет, и можно будет увидеть, как водитель, второпях накинув ватник и бормоча что-то под нос, идёт поправлять "усы", соскочившие с обледенелых контактов. Пассажиры вполголоса ропщут для порядка, но терпеливо ждут. Восхитительная поездка затягивается, и я не теряю времени зря — радуюсь.
...
Заказной автобус с выцветшей табличкой "дети" подъезжает к школе. Мы погружаем в багажное отделение свои чемоданы и сумки, не забыв выудить из них пакеты с едой в дорогу: у кого баулы побольше, у кого на один перекус. Старшие советовали не брать с собой в лагерь ничего скоропортящегося, а лучше вовсе ехать налегке — спортивные отряды хорошо кормят.
Правда, некоторые особо заботливые бабушки пропускают эти рекомендации мимо ушей, отчего впоследствии их внукам приходится краснеть, заслоняя собой тумбочки, источающие не самые приятные ароматы некогда аппетитных продуктов. Но всё это потом, а сейчас мы готовимся в путь.
Быстрое прощание с родителями, не без некоторой доли конфуза — всё-таки не каждый день приходится обнажать свои родственные связи при ребятах. «Ну всё, мам, там зовут уже.» Хотя на самом деле никто не торопит — чуть опоздавший шофёр тайком перекуривает, отойдя на приличное расстояние от образовательного учреждения. Времени полно, но надо еще успеть рассесться с комфортом.
Взбегаю в автобус и сходу погружаюсь в атмосферу Интриг и Разоблачений: мальчишки наперебой строят громкие предположения, кто с кем хочет сесть и почему, а девочки, хихикая и краснея, отмалчиваются, либо дерзко парируют забористой бранью, которая повисает под потолком салона — там, где её не услышат взрослые. Но вот и они уже спешат, а значит, пора определяться.
Пока самые горластые были заняты спорами, я нашла пустой ряд и радостно плюхнулась у окна, тут же занявшись изучением своего пакетика со снедью. Чуть погодя в проходе появляется подруга: на лице мелькает тень легкого разочарования — она тоже надеялась сесть подальше от кипящих страстей, и эти места показались ей свободными, но когда я выпрямилась, закончив пересчитывать оба своих шоколадных батончика, снова воодушевилась. Мы достаточно хорошо и тепло общаемся, чтоб не тратить время на выяснение, хотим ли мы друг с другом сидеть всю поездку. Остался единственный дежурный вопрос, и на правах новопришедшей его задаёт она, как бы небрежно: "Ты у окошка?"
О, эти душевные метания подростка, который считает себя уже достаточно взрослым, чтоб не давать слабину, позволительную разве что малышам! Выбор ответов, которые можно дать и сохранить лицо, невелик, а в конце концов и вовсе сводится к одному. Непринуждённый тон и обведение взглядом занятого своими вещами пространства обязательны: «Да, но если хочешь, поменяемся.» Хоть бы не хотела.
Её очередь переварить дилемму и выдать единственно верное: «Не, я всё равно книжку читать буду». Сохранить достоинство, дать мне понять, что она отлично знает, зачем мне место у окошка и намекнуть на нечто более содержательное, чем она прямо сейчас и собирается заняться — моё почтение. Пожимаю плечами, киваю, уступая пальму первенства невербальной битвы — но не своё место! — отворачиваюсь к окну и машу маме.
Автобус трогается, увозя юных спортсменов во вторую смену, навстречу незабываемым приключениям и новым битвам за старые скрипучие койки деревянных лагерных корпусов — чтоб непременно у окна.
…
На дворе майские праздники, предвкушение каникул, друзья пропадают на улице и всячески сокрушаются, что меня одной с гитарой только и не хватает. А у нас весенняя страда, чтоб её. И на мамином огороде конечно никак без моей посильной помощи и кислой физиономии.
Терпеть не могу дачу. Вот бывают Дачи с большой буквы, тремя этажами, баней и телевизором, а бывает кусок жесткой скудной земли с забором и комарами. Это как раз наш случай. Никогда не пойму этой тяги к копанию в земле, которая заставляет в свой выходной с песней просыпаться затемно и на перекладных устремляться за полторы сотни километров от цивилизации.
А у меня тут жизнь кипит, нельзя из неё выпадать, каждый день на надрыве, но разве взрослому это объяснишь?.. Что ни поездка — скандал. И всё же вот она я: покорно тащу тележку с удобрениями, спасаюсь от ненавистных звуков природы музыкой любимой группы в кассетном плеере, считая минуты до момента, когда настанет время ехать обратно.
Сидя на полустанке, я даже снимаю наушники — так не хочется пропустить благословенный звук приближающейся электрички, которая спешит унести меня из этого феодального кошмара. Помогаю маме влезть по ступенькам в вагон с низкой одичалой платформы, а проходя тамбур, задерживаю дыхание, как это принято в старых электричках. Мест полно — на обратном пути из такой глуши аншлага в принципе не бывает. Но я встаю у маленького окошка с открытой форточкой, чтоб во время движения ветер бил в лицо.
Мне не хочется разговаривать от усталости и непроходящей обиды, даже когда мама предлагает купить у коробейника мороженое. Хмуро мотаю головой: знаю, как это дорого, и потом, мороженое не вяжется с моим панковским прикидом. Лопата и косилка тоже не очень-то идут к драным джинсам и цепям, но на участке свидетелями этому были одни коровы. Вот разве что топор уместен всегда, особенно в руках истовой поклонницы "Короля и Шута".
Подумав об этом, я нахально усмехаюсь, вздергиваю подбородок выше, а музыку делаю громче — уже можно не беречь батарейки, дом всё ближе. За окном грохочут встречные электрички, дестабилизируя состав, воздушная волна треплет мою черную футболку, а по коже бегут мурашки от холода и восторга. Ни за что не попрошу свитер. Я ведь не из робких, всё мне по плечу.
…
Дорога в университет — пара часов с тремя пересадками — начинается с автобуса. Если сесть не на ближайшей к дому остановке, а на той, которая в паре кварталов, то даже в час пик рано утром можно найти свободные места. Лучше всего конечно у окна — учёба приходится на сезоны, когда рассветает поздно, и какой-никакой тусклый свет, чтоб повторить конспекты, можно добыть только здесь.
А в иные дни, когда зубрёжка и толкание в пробках вызывают нестерпимое желание прикорнуть, можно прислониться к прохладному стеклу и изящно подремать. То есть более изящно, чем когда голова запрокидывается назад и безвольно открывается рот с предательски стекающей слюной.
Во сне парень, с которым мы каждый день встречаемся взглядами на этом маршруте, но не решаемся познакомиться, всё-таки делает шаг навстречу… Автобус дергается, водитель протяжно гудит подрезавшему его лихачу, и я просыпаюсь. Сообразив, на каком я свете и к какой паре успеваю, вижу того парня.
Ему повезло меньше — он сидит не у окошка, и теперь опасно клюет носом в направлении пожилой леди. Гравитация делает своё дело, его голова падает на плечо соседки, отчего та немедленно вскидывается и возмущенно провозглашает на весь автобус «Молодой человек!» Бедный парень спросонья бормочет извинения, растерянно оглядывается и почти ловит мой взгляд за мгновение до того, как я, смутившись за него и за себя, отворачиваюсь к окну, будто не видела казуса с ним в главной роли.
Лишь спустя несколько секунд даю волю улыбке, представляя, как бы поступила на месте дамы. Солнце наконец восстаёт, вспыхивает в окнах домов и его зайчики настойчиво напоминают — об экзаменах думать надо, сессия на носу!
…
В кои-то веки я приехала в аэропорт загодя — не как обычно, а как полагается — поэтому, когда открылась регистрация на рейс, ухитрилась быть в числе первых. Вежливая работница за стойкой, взглянув на меня, оценив обстановку и убедившись, что ажиотажа нет, посчитала возможным вступить в диалог. "Есть места у иллюминатора, хотите?"
Я по привычке обрадовалась, но вопрос заставил задуматься. Всем хорошо место у окошка: никто не дёргает, бегая в туалет каждые 5 минут, можно сделать фото в инстаграм с захватывающим видом, потом опустить шторку и подремать с относительным удобством.
С другой стороны — вполне очевидны плюсы посадки у прохода: не так нервирует вид болтающегося крыла, проще перемещаться по салону, если вдруг приспичит, не нужно повышать голос, чтоб попросить у стюардессы "эппл джюс плиз"… Да и в других поездках уже привычно садишься где-то с краю, потому что время летит уж слишком быстро: только тронулись — и уже выходить.
Многие мои сверстники и вовсе случайные гости в общественном транспорте: когда кого-то из них угораздит добираться до точки Б не на личном авто, то вся его поза говорит об испытываемом дискомфорте. Мы утыкаемся в смартфоны, на ходу дорабатываем работу и доделываем дела. Ни единой минуты не должно пройти зря.
Ну а если вдруг выдастся редкий случай побездельничать — переворачиваем экран горизонтально и пялимся в окошко видеопроигрывателя. Даже если сидим у настоящего окна.
А я исчерпала время для раздумий над простым вопросом. «Да, конечно хочу. Спасибо.»
У меня с собой предусмотрена куча мультимедийных файлов, доступных в самолетном режиме. Но, застегнув ремень, я отключаю телефон по всем архаичным правилам и смотрю в окно.
…
По внутреннему радио новенького двухэтажного состава разносится приветствие начальника поезда. Пока он рассказывает обо всех доступных пассажирам услугах — совсем как в самолете — мы с детьми шумно вваливаемся в просторное купе, снося скатерть с оплаченными напитками.
Я позаботилась о билетах заранее, и это стоило того.
Ехать долго, и я переживаю, что дети заскучают. Поэтому в дорогу собран отдельный чемоданчик с развлечениями: раскраски, головоломки, книги, игрушки. И салфетки. Обязательно салфетки, в поездах ведь ужасно грязно.
Но кажется, мои опасения напрасны: все глянцевые поверхности блестят, будто только с конвейера, и даже мой педантичный цепкий взгляд не обнаруживает ни одной лишней ворсинки на мягких сиденьях. Пока я вожусь, оптимизируя пространство, в котором мы будем заключены на ближайшие несколько часов, поезд трогается.
Внезапно меня накрыла легкая паника. Почти тут же стала ясна её причина: звук, бывший привычным фоном и одновременно маркером безопасности, прервался. Дети замолкли.
Я поворачиваюсь и вижу, как они, прилипнув носами к стеклу и приоткрыв рты, смотрят в окно. Там завораживающе медленно плывёт в сторону махина старого вокзала, нехотя отпуская нас в путешествие.
В торжественном молчании мы вместе смотрим в окно, и в этой постоянно меняющейся картине, обрамлённой грубой промышленной рамой, каждый видит что-то своё. Даже не подумаю опускать штору.
Дорога — это время и место, которое даёт возможность побыть наедине с собой. Чур, я у окошка!
