Сколько раз зарекался не ездить на охоту с Яковлевичем. Сам напьётся и всех споит. Гуляют, пока водка не кончится. Два дня охоты насмарку. Один раз отобрал бутылку и выбросил. Вроде в траву кинул, а там камень. Так какая трагедия разыгралась.
Надоело слушать пьяную болтовню ни о чём. Хотя до вечера далеко, собрался, и пошёл потихоньку на скалы Чебалака. Мой уход, ни кто и не заметил.
Июнь. Жара добралась и до субальпийских лугов. Спортивная футболка под рюкзаком намокла от пота. Рюкзак с дополнительной одеждой и продуктами, немного оттягивал плечи. Без теплых вещей ночью, в горах не обойтись. Костёр разводить нельзя, зверей распугаешь. Запас продуктов тоже нужен. Сколько пробуду на скалах? По старой, мудрой поговорке охотников, «Идёшь на день, бери на неделю».
Остановился у небольшого водопада.
Карабин прислонил к рюкзаку. Устроил купание. Футболку прополоскал и повесил на куст жимолости, чтобы вода стекла, и чуть прогрелась. Совсем мокрую и холодную одевать не комфортно.
Пока шёл, щибко не докучали. Только разделся с жужжанием и писком вокруг меня собрался рой комаров, слепней, мошки и прочих насекомых - вампиров. Как будто сидели у ручья в засаде и ждали моего прихода. Долго прохлаждаться не пришлось.
Впереди начинался крутой подъём по ущелью. Когда то здесь, стеной стояли высокие, вековые кедры. Теперь о них напоминали до метра в диаметре гниющие пеньки. Вскоре выруб кончился.
Начался редкий коряжистый кедрач с некондиционной древесиной, что его и спасло от топора леспромхоза. Черника и брусника уже отцвели. Мелкие зелёные ягоды, местами густо висели на ветках.
Начали попадаться заросли берёзы мелколиственной, можжевельника и альпийской карликовой ивы. Кедры становились всё коряжистей, короче, и стояли реже.
Зато трава стала гуще и выше.
Осока, чемерица – кукольник, водосбор, алтайские огоньки, вперемежку с левзеей, в сыроватых местах образовали заросли.
В низу они уже отошли, а здесь только набрали цвет.
С подъёмом постепенно и травостой начал меняться на низкорослые горные колокольчики, виолу, бадан, мох и ягель.
Звериная тропа свернула к реке и вышла на скалы. В низу, зажатый, с двух сторон обрывистым берегом, между огромных валунов, шумел Чебалак.
Впереди открылась панорама субальпийских лугов, с раскиданными по ней скалами – останцами разрушающихся горных пород.
Здесь уже начинался постоянный ветродуй. Порывы вера то усиливались, унося вниз тучу кровососов, то ослабевали и жужжащая, пищащая армада, снова нависала над головой.
Кряжистый кедровник остался ниже. На кромке леса росли не высокие деревья.
Выше только карликовые берёзы и ивы, мох, ягель, местами бадан, брусника, водяника и курум затянутый разноцветным лишайником.
Тропа, утоптанная следами маралов, вскоре потерялась. Звери, выходя на ветродуй, разбредались по сторонам.
Над молодыми зарослями хвойника возвышалась огромная скала, похожая на голову великана.
Я обошёл её. Вроде не моргает. Зашёл со стороны горы, там положи, поэтому подыматься на скалу легче. Площадка на скале не очень широкая. Мне хватило. Расстелил каремат, спальник. Под свитер и фланелевые штаны надел термобельё голландского производства, которое подарил мне Андрей. Сверху облачился в непромокаемый костюм, покрытый маскирующим рисунком. Разрядил, и на свет посмотрел в ствол карабина, не попал ли в него какой, ни будь мусор, пока нёс его по тайге. Проверил прицел. Загнал в ствол патрон. На руки одел перчатки. На голову накинул капюшон и застегнул накомарник. Вроде всё, можно ждать.
От скалы до кромки леса, протянулся курумник, по которому сновали пищухи с травинками во рту. Не зря у них второе название сеноставками. Прилетела кедровка. Минуть пять, пока я одевался, поорала надо мной. Потом, когда я замер, потеряла интерес и опять улетела в кедрачи.
После получасового бдения, внизу, заметил какое то движение. Взвёл затвор «Мосина» и устроил его поудобнее. Через пару минут, на курум, вышел молодой медведь. Года три, от силы четыре. Не зажиревший, поджарый, на высоких ногах. Шерсть чёрная, блестящая. Я потихоньку спустил затвор и отложил карабин в сторону. Медведь, что то, вынюхивая между камнями, медленно поднимался к скале. Я пожалел, что не взял с собой фотоаппарат. Когда до моей скалы осталось метров пятьдесят. Я нащупал камень и бросил его в низ. Камень не долетел до него метров десять. От удара о булыжник он подпрыгнул и закатился между камнями курумника. Медведя это заинтересовало. Он живо подскочил к этому месту. Сначала в щель сунул голову. Не пролезла. Тогда он начал шарить лапой. Совсем как маленький ребёнок. Меня разобрал смех. Услышав мой хохот. Он отпрыгнул в сторону. Задрал голову в мою сторону. И начал принюхиваться. Губы вытянулись, зашевелились, оскалив зубы. Только язык не высунул, воздух лизнуть.
Я встал на ноги. Взмахнул руками. «Иди отсюда». Медведь видно встречался с людьми, и воспоминания об этой встрече были у него не очень приятными. Три прыжка, и внизу только ветки колыхались, задетого им кустарника. Я опять улёгся на свою подстилку.
Солнце начало клониться к закату, но ещё было высоко над горами, противоположного горизонта. Мне наскучило лежать на скале. Я присмотрел чуть правее, возле звериной тропы, скалу поменьше. Оставив вещи, с одним карабином, перебрался на него. Сверху, валун мне казался привлекательным, а оказался не удобным для лежания. Сидеть на нём, значит торчать как пугало на огороде. Я сполз с него к подножию. На небольшой камушек настелил мха. Сел спиной прислонившись к валуну, лицом к горе, навстречу ветру.
Усилившийся вечерний бриз перестал метаться из стороны в сторону и конкретно тянул в одном направление, вниз, к реке. Жара начала спадать. На смену комарам, откуда - то появился гнус – мелкие мухи чуть больше мошки. Укус болезненный и вызывает аллергическую опухоль. Скорее всего, от жары, прятались под листьями в траве.
Недолго просидел, рассматривая ползающих муравьев, как метрах в двадцати, чуть выше меня, на поляну выкатились три медвежонка. Большеголовые, на несуразных, длинных лапах, как маленькие черные бочонки на длинных подставках. Я медленно поднялся, вскинув карабин к плечу. Медвежата, увлеченные своей игрой, сцепились в клубок, и с пригорка катились мне под ноги. Наблюдая за ними краем глаза, я высматривал медведицу. Наконец-то! Молодые кедёрки зашевелились , и в пятнадцать метрах от меня появилась их мама. Довольно взрослая тетя, килограммов на двести пятьдесят. Я прицелился ей между глаз и держа палец на курке, спокойно, не громко произнёс: «Место занято».
Медведица замерла. Что то буркнула. Медвежата тут же оказались у неё между ног. С минуту медведица смотрела на меня, а я на неё сквозь прицел карабина. Мне показалось, что время остановилось, и прошла целая вечность. Камуфляжный костюм полностью сливался с валуном, покрытым разноцветным серо-жёлто-зеленым лишайником. Видно не поняв, кто перед ней. Скорее всего поняв, что перед ней человек с ружьём, но не проявляет агрессии. Ради спасения жизни своих балазят, она приняла верное решение. Пятясь, начала спускаться к кедрачу. Медвежата испуганно жались к её ногам. Отойдя метров на пятьдесят, медведица развернулась и легкой трусцой поспешила к спасительному лесу.
То ли от пережитого волнения, толи от самоудовлетворения, что понапрасну не оборвал четыре жизни. Крикнул ей вослед: «В следующий раз, будь внимательней».
Медведица тут же в прыжке развернулась на сто восемьдесят градусов, и уставилась в мою сторону. Медвежата опять скучились у неё под ногами. Я, не поднимая карабина, и не шевелясь, тоже смотрел на них. Молча костеря себя: « Чёрт тебя дергает за язык. Не мог промолчать».
Опять потянулась вечность, но чуть короче. Наконец медведица развернулась и вместе с медвежатами шустро затерялась среди деревьев.
Я вернулся на большую скалу. Чтобы во сне не скатиться вниз, нашёл в ней удобную расщелину. Перетащил в неё свои вещи, сверху натянул плащ накидку. Вскоре стемнело. Даже в оптику не различить предметы внизу. Перекусив, я залез в спальник. Утром маралы так же не появились. Видно перекочевали в другое место. Дождавшись, когда солнце подсушит ночную росу. Я перевалил в Малую Кузю. По гриве поднялся в Соугон, на склоне которого заметил двух быков. Вечером, одного добыл на солонце. Разделал. В сутёмках, прихватив печёнку и панты, бегом спустился в избушку.
Мужики болели с похмелья.
Я их обрадовал: «Утром остатки алкоголя будете выгонять, вынося с горы мясо».
Володя спросил: «Далеко?»
Я ответил: «Километра три будет».
Юранька с тяжёлым, обречённым вздохом: «Мы знаем твои километры. В каждом ещё три уляжется».
Мне было не до разговоров. Пошёл разводить костёр. Нужно было сделать первую варку рогов марала, пока не закисли. Из-за них я и поднялся в горы.
Р.Башаров