Наверное, так и должно было бы быть. Я должна была вырасти и связать свою жизнь с театром. Не зря же лет с пяти торчала за кулисами местного драматического, в который бабушка водила меня с завидной регулярностью. Как на работу.
За кулисы меня, с белым бантом и в бархатных платьях, пускали. Правда, ненадолго. Очевидно, видя восторженный блеск в моих глазах, боялись, что неожиданно закричу. Актрисами были все мои куклы. И все бабушкины кошки. Я была их бессменным режиссером, и сама хотела играть. Наверное, потому что и старинный город этому очень способствовал: над ним витал дух купцов-меценатов. Таких, как в пьесах Александра Николаевича Островского. А сейчас меня, бесспорно, вдохновляет Санкт-Петербург!
Я очень рано и сама начала писать маленькие пьесы, в которых фигурируют всего два актера - он и она. Потому что считала, что в диалогах за рекордно короткий срок можно пересказать, вернее, прожить целую жизнь! Правда, с юмором и иронией. Они тоже стали необходимыми атрибутами моего творчества. Кстати, монологи тоже пишу. Только читать их со сцены не умею. Детский сад какой-то получается, ей-богу! Итак...
Он: Ну, надо же! Как не придешь к Вам в гости, мадам, Вы непременно в слезах! Что на этот раз?
Она: Ах, сударь!.. Я только что закончила читать один грустный французский роман и теперь размышляю, отчего жизнь так несправедлива к нам, женщинам?!
Он: Я всегда говорил, что в книгах — одно зло! И что же навело Вас на подобные мысли?
Она: Поведение этого подлеца Сореля! Он так измучил бедняжек де Реналь и де Ла Моль, что я даже обрадовалась его казни!
Он: Позвольте…но если подлеца казнили, то почему Вы жалеете какую-то де Ла Моль? Разве возмездие не восторжествовало?
Она: Я жалею де Реналь! Бедняжка умерла через три дня после казни этого Сореля!
Он: Два трупа на один женский роман — это уже перебор. А эта де Ла Моль жива?
Она: Да, у нее все хорошо. Она же читала Вольтера!
Он: Я всегда говорил, что знание — спасение добродетели. Читай Ваша Реналь Вольтера, тоже осталась бы жива.
Она: Вряд ли Реналь умела читать. Де Ла Моль хотя и жива, но беременна. А вот Сорель Вольтера читал…
Он: Ну, просто банда отпетых негодяев! Жалкие французишки! Ах, если бы Вы вместо де Реналь были неграмотной, мадам…О большем счастье я бы и мечтать не мог!
Он: Что Вы плачете? Вас кто-нибудь обидел?
Она: Нет, что Вы! Кто меня мог обидеть?! Вы - здесь…Просто мне приснился печальный сон…будто бы я еще не успела толком полюбить Вас, как Вы взяли и просто так ушли, не оборачиваясь!
Он: Ох, уж мне эти женские штучки! Ну, мало ли куда может уйти ночью серьезный, занятый мужчина! А Вы уж там себе напридумывали черт-те что! Кстати, а почему Вы плачете с закрытыми глазами?
Она: Я не хочу просыпаться, я хочу дождаться того момента, когда Вы вернетесь…
Она: То, каким Вы мне сегодня покажетесь, зависит, собственно, от настроения и от погоды за окном.
Когда тепло, по-весеннему радостно, и светит солнце, Вы кажетесь мне славным, милым, добрым и великодушным человеком. И я очень Вас люблю. И даже плачу, вот, дуреха, что не могу любить сильнее. В такие дни я беззащитна перед Вами и слаба...
А когда за окнами пасмурно, как сейчас, хмуро, воет ветер или моросит заунывный осенний дождь, я и Вас вижу педантом, букой, жалким сумасбродом, негодяем, истериком, которому одна дорога - в Ад!
И в такие минуты отчаянья я Вас просто ненавижу! И, сидя на кухне с бокалом красного вина, придумываю для Вас достойную смерть.
Вот Вы плывете в лодке на закат, а она - переворачивается на самой середине реки. Нет, скорее, океана! Лодка переворачивается, а Вы, гадкий и злой человек, тонете. И никто не может Вас спасти.
Или Вы скачете на лошади по пустынному закатному полю, а лошадь - вдруг! - запинается и случайно брошенное кем-то бревно и ломает себе ногу. А Вы - шею...И никто не может Вас пасти. (Я еще не придумала, откуда там взяться бревну, но картинка выглядит очень реалистично!).
Или Вы едете...поездом! Машинист дает сигнал, поезд трогается, и - вдруг! - бедная, обманутая таким же негодяем, как Вы, девушка бросается прямо на рельсы!
Все кричат, Вы бросаетесь ей на помощь, дергаете стоп-кран, поезд резко тормозит, Вы вываливаетесь из него прямо под откос! И никто, никто не может Вас спасти!
Ваше изувеченное тело помещают в закрытом гробу, Ваши безумные сестра и мамаша приходят Вас проводить, а я по-прежнему сижу на кухне с бокалом красного вина и дистанционно грущу...
Боже! Как неожиданно выглянуло солнце! Какая красота! Тучи рассеялись, ветер утих...
Я люблю Вас, слышите? Я очень Вас люблю! Вот и они, слезы, Бог мой, как же я виновата перед Вами, что не могу любить Вас сильнее...
(…) Разумеется, если Вы все еще живы....