Теням не было конца. Казалось, сама тьма рождает их. Вокруг окончательно сгустились сумерки, и чтобы не зарубить соратников, было принято решение расставить вокруг факелы. Едва дружинники успели это сделать, как появилась новая волна привидений. Если бы воины остались в поздних сумерках, наверняка пропустили бы атаку и недосчитались еще нескольких соратников. Именно благодаря хоть неровному, но яркому свету пламени, они сумели отразить первый удар призраков. Снег дружинники применить не успели, поэтому все, что им удалось – принять основной удар на щиты. Дерево, встретив удар железа, отозвалось гулким эхом и сильным ударом, на этот раз уже по рукам державших щиты воинов. Наконец, выдалась возможность достойно ответить на столь вероломное и коварное нападение. Зачерпнув клинками и носками сапог белые хлопья, дружина встретила тени небольшим белым шквалом. Мгновенье спустя в сгустившиеся тела духов уже вонзилось по нескольку стрел, а воткнутые следом клинки распахивали ткань неведомого, из которой состояли призраки, оставляя глубокие борозды. Едва лишь сталь покидала тело тени, как следовал размашистый обратный удар, отсекавший твари голову. Обладатели палиц и кистеней тоже вносили свой вклад – следом за сгущением неосязаемого тела они обрушивали мощные удары на головы, расплескивая похожую на слизь жидкость, которая тут же вскипала и испарялась темно-серым дымом.
Встретив сопротивление, тени отходили, давая короткое время на передышку. Впрочем, отдыхом назвать это было нельзя: твари все время сновали неподалеку, шипя из темноты. На разгоряченных боем воинов это оказывало свое влияние: они озирались, услышав шипение, беспокоились, а их беспокойство передавалось другим. Плотный строй начинал терять свою слаженность, а дружинники – выдержку, становясь похожими на зажатых в угол путников, ступивших в охотничьи угодья стаи волков. Первые плоды это принесло уже вскоре – нервно отшатнувшийся от очередного шипения из темноты боец ненадолго отделился от начинавшего снова смыкаться строя. Этого времени за глаза хватило обитателям сумрака. Воин внезапно рухнул навзничь, словно поскользнулся на льду, а отрубленная черным мечом голова отлетела по высокой дуге, упав на снег почти у самых ног соратников. Это стало словно ушат воды, снимающий сонливость. Повсюду стали раздаваться приказы десятников:
- Сомкнуть ряды!
- Держать строй!
Своих бойцов Ратибор нашел именно благодаря расставленным факелам. Тот скудный свет пламени, что долетала на пару шагов от факелов, помог ему отбиться от нескольких чудовищ, смазанной тенью скользнувших в его направлении. Первое воевода рассек от плеча до бедра, когда оно на него прыгнуло. Сбитое в полете чудище упало на четыре конечности, роняя на снег капли черной слизи. Раны уже начали затягиваться, но Ратибор швырнул в чудовище большую горсть снега, а затем обезглавил. В горячке боя воевода едва не прозевал второе чудовище, подобравшееся к нему под покровом тьмы. Неведомым чувством он ощутил за спиной чье-то присутствие и ощутил кожей легкое движение морозного воздуха. Ратибор сделал шаг в сторону, и чудище с размаху упало плашмя в снег. Не дожидаясь, когда оно развернется для нового броска, воевода пригвоздил его мечом к земле. Тварь тут же расплылась склизкой черной лужей, вскипела и испарилась. Вынув меч из того места, где только что был враг, Ратибор продолжил идти в сторону бойцов.
Дела у них продвигались с переменным успехом. После каждой новой отбитой волны чудовища снова начинали кружить вокруг дружинников шипя и пытаясь выбить кого-нибудь из плотного стоя. Иногда им это удавалось, и тогда несчастный погибал обезглавленный, пронзенный копьем или разорванный на куски когтями и зубами. Когда вдруг после очередного нападения в шипении появились новые ноты, дружинники насторожились – это могло означать, что чудовища готовят для сбившейся в плотное кольцо добычи что-то новенькое – и сжали рукояти оружия до побеления костяшек. Вдруг шипение оборвалось, и в свете факелов появилась знакомая фигура. Одним ударом меча, обезглавив ближайшую тень, Ратибор припорошил ее снегом и завершил дело, пронзив тело твари мечом. Отпихнув распадающееся тело ногой, воевода шагнул в кольцо обороняющихся.
Появление воеводы заметно воодушевило бойцов. Если до этого они жались друг к другу спиной, то теперь даже время от времени совершали ответные нападения на тени. Все чаще то с одной, то с другой стороны кольца взмывало облако снега, сверкала сталь, и одно из порождений Могильника распадалось на части. Теперь даже это несметное войско не пугало дружину.
В числе обороняющихся были и Всевид, Яр и Пересвет. Лицо охотника было полно мрачной, угрюмой решимости – потеря пса, верного друга, бывшего ему постоянным спутником, сначала привела его в дикую ярость, в состоянии которой он едва не потратил все стрелы. Позже волна схлынула, а на смену ей пришла сосредоточенность. Яр словно отрешился от окружающего мира, для него не осталось ничего кроме цели и нацеленной на нее стрелы. Окружающий мир будто бы замедлился настолько, что движения стали почти незаметными. Звуки доносились как будто издалека. Заметив впереди движение, охотник махнул ногой, взметнув снежное облако. Когда белые хлопья покрыли тень, Яр натянул тетиву лука. Оперение стрелы коснулось щеки. На чудовище словно смотрел не наконечник стрелы, а сам охотник устремил свой взор на запорошенную тень. Мгновение спустя пальцы отпустили конец стрелы. Натянутая тетива тут же распрямилась, толкая стрелу вперед, наконечник вонзился в ставшую уязвимой тень, прошил ее насквозь. Порождение неведомо какого создателя стало распадаться на черные испарения. Окружающие звуки стали набирать громкость. Нет, они не ворвались единым валом, но стали постепенно набирать силу, как набирает силу поток воды, просачивающийся в пробитое дно корабля. Движения тоже стали снова ускоряться. На востоке, там, где в небо устремились горящие лиловым пламенем вышки, пелена облаков начала светлеть – занимался рассвет и наступал новый день.
К этому времени Воислав уже добрался до входа в старый лагерь «Черных». На входе стояли несколько мечников, от которых старосту отделяли поваленные стволы деревьев. Разбежавшись, Воислав запрыгнул на один из них, пробежал по нему, перепрыгнул на соседний, прыгнул вперед и обрушил удар на ближайшего «черного». Тот попытался отразить его щитом, но сила удара отбросила его на спину. Выждав мгновение, когда рука «черного» со щитом откинется на землю, юноша занес меч и воткнул его в грудь врага. Когда Воислав вынул клинок, кровь, окрасившая клинок, начала кипеть, а руны окрасились красным и напоминали тлеющие угли. Второй охранник попытался убить дерзкого налетчика, но клинок, словно сам собой, ударил по мечу «черного», сверкнула янтарная вспышка, и стражник отскочил назад. В неимоверном развороте староста описал клинком дугу и отсек голову противнику. Последний не стал следовать примеру соратников, и начал обходить Воислава по дуге. Встав в защитную стойку, юноша медленно разворачивался вслед за «черным». Видя, что обойти сзади едва ли получится, тот решил ошеломить противника, ударив щитом в лицо, но к его удивлению, щит съел воздух, скользнув по тому месту, где мгновение назад находился Воислав. Юноша попытался закончить дело одним ударом, но меч встретил щит «черного». Руны на клинке загорелись ярче. Еще несколько ударов также не достигли цели, но, по крайней мере, зарядили клинок. Наконец, защита «черного» дала слабину, и клинок старосты рассек охранника от ключицы до бедра. «Черный» стоял несколько мгновений, затем рухнул на колени и упал лицом в снег, окрашивая его багрянцем. Воислав двинулся вглубь лагеря.
Вскоре в неярком свете вышек появились четыре крупные фигуры в тяжелых латах. На лицах воинов были закрытые шлемы, а доспехи казались сплошными. Внезапно Воислав вспомнил, где видел таких: в Нави, когда колдун попытался его заточить в мире мертвых. Неужели он не заметил, как перешел границу между мирами? В прошлый раз ему не довелось сразиться с ними – их отвлек на себя Стоян, дав другу время уйти. Сейчас же не было ни времени, ни возможности уйти. Взяв наизготовку меч, староста двинулся вперед. Снег хрустел под его осторожными шагами. Один из воинов посмотрел в его сторону. Поняв, что это не «черный», он поднял в воздух булаву и издал высокий крик. На него тут же откликнулись остальные. Обернувшись, они тоже заметили чужака и стали обнажать оружие. Вся четверка тяжелым шагом двинулась в его сторону. Первым напал воин с булавой. Высоко замахнувшись, он попытался обрушить на Воислава свое оружие, но староста увернулся от него, едва разминувшись с односторонним клинком второго. Развернувшись на месте, Воислав нанес удар по спине мечника. Хотя клинок не пробил доспехи, удар заставил воина сделать несколько шагов вперед, а руны уже горели, как свежие угли от только что потухшего костра. Остальные двое развернулись и бросились на Воислава. Первым достиг противника воин с саблей. Он попытался нанести крест-накрест два сильных удара. Попытайся староста их отразить, второй удар наверняка выбил бы меч из рук. Поэтому Воислав отпрыгнул в сторону. Дождавшись, когда клинок после второго удара достигнет нижней точки, староста нанес удар сверху. Накопленной силы хватило, чтобы выбить саблю из рук воина. Развернув меч, Воислав ткнул острием в шлем. Раздался дрожащий высокий вопль, и из шлема стало сочиться лиловое свечение. Не теряя времени, староста нанес сильный удар ниже шлема. Клинок словно сам собой нашел уязвимое место, и отсек головы воина. Из шеи вышел лиловый шар, который вскоре взорвался в яркой лиловой вспышке. Лиловые молнии охватили остальных трех воинов, давая Воиславу занять более выгодное положение.
Когда молнии потухли, первым до старосты добежал воин с топором. Замахнувшись, он попытался подрубить Воиславу ноги, но юноша отпрыгнул и ударил по рукам, пытаясь обезоружить его так же, как и предыдущего. Однако, воин резко поднял топор вверх, отбив клинок. Удар отбросил старосту назад, заставив сделать несколько шагов назад. Издав торжествующий вопль, воин бросился вперед. В последний миг староста увернулся от удара, но едва не попал под другой. Тот, кого юноша немногим ранее ударил по спине, замахнулся мечом, пытаясь обрушить на врага мощный удар. Выставив меч, Воислав отбил удар, и руны теперь горели горячим железом, освещая клинок бледно-алым. Руку с клинком отбросило назад, чем и воспользовался юноша. Ткнув острием меча в шлем, он нанес рану. Тварь зарычала от боли, схватившись за забрало. Извернувшись, староста ударил под шлем, срубив голову. Снова вверх вылетел лиловый сгусток, и взорвался, охватив молниями оставшихся двоих. На этот раз молнии были толще и обвивали их, словно плющ обвивает дерево. Времени оставалось все меньше, требовалось понять, когда бросится оставшийся в живых воин с булавой.
Ждать пришлось недолго. Едва молнии погасли и перестали трясти воина, как деревенский мальчишка трясет яблоню, тот развернулся и сверкнул горящими от ярости глазами на чужака только что убившего его соратников, а быть может – и братьев. В этот раз не было ни боевого клича, ни подготовки. Тварь молча бросилась на чужака, даже не подняв булаву. Для человека такой рывок мог оказаться последним – стоит противнику выставить вперед меч, как тот пронзит его, положив конец этому короткому бою. Однако у Воислава не было возможности так сделать. Во-первых, не было возможности отыскать слабое место в сочленениях лат, во-вторых – потому что он оказался мощным отброшен сокрушительным ударом врага. В глазах юноши потемнело, а дыхание выбило из груди. Каждый вздох отзывался режущей болью – похоже, удар сломал одно или несколько ребер. Неглубоко дыша, чтобы не повредить легкие, юноша все-таки дополз до своего меча и развернулся на спину.
Сделал он это очень вовремя: воин в латах уже успел дойти до него, и теперь занес булаву для добивающего удара. Используя клинок, как опору, Воислав с трудом поднялся на ноги, и совершил бросок, намереваясь вонзить меч в тело чудовища. Лишь слегка скользнув по доспеху, клинок нашел-таки уязвимое сочленение и впился во врага. Заревев от боли, тварь выпустила из рук оружие, а Воислав поперечным движением завершил удар, почти разрезав противника пополам. Тварь рухнула на снег, и вскоре от нее остался только изъеденный ржавчиной доспех.