– Да пусти же ты меня, зараза такая, – пробасил мужчина, выдёргивая руку у полицейского. – Где мой отец? Что с ним? Что вы все здесь делаете?
Его голос не вязался с тщедушной фигурой малыша.
– Степан, он в спальне, – сказала Ольга, указывая на дверь.
– Туда пока нельзя, – преградил путь мужчине дознаватель. – Вы сын убиенного, как я полагаю? Сын?
– Убиенного?! Ах вот значит как. Всё-таки добралась до отца. Всё-таки загубила его, собачье отродье, – сказал Степан, надвигаясь на мачеху.
– Что ты несёшь, оглашенный? – возмутилась Ольга, расправляя плечи и глядя на пасынка сверху вниз. – Мы любили друг друга.
– Любили. Ага, как же! Деньги ты отцовские любила – вот и вся любовь. Матушкины платья да украшения присвоила, теперь и до батюшкиной жизни добралась, мерзавка, – басил Степан.
– А ты сам-то давно ли полюбил отца? Ещё недавно собачился с ним из-за каждой мелочи, – парировала супруга убитого.
– Так из-за тебя, тварь, у нас ссора и случилась! – возмутился наглому обвинению пасынок.
– А-а-а! Помогите! – совсем по-бабьи заголосила госпожа Колбинская, закрывая лицо руками.
Степан изловчился и накинулся на неё. Господин Самолётов отважно ринулся в гущу событий. Городовой тоже без дела не стоял. Даже Анхен каким-то образом оказалась втянута в это безобразие. Худо-бедно, но они растащили клубок из родственников жертвы.
В потасовке госпожа Ростоцкая прикоснулась к руке Ольге и выпала из реальности, как тогда, в детстве. Гостиная на даче покачнулась, воздух пошёл слегка заметной рябью, и вдруг всё изменилось.
Анхен оказалась в воспоминании госпожи Колбинской.
Ольга вошла в спальню мужа и старалась на него не смотреть. Иван Дмитриевич всё также лежал на кровати – бледный, с посиневшими губами. На полу валялась разбитая посуда, темнело пятно от чая – поднос с завтраком выскользнул у неё из рук, когда она заходила сюда в прошлый раз. Глашка побежала за доктором, а ей надобно осмотреться до его прихода.
– Ах вот оно как! Ну, ну, – сказала вслух Ольга, стоя у рабочего стола покойного.
Она рывком выдернула со стола желтоватый лист казённой бумаги. Взгляд бегал по ровным строчкам бланка, исписанного каллиграфическим почерком. Услышав голос господина Цинкевича в доме, Ольга воровато оглянулась – делать нечего, госпожа Колбинская сложила бумаги за лиф платья.
Анхен отдёрнула руку и выбралась из этого змеиного клубка, состоящего из малорослого драчливого Степана и его коварной мачехи, а также служащих полиции. Анхен отошла к дубовому буфету, наблюдая, как Иван Филаретович встал между враждующими и развёл руки в сторону, предотвращая дальнейшие попытки нападения пасынка или вдовы. Городовой же с трудом удерживал Колбинского-младшего – мал да удал.
– Кхе-кхе! Ха-ха! Забавно, однако, – цинично заметил доктор, улыбаясь.
– Господа, побойтесь Бога! Труп Вашего близкого родственника не совсем ещё остыл, а вы ведёте себя неприлично. Неприлично! – рявкнул господин Громыкин.
Это прозвучало убедительно. Степан отвернулся от всех, толкнув городового – да отстань ты! Запыхавшаяся Ольга прошла и села в кресло, театрально закрыв лицо руками.
– Фёдор Осипович, можно Вас? – спросила Анхен, решившись.
Она подошла к рыжебородому дознавателю и уверено отвела его в сторонку. Там… за лифом блузки… под платьем… бумаги…
– А Вы откуда знаете? Откуда? – недоверчиво отстранился от неё господин Громыкин.
– Почувствовала в процессе драки я. Шуршало, – нашлась художница.
– Сударыня, у Вас под платьем что-то есть? Есть? – спросил напрямик рыжебородый дознаватель, обращаясь к Ольге.
– Нижнее белье. Показать? – отрезала госпожа Колбинская.
– А вот дерзить не надобно. Ни к чему это, – спокойно, с достоинством ответил господин Громыкин, округляя глаза-пуговки. – Иван Филаретович, возьмите кухарку и обыщите вдову. Обыщите.
Ольга встала, вспыхнув от гнева, но посмотрев на господина Самолётова, уверенно направляющегося к ней, и поняв серьёзность положения, обречённо села обратно в кресло.
– Нет нужды, – процедила госпожа Колбинская, вытаскивая бумаги из-за лифа платья и протягивая их делопроизводителю.
Господин Самолётов взял бумаги и отдал их господину Громыкину.
– Ага. Вон оно что, – сказал дознаватель и нахмурился.
Город Санкт-Петербург
Второе сентября одна тысяча восемьсот восемьдесят девятого года
Я, Колбинский Иван Дмитриевич, настоящим завещанием делаю следующее распоряжение:
1. Дом в поселке Хитряево, китайские вазы и всё остальное моё имущество, кое ко дню моей смерти окажется мне принадлежащим, в чем бы таковое ни заключалось и где бы оно ни находилось, я завещаю сыну моему Колбинскому Степану Ивановичу.
2. Завещание сие составлено в двух экземплярах, каждый из которых собственноручно подписан завещателем. Один экземпляр завещания хранится в делах нотариуса города Санкт-Петербурга Одинцова Порфирия Павловича, а другой экземпляр выдаётся завещателю Колбинскому Ивану Дмитриевичу.
Подпись завещателя
– Убийца, да ещё и воровка!!! – заорал Степан, пытаясь вновь накинуться на мачеху.
Однако городовой ловко предупредил сию попытку.
Полный текст книги "Анхен и Мари. Выжженное сердце" читайте по ссылке:
https://www.litres.ru/stanislava-ber/anhen-i-mari-vyzhzhennoe-serdce/?lfrom=380415467
__________________________
Ставьте лайк и подписывайтесь на канал!
Читайте мои книги на сайте ЛитРес:
Клептоманка , Самка богомола , Дина. Сметающая всё на своём пути , Исторический детектив АНХЕН и МАРИ