Охотясь в Чойском районе, я подметил одну особенность. Местные охотники, не только тубалары, но и других национальностей, верили, что у гор Алтая есть свои хозяева – духи. Все животные, обитающие на данной горе, все произрастающие растения, принадлежат хозяину горы. Поэтому зимой, заходя на промысловые участки, в первый день, чтобы получить его благосклонность, ублажали его дарами. Кто кропил талканом, кто водкой, на все четыре стороны от охотничьей избушки. Ублажили огонь, разведённый в буржуйке. Плескали в ручей. Просили местных духов поделиться, принадлежащими им, животными. Некоторые стеснялись своих шаманских ритуалов и делали это скрытно от глаз других. Некоторые наоборот, втягивали еще и своих товарищей по охоте.
Моё отношение к этим действиям было благосклонным. Я рос в такой духовной среде, где переплелись религия, всевозможные суеверия и безбожие.
Отец был коммунистом. Во время войны, закончив школу милиции, работал в районе оперуполномоченным. Под призыв он не попал из-за травмы, полученной в детстве. В руке разорвало трубку поджика – самодельного пистолета. В правый глаз попал порох. В последствие зрачок затянуло бельмо. Великой веры в бога, за ним я не замечал. Хотя его мама, моя бабушка, довольно удачно гадала, и предсказывала будущее своим односельчанам, и её боялись как ведьмы. В семнадцатом веке она не избежала бы костра инквизиции. В настоящее время была бы удачливым экстрасенсом.
Моя мама была истинной мусульманкой, потому что её отец, мой дедушка был муллой. В совсем юном возрасте, меня частенько подбрасывали к деду. Я с интересом слушал, его рассказы о житие мусульманских святых, царей и разные нравоучительные притчи, даже выучил несколько молитв на арабском. С возрастом я их забыл.
Учился я в советской школе, где любая религия, признавалась «Опиумом для народа».
Из каши всевозможных гипотез о боге и мире, из жизненного опыта, я понял одно. Какая-то сила, управляющая этим миром, есть. Сила, о которой мы не знаем ничего, кроме домыслов и умозаключений отдельных групп людей враждующих между собой с целью извлечь выгоду для себя, встав во главе ума человечества. Люди не знали электричества, не знали о ядерной энергии, но это не значило, что этого нет. Думаю, что существует ещё виды энергетического взаимодействия материи, о которых человечество только догадывается, но не открыло его тайну.
Охотничий участок, у меня был в верховьях реки Уймень. Капканы и продукты – мука, сахар, масло, крупы, соль закидывал по осени, верхом на Байкале. В начале ноября, на машине добирался до устья реки Ложи. Оттуда, уже по глубокому снегу, на лыжах, за два дня, с ночёвкой в устье Ямбаша, поднимался на участок. Сопровождал меня Малыш, крупная зверовая восточносибирская лайка. В конце декабря, спрятав по разным местам сотню капканов, с добытой пушниной – белки и соболя, мы возвращались в мир людей.
Получилось так, что я один год по разным причинам не смог подняться. Участок год отдыхал. В тот год Малыш совсем одряхлел. В начале осени ушёл из дома, и больше не вернулся. В октябре я переругался со своим начальством, из-за одного крутого перца. Отказался отменять составленный протокол, за что выложил удостоверение начальника райохототдела и со спокойной совестью удрал в тайгу. До снегов на Байкале завез лыжи до устья Ямбаша. Выше Ямбаша снега выпадает много, без лыж уже не пройти. Продукты, довёз до нижней избушки, у слияния двух рукавов Уйменя. Заготовил дров, а спозаранку, налегке, за сутки доскакал до дому.
Через неделю, после снегопада, вновь поднялся на участок. По дороге собрал около килограмма ягод, уже высохшего на кустах, шиповника и два пакета - литра три замороженной горной красной смородины на пироги. За три дня заложил два путика, насторожив тридцать капканов по левому Уйменю. К вечеру на четвёртый день, поднялся в верхнюю избушку на правом Уймене. Под кедрой откапал пятнадцать капканов и всё. Основную связку не нашёл. За два дня заложил ещё один путик, протопил избу. Заготовил дров. Перекопал под всеми кедрами, куда раньше прятал капканы. Нету их. Исчезли. Соболя, как назло, натропили в каждом ложке.
В каждой избушке, у меня было припрятано по двухсот граммовому фанфурику спирта. Сам я не пил. Тем более на этикетке флакона мелкими буквами было написано. Внутрь не употреблять, для наружного применения. Натирать ноги. Для медицинских целей я их и притащил. Мало ли что случится.
Вечером, я распечатал флакон. Половину флакона разбрызгал на четыре стороны от избушки, с просьбой помочь найти капканы. Другую половину обещал отдать после охоты. Улёгся спать с мыслью, если завтра не найду капканы, придется спускаться в Каракокшу. А это потерять полторы недели охоты, и убить ноги. Восемьдесят километров туда и восемьдесят обратно.
Обычно, я просыпался ещё в сумерках, а тут разоспался. Солнце уже выглянуло из-за горы. На небе не облачка. Над головой темно-бирюзовое небо. На помойке скачут таралки и сойки. Вечером я готовил борщ, выкинул из чугунка остатки каши.
Направив струю в сторону противоположного крутого склона, я разглядывал появившихся на нем цепочки следов. Рябчики или куропатки, пока я спал, по белому покрывалу, успели натоптать синие узоры. Со ствола высокой голой лиственницы оторвалась летяга и спланировала метров за тридцать на соседнюю кедру. Раньше я их здесь не видел. Проводив взглядом, я пытался разглядеть её на стволе дерева. Взгляд скользил по серой шероховатой коре дерева, как вдруг на очередном сучке зацепился за связку висевших капканов. Я перерыл все под деревом, а они болтались над головой.
В тот день за капканами я не полез. Нужно было проверять путики. Задержка больше трёх дней и в капкане подстриженный мышами соболь.
За полтора месяца я поймал тридцать шесть соболей, из которых только восемь оказались самками, и не одного испорченного мышами. Около четырёхсот белок. После окончания сезона, я расплескал остатки спирта со словами благодарности.
Вернувшись домой, я узнал, что меня приглашают назад на прежнюю работу. Принятый вместо меня кадр, по пьяни, разбил машину. Жизнь вернулась в прежнюю колею.
Иногда размышляя по данному поводу, я вспоминаю другой случай, рассказанный односельчанином.
Выдался урожайный год на орех. Два тубалара скорешились, и на склоне Каракаи за месяц собрали четыреста мешков шишек. Половину переработали на месте. Орехом спустили в Каракокшу. Загнали, и на радостях пустились в загул. Денег хватило на две недели. Ещё несколько дней отлёживались. Более менее придя в себя, один из них поднялся на стан. А шишек то нет. Он к своему подельнику: «Где шишка?» Тот разводит руками: «Не знаю». Растроенный в чувствах, весь на измене, туба идет к местной провидице. Тетя Маша: «На Каракае пропала заготовленная шишка. Напарник ничего не знает. Говорит, что тоже гулял. За шишкой не поднимался». Посмотрела на него тетя Маша Аянова и говорит: «Каракая, священная гора сеёка тюсь. Ты тоже из рода тюсь. Покамлай на кедру, под которой лежала шишка. Правда и откроется».
Поднялся он опять на стан. Распечатал бутылку, поплескал водки и попросил духа горы наказать вора. Утром узнал, что его напарник упал с кедры.
Может в обоих случаях, череда совпадений. А может ??????