Первый из двух заказов практически готов. Её новый любимец – торт "Пьемонт": молочный шоколад с фундучной пастой, кремю маракуйя и бисквит докуаз. Залить глазурью, без надписи и минимум декора – ей нравились клиенты со вкусом. На часах без двадцати десять. Прекрасно! Второй шедевр потребует возни – с формой и покрытием велюром. Сердечко, лепестки, камушки. Если не к полуночи, то к часу ночи все будет готово. Плюс–минус.
На кухню зашла Вероника, протянула руку с телефоном:
— Мама, тебе кто–то звонил.
Она взглянула на незнакомый пропущенный, вернула:
— Потом перезвоню. Или сами наберут.
Дочь, как обычно дотошна:
— Нет, а вдруг, это клиент. И потом будет поздно – ты сама говорила, что после десяти тревожить незнакомых не хорошо.
И села на табуретку. Проконтролировать и послушать – ей нравилось, как она общается с заказчиками.
— Алло, добрый вечер! Мне только что звонили с этого номера…
Пауза, окрик кому–то: "ну–ка, тихо – я по телефону разговариваю!".
— Ирина, привет. Это...
Голос запнулся и выдохнул:
— Это Рушана. Удобно говорить?
Скрывая удивление, она подавляет в себе накат внутреннего холода от боязни услышать плохую новость:
— Да...
— Ты ведь сейчас в Екатеринбурге живешь?
Ну, это просто и судя по интонации – дурные вести отменяются.
— Да.
Вновь задержка на тишину, будто сопротивляясь словам, но отчетливо резко:
— Это, конечно, не реально дико с моей стороны, но у меня вариантов уже не осталось. Я приехала с детьми на соревнования. Заранее договорилась с агентством про трехкомнатную квартиру на сутки – так, чтобы 12 человек разместить. Но один слег вчера с температурой, что, как выяснилось – к лучшему. Мы с вокзала сразу на игры, а вечером оказалось, что ту квартиру сдали. Нас поселили в двушку, а это малосемейка и спальных мест тут не хватает, и спальников мы столько не взяли, а на полу холодно, поэтому придется стелить и урываться двумя. В общем… мне некуда положить двоих… и… у тебя есть возможность приютить их на ночь? Я привезу их, а завтра утром заберу… Воть…
Последнее "воть" прозвучало как–то по–детски, добавив очарование в сказанный сумбур. Она живо представила всю картину и, стараясь звучать уверенно:
— Ну, в принципе – да. Подожди только, я только у мужа спрошу.
Обращаясь к дочери:
— Вероника, позови папу.
Та, не вставая с места:
— Паааааапа!
— Да, не кричи ты, а сходи за ним.
Снова в трубку:
— А детям сколько лет?
— Десять. Оба дисциплинированные и без хлопот.
— Пять секунд побудь на телефоне.
Первыми на шум прибежали мелкие двойняшки, затем Вероника с отцом. Она, прикрывая мембрану:
— Саша, ты не будешь против, если у нас переночуют двое мальчиков? Там фарс–мажор случился. Им десять лет и они без хлопот...
Муж, одновременно пытаясь вникнуть в суть, на автомате:
— Да, нет – пусть ночуют, если надо...
Убирая ладонь с телефона:
— Он согласен. Скажи, где вы? Вернее, я дам трубку Саши – объясни ему. Может он быстрее за вами съездит.
Пока супруг говорил по телефону, она пыталась избавиться от наваждения – он выслушает, скажет "извините, вы ошиблись" и на этом все закончится. Но в разговоре присутствовало: "так это совсем недалеко от нас...", "скинь точный адрес", "через полчаса максимум...".
Нажав отбой:
— Я возьму твой сотик – она на него скинет адрес.
И логичный вопрос:
— А это, вообще, кто?
Сначала глупая улыбка и идиотское подобие смеха:
— Рушана. Тренер по баскетболу.
Муж моментально сопоставляет факты:
— Так... так… Это та самая Рушана, по которой сох твой Семенов и, которому так ничего не обломилось – она звонит тебе и просит помощи…
Она, не знает, как перебить поток его циничного умиления, но тут очень кстати, мелкие и дочь:
— А где они будут спать?
— В гостиной.
— А это где?
— Что где?
— Гостиная?
— Это комната, где Вероника учит уроки и живет.
— Ууу, оказывается, я живу в гостиной. А куда я денусь?
— В детскую…
— А мы, а мы!?
— Кто–то из вас будет спать с нами.
— Можно я!
— Нет, я!
Шум и гам. Матвей с Алисой криком спорят, кому достанется место в родительской спальне, Вероника, как обычно над чем–то зависла в своей голове. Саша в нескрываемом наслаждении, наверняка, придумывает, как поострее съязвить:
— Ты чего еще тут? Сам обещал быть через полчаса. Мелкие – угомонились и к себе: кто лучше соберет игрушки и будет себя хорошо вести, тот и молодец. Вероника, иди в свою комнату...
— В гостиную.
— Да. Приберись и пропылесось. Метнулись все быстро отсюда – мне надо успеть доделать заказ.
Но вместо торта, открыть холодильник на проверку съестного: суп, макароны, но без котлет, на крайний случай – дежурные пельмени. И нет хлеба. К Веронике:
— Меняем задачу – быстренько слетай в магазин, который в нашем доме: купи хлеба, колбасы и сыра. Только не как обычно – ушла и пропала с концами. Туда и обратно – без подружек во дворе. Хотя, какие подружки – время десять.
Затем к себе. Натянуть джинсы, чистую футболку. Расчесать волосы. И голову бы вымыть. Что за глупости лезут в мозг? Кладовка, пылесос, розетка. Гудение Сашиной фразы "твой Семенов". Не мой и никогда им не был. Столько лет прошло – мог бы уже и забыть. А сколько? Девять, десять. Если Вероничке сейчас семь, то да – девять лет. Четыре года в Екате – ровно с тех пор она закрыла все связанное с ним. Ну, Саша – ладно, но как Рушана про меня вспомнила. Дичь какая–то. На кухню – выгнать всё из головы.
"Пьемонт" совершенен – она убирает остатки глазури, когда в прихожей открывается дверь. Вероника – не прошло и полгода. Приготовив, заученные предложения о медлительности дочери – вылетает в коридор. Там Саша, Рушана и двое мальчиков. А у нее в руке нож, по которому стекает зеркально красная глазурь.
— Ой, а вы как–то совсем быстро – я думала, что это Вероничка из магазина...
Нож в раковину. Ополоснуть руки. С полотенце и улыбкой обратно. Ничего не изменилось – все так и застыли на пороге. Из детской высунулись мелкие.
— Чего стоите? Раздевайтесь – проходите.
Рушана командует: "парни, снимайте куртки и обувь ставим аккуратно":
— Привет, еще раз – спасибо, что выручаешь. Это Родион и Коля, а это Ирина... эээ...
— Просто Ирина – без отчества и тети.
Она борется с собой: блин – а ведь Рушанка ни капли не изменилась: взросление и рождение сына, будто добавили в нее молодость. Чистые глаза, без явных морщинок, а ведь ей почти столько же – 30 или 31. Смахнуть рукой челку и бессмысленность сравнения.
— Ну, а ты? Зайди хоть на десять минут.
— Не могу, у меня там остальные одни.
Саша, откровенно угарает над "красотой момента", но принимая серьезный вид:
— Мной получены все "цу" на их счет, но там все просто – как можно быстрее уложить спать. Так что, ты займись, а я Рушану обратно отвезу.
Нет, уж – так быстро ты от меня не отделаешься и, за пять минут ничего не случится:
— Саша, ты в любом случае пройди – покажи ребятам комнату, ванну, туалет и проводи на кухню. Только сначала убери со стола...
Она чуть не сказала "торт", но это бы прозвучало не совсем гостеприимно:
–... заказ. И набери Веронику – она опять где–то потерялась с хлебом.
Взаимное любопытство, продирающееся через общую неловкость:
— Почему вы живете не в гостинице или где–то в другом нормальном месте?
— На это не хватает денег, а так выходит дешевле.
— А управление спорта, городские предприятия, или какие–то другие спонсоры — никто не помогает?
— Завод оплачивает билеты, а питание и проживание – это уже заботы родителей.
В этот момент она видит те нервы и усталость, которая с годами обязательно сотрут любую внешнюю молодость раньше положенного срока.
Робкие мелкие подходят ближе, прислушиваясь к разговору. Взглянув на них, Рушана, улыбкой оживает:
— Привет–привет! Как вас зовут?
По традиции младшая тараторит за двоих:
— Меня – Алиса, а это мой брат–двойняшка – Матвей. Нам четыре года!
Она поворачивается в их сторону, чтобы прогнать и выспросить главное, о чем еще не подобрала слов:
— Малышня, иди на кухню – познакомьтесь с гостями.
Нет, она не успеет – сейчас вернется Саша и зачем ей все это:
— Ты–то как – все хорошо? Семья, ребенок – сколько ему уже?
— Через месяц будет два годика. Все хорошо – и муж, и сын.
— А с Семеновым общаешься?
— Нет.
— А про имя – это правда или он опять всё придумал?
— Нет, конечно... точнее – это просто дурацкое совпадение... долго объяснять.
На этаже зашумел лифт: шаги, Вероника в дверях:
— Здрасьте... Мама, я не виновата – Катя гуляла с собакой, и мне пришлось с ней тоже чуть–чуть погулять...
Из–за спины появился Саша:
— Ну, что – мы поехали?
Рушана заполняет разочарованный интерес благодарностью и нелепицей в финале:
–...Ирина, извини, что доставила неудобства... И, вообще, прости меня.
Когда она заходит на кухню, Алиса делает вид, что помогает Веронике накрывать на стол, а Матвей буровит мальчишек своим фирменным взглядом, который в семье прозвали – "незнакомец, уходи".
— Матвейка, прекрати.
Она чувствует, что юным спортсменам не по себе.
— Ребята, давайте я разогрею суп.
Родион, который выглядит постарше, сразу мотает головой:
— Нет, спасибо – Рушана велела нам сразу умываться, чистить зубы и спать. И мы не хотим кушать – мы ели.
Ага, я представляю, какие вы там "ели", учитывая, что спать вы должны были вповалку на холодном полу. Разогревая борщ, она вспомнила, что когда они почти расстались с Семеновым, он ездил с Рушаной и ее гавриками в Анапу, на какой–то всероссийский турнир. По приезду, не выдержав, она позвонила, чтобы узнать подробности, а он, издеваясь, юлил: "На самом деле, детский баскетбол – это не зрелищно и скучно. Они, когда маленькие такие неуклюжие – никакого изящества и красоты. Короче, ни NBA, а так – сиротливое подобие". Тогда она злилась, а теперь поняла, что он в чем–то прав – она с трудом представляла мяч в худых ручонках Коли, на свитере которого мозолью в глаза бросалось свежее пятно.
— Это ты чем уделал кофту?
— Я не виноват – это Славка, а я сок пил, а он меня толкнул. Не специально, а я облился из–за него.
— Когда поешь, оставь ее тут — я постираю.
— Не, не надо, а то Рушана может ругаться и мне будет кирдык.
— За что и что тебе будет?
— Ну, вдруг, она не высохнет. Тогда мне кирдык.
— А что это значит?
— Сто отжиманий и сто приседаний.
— Не хило, но ты не переживай — я спать не лягу, пока она станет, как была.
— А вы как Рушана, тоже на кухне будете?
— В смысле?
— Ну, ей все равно некуда лечь, даже когда нас к вам отвезли, и она всю ночь будет на кухне сидеть.
Она крикнула Веронике, чтобы та позвонила Саша – пусть забирает еще двоих: и место позволяет, и матрас надувной имеется. Но когда он взял трубку, то уже заходил в подъезд и он уже ей это предлагал, но получил категорический отказ. Мол, остальные уже почти спят и это совсем наглость с ее стороны.
Накормив, она быстро всех уложила, даже мелкие прониклись спортивным режимом и моментально угомонились на родительской кровати, куда их обоих положили, во избежание криков и обид. Уже ночью она перенесет кого–то из них на место в детскую.
На кухне Саша, допивал чай с бутербродом. Она взялась за посуду и приборку со стола, а он пробубнил:
— Все–таки у Семенова странный вкус.
— Ну, да – я не странный вкус, а она – странный.
— Не так сказал – вы совершенно разные, а она, кстати, прикольная и такая болтливая.
— Я заметила – слова не вытянешь.
Она отвернулась к раковине и включила воду, чтобы унять комок ревности, разраставшийся где–то внутри солнечного сплетения. Когда–то, в очередной раз, закатив скандал Семенову по ее поводу, она услышала: "Прекращай истерить – она тебе не соперница и боится тебя, как черт ладана. Мы тут сидели на днях, кто–то позвонил в домофон и я в шутку ляпнул – "Ирка, как всегда вовремя". Ты бы видела, какой животный страх заметался в ее глазах...". Почему–то это воспоминание ей помогало.
Она снова посмотрела на мужа. Знакомое выражение лица – сейчас он скажет гадость:
— Ну, говори уже...
— Еще, мы полностью и единогласно пришли к выводу, что Семенов — напрочь ебанутый.
— А я–то об этом без вас была совсем не в курсе.
— Где он теперь и чего с ним?
— Саша, я тоже не слежу за его судьбой. И, это...
— Понял, молчу, ухожу.
В ванной она посмотрела на этикетку кофту, а потом в зеркало. Я тоже отлично выгляжу, да, пусть у меня чуть больше морщин, но я и постарше буду. К тому же Рушана никогда его не любила, а я чуть замуж за него не вышла – это тоже многое значит.
Намочить воротник с пятном, три капли пятновыводителя и слегка застирать вручную. Минут двадцать и можно бросить в машинку. И тут ей безумно захотелось курить. Она завязала больше года назад и точно знала, что последние две сигареты из заначки выкурила еще прошлым летом. Но все равно, приставив табуретку, стала лазить по верхним полкам кухонных шкафов. При этом она твердит себе, что Семенов был ее кладбищенской ямой. Какое счастье, что она больше не играет в жену декабриста, мотаясь за ним по городам и весям его предвыборных командировок, а занимается детьми и любимым делом. За все остальное в ее жизни беспокоится Саша и, вообще, это не стеллажи, а закрома Родины. О, кофе! Давнишняя упаковка молотых зерен. То, что надо!
Семенов всегда жаловался: "Ни одна из моих женщин не умела и даже пыталась научиться варить кофе". Где–то была турка, но она тоже не ладила с этим девайсом. Не замарачиваясь, по его же рецепту – ленивый кофе по–татарски: залить кипятком, размещать, и накрыть блюдцем минут на семь. Пока осадок ложился на дно чашки, она вспоминала свое чувство радости, когда узнала про свадьбу Рушаны. Не с ним. Первое правило "Лиги женской справедливости": если не мне – значит никому. Сделав глоток, она почувствовала отвратительно горький вкус.
Минуту спустя она застыла над раскрытой стиральной машинкой, соображаю, чего бы еще туда добавить. Можно было закинуть пуловер Вероничке, но где его сейчас найдешь. На всякий случай вышла в прихожую включила свет и пробежала глазами – взгляд упал на любимые варежки Алисы, которые она перестала носить – "потому что они больше не пушистые". Вот и попробуем распушить.
Она бросила их в стиралку, наполнила контейнер порошком, поставила режим быстрой стирки. И, все–таки, почему Рушана позвонила именно ей? Неужели в многомиллионном Ебурге, у нее или родителей детей не нашлось других знакомых? Что за бред и абсурд? И перестань задавать себе риторические вопросы. Захлопнув люк стиральной машины, она вспомнила семеновскую фразу: "Дети – это святое...". Нажала кнопку "Пуск". И он всякий раз прибавлял – "...особенно чужие".
Хотя она была уверенно, что с кофтой ничего не случится, на всякий случай произнесла вслух: "Господи, пусть все будет хорошо". Иначе, всем кирдык.