Ранее: Подаренный нам праздник, братик Павлик и как мне не поверили.
Мы долго не жили не одном месте, кочевали то в Казахстан, то в Узбекистан., благо на границе жили, да столица Узбекистана недалеко от границы. Сейчас по самому Ташкенту проехать из одного конца в другой больше времени уйдет на современных автобусах, чем тогда на том транспорте, что ходил до Черняевки и обратно.
Осень. 1957 года мы вновь из Гишткупрыка переехали в Черняевку в дом в центре его, на левой стороне Солёнки – арыка, что шел с болот, и по правую сторону трассы Ташкент-Чимкент. От дома до дороги было достаточно земли и там просто трава росла, а перед домом четыре больших тала с низко посаженной ветвистой кроной со множеством пеньков от ранее отрубленных сучьев. Мы легко могли доставать веточки, а на самые большие, толстые и раскидистые привязывали качели.
В принципе двор образовывался закрытым из самого дома, двух сараев, стоящих перпендикулярно к нему, двух невысоких дувалов с проходами на улицу к Соленке и в огород, что напротив дома за дувалом.
Сам дом был низким и осевшим, что было хорошо видно от центральной дороги, с камышовой крышей и маленькими окнами, но из двух комнат. Первая комната стала спальней родителей, прихожей, кухней и фотомастерской. Вторая комната стала нашей спальней, игровой и комнатой для занятий. Нас было уже двое учеников – я и Толик.
Огород был большим и растянулся он до соседского дувала, где мы уже жили и чей огород подарил мне много счастливых дней. Мне вновь хотелось с ними встретиться. и я отправилась туда не через двор хозяев, а через колхозный двор, в ограде которого был лаз, а там через калитку к арыку с пирамидальными тополями.
Прошлась по нему несколько раз до следующей ограды, вернулась к серебристому тополю, который встретил меня шумом листвы, которую еще не сбросил. Я обняла его и поздоровалась, постояла так какое-то время, поглаживая его ствол и взяв на память букет опавших листиков пошла к грядкам.
На грядках, где раньше грели свои бока и дозревали огурцы, земля была вывернута и кое-где кучками лежала картофельная ботва. Посидев еще какое-то время на краю арыка и полюбовавшись своей картинкой видения, я вернулась домой и больше никогда не возвращалась туда, хотя впервые там увиденное навсегда осталось во мне и греет мою душу по сегодняшний день.
Будни проходили как всегда, отлучались из дома то отец, то мать, семья стала больше и им приходилось работать соответственно. Мать могла уже сама обрабатывать фотопленки и фотографии печатать. В это время чаще отца не было дома, а мне, как старшей, приходилось помогать матери по дому и присматривать за младшими, особенно за маленьким Павликом.
Здесь мы росли как-то без других детей, может потому что рядом не было других домов, слева Солёнка, справа контора колхоза, а напротив уже взрослые дети. Приезжала Таня с маленьким Витей и своим младшим братиком Валерой, моим ровесником, которым мы всегда были рады. А в конце зимы я заболела скарлатиной, которая проходила очень тяжело. Врач, тот же Фургасов, опасался тяжелых последствий.
Во время моей болезни матери было трудно без моей помощи, а тут еще и за мной уход нужен был, и родители приняли в дом Машу – девушку из детдома, которая скиталась по случайным заработкам без жилья. Кровати для неё не поставили, но стелили матрас на полу в комнате. Нам она понравилась, весёлая беззаботная, не всё у неё получалось как надо. Но она научилась справляться.
Единственное что нам не нравилось то это то, как она кормила своего кота, с которым пришла к нам. Кот был породистым, огромным и пушистым. К тому же еще и злым, никого не подпускал к себе. Целыми днями гулял на улице, а поесть приходил домой. Маша для кота отрезала от куска сала такой его ломоть, который родители отрезали для всех нас на один прием. И всё это одному коту, чтобы родители не видели, а мы молчали. Мы же не предатели.
Были первые дни весны, я уже начинала вставать и немного ходить по дому и тут родители обнаружили у нас вшей – всех сразу – головных, бельевых и лобковых. Что тут было! Раньше к Маше с этой стороны не приглядывались, а тут сразу заметили, что она постоянно чешется и в сарае уединяется. Тут и Таня приехала из Шура-Базара и втроем – мать, Таня и Маша, стали кипятить постельное белье, полотенца и всё, что можно кипятить, в двух баках во дворе на импровизированной печке из кирпичей.
Что нельзя кипятить стирали, сушили и проглаживали горячим угольным утюгом, разравнивая швы. Тогда у нас не было электрических. Даже матрасы и одеяла гладили, а потом выносили на улицу и развешивали на веревках. Все кровати и столы протирали керосином, а в любые щели впрыскивали его из спринцовки. Все наши головы и головы родителей и Маши намазали керосином, а потом мыли хозяйственным мылом со щёлоком. Керосин щипал, но нам велели терпеть.
Побелили комнату, добавив в известь какой-то химии, полы тоже вымыли с керосином. Через три дня снова гладили, керосинили и кипятили, и в третий раз тоже самое. А между ними, отца и мальчиков обрили наголо, мать, меня и Тому очистили от последствий. Машу коротко остригли с её желания и тоже очистили. Потом еще месяц нам проверяли головы, пока не удостоверились, что дом чист от нашествия этих насекомых.
Я уже могла и во двор выходить, а там и на заросший, никем не обрабатываемый огород. Трава только еще взошла. И было много мелких цветов, которым я всегда отдавала предпочтение. Высотой около 10-15 см, с округлыми рельефными листьями с утопленными в них прожилками, расположенными в несколько ярусов, а в пазухах листьев мелкие, мелкие цветочки – красные, белые, лиловые, похожие на львиный зев. Я собирала из них букетик и ставили на стол и подоконник в стакане.
На огороде также росло одно дерево джуды с оставшимися с осени несколькими гроздьями мелких плодов и многочисленными наплывами живицы, которые я, естественно сразу же поснимала. Хотелось собрать и те, что повыше, но залезть на ствол дерева уже не было сил от слабости, вызванной не только болезнью, но и пьянящим весенним воздухом с ветерком, и солнечным теплом.
Как только потеплело, Маша привезла из детдома свою трехлетнюю дочь и сразу из милой и веселой Маши превратилась в мегеру. Девочка наскучалась без мамы и никуда от неё не отходила, связывая её по рукам и ногам, как говорится, но это буквально так и было. Даже стол накрыть для обеда было проблемой и, пока Маша накрывала стол, девочка орала, не переставая, и никто не мог её успокоить, а если пытался, то от Маши еще и щелчок в лоб или просто тумак можно было получить за это. Даже, за слово »плакса».
В один из теплых дней приехала к нам Таня с Витей, родителей не было дома, и она всё увидела своими глазами, Маша от неё не таилась, думая, что и Таня так же с нами обращается. Когда Таня спросила почему она обижает нас, а носится только со своей девочкой, возложив присмотр за маленьким Павликом только на меня, то она ответила Тане, что она так бы поступала, если бы её сын рос среди чужих детей.
Мы Таню и так любили, и обожали, а тут и зауважали очень. Таня сказала, что в этой семье её ребенок такой же, как и все остальные, разницы никогда не было. Ну, а если надо будет, то она лучше своего ребенка обделит, чем нас обидит, и что Маша теперь здесь не останется, потому, что она не даст Маше больше ни одного шанса издеваться над нами и объедать нас своему коту.
Через несколько дней Маше пришлось уехать от нас в Ташкент, только без кота. Кот пропал совсем и я, сейчас, задним умом, как говорится, думаю, что не без участия отца. Таня же некоторое время, до моих каникул, помогала нам по дому.
Далее: Маки и заблудившийся ослик.
К сведению: Это одно из моих воспоминаний на моем канале "Азиатка" , начиная со статьи "История знакомства моих родителей". За ними следуют продолжения о моей жизни и жизни моей семьи. Не обещаю, что понравится, но писала о том, что было на самом деле.
Прошу выражать своё отношение к статьям положительно или отрицательно лайками и делиться с друзьями в соцсетях, буду Вам очень благодарна.