Проблемы у жителей подъезда начались, когда в одну из квартир на четвертом этаже заехал весьма шумный сосед. Это был холостой мужчина лет тридцати, который работал сменами, звали его Боря. О своем появлении он сообщил громким концертом тяжелой музыки в 3 часа ночи. И такие гастроли теперь случались дважды в неделю.
Грохочущая музыка сопровождалась женскими визгами, танцевальным топотом и пьяными криками. Стук соседей в стенку или по батарее игнорировался полностью. Звонки в полицию не приносили результатов. Никто не приезжал. Попытки соседей поговорить с Борей воспринимались им, как посягательство на свободу личности. Наехать по-свойски на любителя ночных веселий никто не рисковал, так как Боря был стокилограммовый физический развитый товарищ ростом метр девяносто.
Больше всего страдал от этих фестивалей Фима Патиссон, который тоже был одинок, он жил над центром вакханалии. Его квартира располагалась этажом выше квартиры Бори. Фима тоже любил музыку. Более того, он был профессиональным музыкантом, который преподавал в консерватории скрипку. И хотя Фима Патиссон был пенсионного возраста, он продолжал обучать студентов волшебству музыки.
Месяц новой шумной реальности расшатал без того истощенную возрастом нервную систему Фимы Патиссона. Подушка на голове, беруши в ушах, горсти таблеток снотворного – все это пройденные, никак не помогающие от соседского шума варианты.
Хронические недосыпания, неадекватное насилие над тонким слухом музыканта, а также сам факт вмешательства вероломного злодея в волшебный мир музыки привел Фиму Патиссона к выводу, что необходимо что-то предпринимать. Искусство нуждалось в защите. По четкому убеждению Фимы мир был в опасности. Потому что жизнь без настоящей музыки бессмысленна.
Полностью открытый кран в ванной настраивал Фиму Патиссона на предстоящую почти боевую операцию во имя спасения искусства. Когда-то в молодости на срочной службе он принимал участие в боевых действиях в горячих точках. Давно это было. Но стержень внутри Фимы Патиссона присутствовал.
Он сидел на стуле и смотрел в открытую дверь собственной ванной комнаты. Вода наполнила ванную и начала выливаться наружу. Уровень воды на полу нарастал. Фима продолжал сидеть с задумчивым видом, вспоминая былые передряги.
Вдруг раздался звонок в дверь. Надо же как быстро, подумал Фима Патиссон и закрыл в ванной кран. Он не спешил открывать, продолжал внутренне настраиваться. Серия звонков перешла в громкий стук в дверь, за железную прочность которой Фима Патиссон не переживал.
Когда была достигнута высокая степень отчаяния стучавшего, и сосед начал кричать от бессилия, дверь внезапно приоткрылась. Двухметровый сосед выждал паузу, затем распахнул дверь, и ринулся в квартиру с криком: «Вы офигели!».
Любимая тяжелая чугунная сковорода Фимы Патиссона, который стоял за дверью, с размаха впечаталась в голову непрошенного гостя. Сосед рухнул физиономией в пол, потеряв на время сознание. Фима Патиссон быстрыми движениями связал сзади руки соседа веревкой, а также, на всякий случай, ноги в области лодыжек. Руки помнят, подумал Фима, когда связывал громилу, который уже пришел в себя и начинал что-то бубнить. Умело вставленный кляп, не на шутку перепугал верзилу. Он сидел на полу, облокотившись на стену, со связанными руками и ногами и хлопал испуганными глазами.
Вода не льется, ученик на месте, можно приступать ко второму отделению концерта, подумал Фима Патиссон. Он отыскал на столе диск, на который записал один из ночных музыкальных беспределов соседа и его гостей. Надев наушники на любителя хорового пьяного бедлама, он врубил на полную громкость автору его какофонию. Двухметровый Боря замычал и замотал в ужасе головой.
Надо же, не нравится. Фима посмотрел на соседа. Слушай, слушай! Мы месяц всем подъездом проглатывали этот издевательский бред по ночам. Боря продолжал мотать головой с гримасой мучения на лице.
Через 15 минут экзекуции Фима снял наушники с головы соседа.
- Еще будешь слушать?
Боря в испуге замотал головой.
- Это не музыка. Это дерьмо! Ты согласен? – Фима смотрел верзиле в глаза.
Сосед активно кивал.
- Ты своей безвкусицей покусился на его величество искусство. А с музыкой так нельзя. Понимаешь?
Сосед вдруг понял, что ему предъявляют не за то, что он шумел ночью. А за то, что это было безобразно и вульгарно с музыкальной точки зрения. О! Ужас! Он попал в руки музыкального маньяка. Он имеет дело с сумасшедшим, который собрался его убить.
- Ты не будешь больше шуметь по ночам, я тебя уверяю, - причитал Фима.
Это фраза развеяла последние сомнения. Точно убьет, подумал Боря. Он полностью потерял самообладание, и слезы полились из глаз. Как глупо может закончится жизнь. Прямо здесь на полу со связанными руками и ногами. Мне всего тридцать лет.
Тем временем, Фима снова надел наушники на голову соседа и включил с адекватным уровнем громкости Лунную сонату Бетховена. Он сел на стул напротив Бори. Проникновенная музыка возымела свое магическое действие. Боря начал не просто плакать, он стал рыдать. Создавалось впечатление, что происходила невероятная трансформация, переоценка ценностей, как будто бесы один за другим покидали его душу.
Соната играла пять минут. На последней минуте Фима Патиссон достал нож. Разрезал веревки на руках и ногах Бори. и помог ему подняться. Открыв дверь, он вывел его на лестничную площадку. Лунная соната Бетховена закончилась. Фима снял наушники с головы соседа. и сказал: «Ты не последний кого очистила от скверны эта музыка. Искусство спасет мир!» И забрал наушники и закрыл свою железную дверь.
Ночные концерты закончились навсегда. Жители подъезда вздохнули с облегчением. Но больше всех радовался Фима Патиссон. Ему удалось оградить искусство от посягательства вероломного невежества и спасти "ее Величество" музыку.
Рассказ: Битва в кабинете директора
КАРТА КАНАЛА