Два года хожу мимо дома на два хозяина. Общий двор, в котором чисто и уютно. Лавочка окрашена, свежей краской. Старое колесо – клумба, с большими горошинами ярко желтого цвета, тоже окрашена в тон лавочки.
В колесе яркие ноготки и космея.
Всякий раз встречаю хозяина одной из этих квартир, дядю Васю. Он постоянно за работой по двору, то с метлой, то с граблями.
В этот раз та же картина, дядя Вася, забравшись на стремянку, мыл окно. Его окна отличались от всех других, красивыми резными наличниками.
Поздоровавшись, я спросила его о соседях. Рядом с его, соседские окна, выглядели не ухожено. На окне со стороны квартиры, сиротливо висела, пришедшая в негодность, грязная простыня. Я ни разу не видела других жильцов этого дома, поэтому вопрос, как – то сам слетел с языка.
Дядя Вася, покряхтывая, слез с лестницы и пригласил меня присесть на лавочку.
Времени у меня было достаточно, чтобы пообщаться и отдохнуть под большой березой, которая тенью своей кроны, укрывала часть двора.
Дядя Вася начал свой рассказ, который я и передаю в его стиле повествования.
- Не счастливая эта квартира. Нет. За двадцать лет, которые я здесь живу, сменилось, почитай, хозяев пять, однако.
И люди - то все хорошие, добрые, но непутевые, скажу я тебе.
Я - то тоже был совсем бестолковым, по молодости. Ох, и намучилась со мной Евдокия, жена моя, царствие ей небесное. Уж пятый годок пошел, как преставилась, сердешная моя.
У дяди Васи навернулись слезы на глазах. Он заморгал, вынул платочек из кармана, протер глаза, высморкался в него же и, вздохнув со всхлипом, продолжил свой рассказ.
- Вот те расскажу о последних жителях этой квартиры. Куда подевались, не знаю, но три годка, как пустует квартира.
Семья жила с ребятишками, девочка да паренек у них. Но им не до деток, пьющие они были, но работящие. Бывало, пойдут, кому дровишек поколоть, кому обои поклеить, опять же побелить. Руки золотые, но глотка луженая. Все, что заработали, то и пропили.
Жалко их было, даже жальче чем себя. Давай я их на путь истинный наставлять, рассказывать о своей пропащей жизни.
Пил я по черному, как называется. Какие - то болезни стали приключаться.
То еду перестал принимать, выворачивало, то скрутит так, что свету белого не вижу. По утрам, от алкоголя, выпитого накануне, боли, чуть не сводили в могилу.
Однажды решил, всё, баста. Взял ружьишко, котомку за плечи и уплёлся в тайгу.
Две недели без спиртного. Несколько дней маялся, а потом ничего, отпустило. Понравилось, голова не трещит, сердечко не прихватывает.
Сам себя не узнавал, бодрость появилась, окрылился.
Вернулся домой, Евдокиюшка радостно на шею бросилась. Говорит, думала что пропал. Богу молилась, помощи за меня просила.
Видимо дошли её молитвы до Бога.
Много тогда я передумал о своей непутёвой жизни. Не хотел боле приносить горя семье. Сынок ведь у нас. Сейчас далеко. На севере работает, приезжает, проведает.
Помолчав, он вздохнул, и как будто ответил на вопрос самому себе:
- А как же, помогает.
- Так вот. Продолжил он.
- Много я, значит, думал, читал, крепился. Проявлял усилия, но срывался порой. Больно тогда на жену и сына было смотреть. Мне казалось, что они становились такими маленькими, беззащитными.
Гладила жена меня по пьяной башке и приговаривала, Васенька, ты сильный, ты одолеешь эту хворь.
Ну как было не оправдать её ожидания чуда. Опять спохватывался и крепился. Тогда вот и занялся резьбой по дереву. Заказы даже были. Да! Наличники сам вырезал, гордо глянув на окна, сказал он.
И ведь находились силы! Сам вставал после падения, да ещё и дружков своих пытался образумить.
Которые так и спились, а которые живут. Да ещё как живут! Дом, хозяйство, достаток опять же. Они в пример другим, что всякое бывает в жизни.
Ведь говорят же, не грех упасть, грех не захотеть подняться.
Стал соседям рассказывать о своей жизни. Как выбрался из ямы той поганой.
Видимо мои рассказы подействовали на них. Они мало по малу стали справляться с недугом. Все реже пили.
Все лето занимались огородом, много банок с огурцами да капустой приготовили в зиму. Заботы да хлопоты отвлекли от пьянки.
А детки как радовались! Стали ходить чистенькие, опрятные. Перестали чураться сверстников, и те приняли их в свои игры.
Чаще стали видеть их всех вместе. На рыбалку ходили, в лес за грибами.
Любо было смотреть, как они делились не растраченной любовью друг с другом.
На мой вопрос: почему было?
Дядя Вася вздохнул и огорченно произнес:
- Жалко, что было и прошло. Ведь они после очередного застолья, по какому – то поводу так и не вышли из состояния похмелья. Так и продолжали пить.
Дочка окончила восемь классов и уехала в город поступать в техникум.
А сын - то еще доучивался, когда они обменяли квартиру, на какую – то избушку с курьими ножками. Разницу в деньгах, хватило разума, поделили детям.
В квартиру заехали новые хозяева, побыли месяца три – четыре, погуляли до угару и съехали.
Слышал, что тоже обменялись с кем – то. Не знаю. Вот уж три года, как никто не появляется. Повторил он.
Дядя Вася тяжело вздохнул: - говорю, же не счастливая квартира. Ладно, пойду окно домывать.
Он поднялся с лавочки. - У Евдокии моей, всегда окна сияли.
Я попрощалась, но еще, какое - то время наблюдала, как дядя Вася старательно протирает стёкла.
Продолжая путь по своим делам я, по ходу размышляла над слабостями человека, которые, то и дело, по его безволию, становятся хозяевами над его жизнью.