Очень больная для меня тема. Насилие над ребенком в детстве, насилие в семье в принципе. И как пережитое насилие сейчас отражается на мне, в мои 38 лет.
Сколько я себя помню, в моей семье всегда было "узаконенно" на домашнем уровне, что детей нужно бить. Просто так. Для профилактики. По субботам. Мне 5 или 6 лет, я должна лечь на диван на живот, и папа начинает меня бить ремнем по попе, по спине. И это норма. Это называется изгнание чертиков, которые мешают мне расти хорошим и добрым человеком. Я не помню где, в это время была мама. Вообще, мои детские воспоминания про маму - это вечно плачущая женщина. Без абсолютно каких-либо прав. Если случалось, что я и в самом деле плохо себя вела (хотя сейчас я понимаю, что это не я плохо себя вела, а это воспринималось отцом, как неповиновение), то влетало конкретно. Таскание за уши, за волосы, бесконечно битье по голове. Если падала на пол, то битье ногами по животу, по спине. Но в основном, доставалось голове, так не видно синяков.
До моих 11 лет мы жили в коммунальной квартире. Когда у папы наступал воспитательный процесс мы с мамой, по очереди битые, даже выйти из комнаты не могли. Стыдно. У меня хоть был свой угол, я пряталась за креслом, на котором спала. Я немного отодвигала его и сидела в этом укромном уголке, играла, позже читала.Соседи, да и почти весь двор, были в курсе педагогических методов моего отца. Но никто ни разу не заступился за нас с мамой. Во-первых, нельзя лезть чужую семью, во-вторых, мой отец очень уважаемый человек. Преподаватель. Выпускник философского факультета ЛГУ. Хозяйственный. Умеющий поддержать любую беседу. Не пьющий. Красиво играет на гитаре. И, конечно же, умеющий красиво говорить.
Отец преподавал философию, историю в одном из колледжей Петербурга. Он был лучшим преподавателем и самым любимым и уважаемым среди студентов за прогрессивность взглядов, за открытый и отзывчивый характер. А у себя дома папа придерживался патриархальных устоев семьи, но очень извращенных под его психологические нужды. Основные догматы, которые я усвоила с пеленок, это то, что женщина по своей природно греховности должна быть полностью подчинена мужчине. Женщина не имеет права голоса, нельзя говорить без разрешения, нельзя иметь свою точку зрения, тем более, нельзя идти наперекор решению мужчине. И это в Питере (в тот момент - в Ленинграде), 80-е года.
Хвалить женщину тоже нельзя, похвала развращает. А женщины и так развратные по своей природе.
Но при всем вышесказанном, папа очень занимался моим образованием, культурным развитием. Я рано научилась читать, другой вопрос, что обучение чтению происходило в прямом смысле через боль. Что-то неправильно прочитала - подзатыльтник, что-то не запомнила - снова подзатыльник. Плачу - тем более подзатыльник. При этом каждые выходные мы с папой проводили в музеях или за городом. Все-таки детская психика очень интересная вещь. Я реально любила папу. У меня даже в мыслях не было анализировать, а правильно ли он поступает, что бьет и оскорбляет меня и маму. Это воспринималось мной лет до 10 как должное, я не знала, что может быть по-другому. И я очень любила ходить с папой в музеи, он все-таки не просто так отличный преподаватель. Он развил во мне интерес и любовь к прекрасному в виде живописи, классической музыке, загородных парках, дворцовых ансамблях, вообще, любовь к Питеру и его окрестностям. Это все его заслуга. При этом, после посещения, например, музея, он мог задавать мне вопросы в качестве закрепления пройденного материала, и если я отвечала неправильно - здравствуй, подзатыльник.
Когда началась школа, стало сложнее, проверялись оценки, доставалось и мне, и маме. Я не была отличницей, так, твердой хорошисткой с проблемами по русскому, где иногда маячила тройка. Почему-то в тройке по русскому виноватой оказывалась больше даже мама, чем я. В итоге, мы с ней зубрили правила, делали упражнения, отчитывались перед папой.
Когда мне было 11 лет, мы переехали в Ленинградскую область, в небольшой поселок. В новой квартире не было газа, горячей воды, холодная вода подавалась по расписанию, утром с 5,00 до 8,00 и вечером с 17.00 до 20.00. Тогда мама не переехала с нами. Это был последний своего рода бунт с ее стороны. Так как ее работа была в Питере, то она осталась там, снимала углы, так как даже на комнату денег не хватало.
То, что я прожила несколько лет без мамы, причем очень значимых лет в формировании личности, - это отдельная история.
Отцу до мамы по сути было все равно. Он ее настолько забил и уничтожил как личность, что знал, она никогда не уйдет. У мамы не было никакой веры в себя. И себя-то у нее не было.
Так вот, с 11 лет я жила вдвоем с папой. На новом месте он уже не практиковал субботнее воспитание ремнем. Но доставалось по голове просто так: у него плохое настроение, я не так посмотрела, я не так ответила и прочее. Самое ужасное из воспоминаний, когда он меня будил утром ударами по голове. Просто у него плохое настроение, а я сплю. Или я попрошу добавки, или я положу в кашу чуть больше масла, чем положено...
Бытовые трудности, по его мнению, закаляют характер, не позволяют развратить и опошлить человека. Поэтому с его точки зрения это было прекрасно, что я со своих 11 лет сама готовлю, стираю руками в холодной воде (нагреть воду без газа это целое событие при условии, что электричество нужно экономить), хожу за водой на колонку, когда запасы воды заканчиваются, или просто топлю снег. Зимой проще было набрать снега и растопить его, чем иди на колонку за километр. При этом я еще и училась хорошо. Это все принималось как должное, поэтому никаких похвал за это не было. Но, когда к папе приезжали друзья, он искренне мной гордился. А у папы было много хороших знакомых, которые ценили и любили его как профессионала своего дела и как веселого человека. Все папины друзья - это такие же выпускники философского факультета. Только из них единицы связали свою жизнь с наукой или преподаванием, большинство ушли кто куда, кто в бизнес, кто абсолютно не в связанные с философией профессии. Когда приезжали папины друзья, я в мгновение превращалась в царицу, в центр вселенной. Мне это льстило. Я чувствовало нечто среднее между христианской мученицей, потому что мне реально было тяжело, и святой девочкой. Так как при гостях папа говорил обо мне только хорошее!
Добавлю, что в это время, 90-е годы, мы жили очень бедно. В то время большая часть страны жила бедно. Но папа строил культ на ограничениях, на минимум пище и на минимум одежде. Поэтому даже на фоне остальных мы жили еще беднее. (Потом выяснится, что у отца в это время были неплохие доходы, но бедность одухотворяет же).
Именно с моих 11-12 лет во мне стал формироваться бунтарский характер. Я огляделась вокруг. Оказалось, что одноклассников не бъют. Иногда они могут сказать что-то поперек родителям. И им за это ничего не будет. У них дома есть сладости. Печенье! У нас никогда не было сладкого, а печенье, простое квадратиками, для меня было что-то из роскоши! Дети смотрят телевизор. У них нет лимита на просмотр мультиков, детских фильмов. Они еще с родителями смеют спорить, кто и что будет смотреть. Мне телевизор запрещали смотреть. Я не заслуживала. А мультики, особенно, только что появившиеся Диснеевские - это сплошной саботаж. А тут такое открытие. И дети не готовят, не стирают, не носят воду, максимум, могут убраться на своем столе, в своей комнате, но у них нет так называемых обязанностей! А у меня был список обязанностей. Он висел в моей комнате. Да, переехав в Ленобласть, у меня появилась комната, 8 метров. У папы была проходная, а у меня маленькая, но моя.
Где-то в 12 лет мне попался на глаза отрывок то ли из Конституции, то ли из Семейного Кодекса, что насилие над детьми не приемлемо и должно караться по закону. Как помню, какие-то выдержки из законов были напечатаны на последней странице школьного дневника. До этого я не осознавала, что папа делает что-то страшное и даже не законное. По детской наивности, я показала папе этот отрывок с мыслью, что, вдруг, он не знает, что делает что-то неправильно. Но папа все знал, от моей информативности он только рассвирепел. И побил.
В какой-то момент таких побоев, я, уже уверенная в неправильности совершаемого папой, позвонила в милицию (тогда еще милиция), с жалобой. Чтобы понимать, у нас дома телефона не было. Тогда были телефонные столбы. Причем бесплатные. Да, в Питере платно, в в Ленинградской области, бесплатные в пределах района. Мне нужно было добежать до ближайшего телефона. Еще каким-то образом убежать из дома. Но когда я, ребенок, позвонила со словами: "Меня папа бъет, помогите, пожалуйста", мне ответили: "Это дела семейные, мы по таким не выезжаем". Сейчас, я уверена, все по другому. А в 90- е годы не выезжали.....
Иногда я не приходила в школу. Было очень больно, так что не встать. Сама писала записки от имени родителей. Учителя эти записки принимали. Они вообще эту ситуацию молча принимали. Никто не лез не в свое дело.
А лет с 12 я на начала кардинально меняться... Это будет следующая часть.