Предыдущая глава (начало) смотри:
После этой ночи Илларион понял, что ажиотаж, вызванный выбором пути, был в какой-то мере искушением. Слишком много себялюбия и амбиций лежало между ним и такими понятиями, как «апостольство, служение», которые и привели его в академию.
В прочем, было ещё одно препятствие. Чтобы принять постриг, нужно было благословение родителей. Это была традиция, которой следовали неукоснительно.
После памятной встречи перед поступлением в Академию, они с отцом больше не виделись. Илларион исправно посылал письма с кратким отчётом о своей жизни, придерживаясь в них несвойственного себе отстранёно-вежливого тона. Отец отвечал, что удивлён переменами в их взаимоотношениях и рад тому, что Илларион внял его убеждениям и осознал свой сыновний долг. Также и отец, в свой черёд, давал развёрнутое описание своих дел. Он вышел в отставку и в последнее время проживал в своём старом имении под Москвой.
Илларион терпеливо дочитывал до конца исписанные мелким почерком листы бумаги. У него нередко складывалось ощущение, что эти письма были написаны не ему, а какому-то абстрактному адресату. В них не было ни слова отклика на впечатления и мысли, которыми он делился с отцом в своих предыдущих посланиях.
Илларион складывал письма отца в специальную шкатулку и с недоумением произносил про себя это заветное, словно заклинание, слово отца: «Долг!»
Сколь часто бы отец ни прибегал к этому слову, как некоему орудию, и как сильно не отбрыкивался бы от него свободолюбивый отпрыск, оно имело свою силу, и весьма весомую. Долг, которого нельзя выплатить, связь, которую нельзя разорвать. Вот и сейчас, несмотря на стену холодности и отчуждённости, Илларион понимал, что он должен встретиться и по-настоящему примириться с отцом, и тяготился этим пониманием чрезвычайно.