«Московские новости» публикуют новый рассказ писателя-фантаста Сергея Лукьяненко
В январе в издательстве Acta Diurna выходит сборник рассказов российских фантастов «Новая реальность». Известные писатели, среди которых Сергей Лукьяненко и Вадим Панов, пытаются представить, как будет выглядеть наша жизнь после ковида через 5, 10, 50 лет.
Я крыса. Архивная крыса, если точнее. Если вы совсем молоды, то придется пояснить — я человек, увлеченно работающий в архивах.
В прошлом веке вы бы меня сразу узнали: сутулого от постоянной полусогнутой позы; подслеповатого от беспрерывного чтения старых бумаг, не терпящих яркого света; нелюдимого, поскольку архивные крысы не умеют и не любят общаться с людьми; одетого в старую немодную одежду немарких тонов.
Но сейчас вторая половина двадцать первого века.
Я не люблю спорт, но электронная стимуляция мышц подарила мне спортивную фигуру. Не то чтобы она так мне нужна… Зрение у меня отличное, даже лучше, чем у обычных людей, потому что в молодости я апгрейдил глазные яблоки. Одежду мне по утрам выдает ай-гардероб, она всегда чистая, всегда модная и всегда подходит по погоде. Вечером я вешаю ее на плечики, закрываю гардероб — чтобы утром достать обновленную. Честно говоря, даже не знаю, как это работает. Для архивов ай-гардероб изобрели совсем недавно, а я не люблю рыться в свежих данных. Я и новости не люблю, но приходится их слушать. Ну и общаться тоже, хотя бы с досын.
Проснувшись, я иду в ванную, принимаю душ. Сегодня это занимает у меня больше времени, чем обычно. Выхожу я задумчивый, одеваюсь неторопливо. Ай-гардероб выдал мне шорты и футболку. Очевидно, я никуда не иду.
Саша звонит как раз во время завтрака, я едва успеваю распаковать контейнер, доставленный дроном. Видеостена активируется, и я вижу досын. Саша сидит в кресле скоростного поезда, рядом ее партнер, между ними внукч.
— Привет, деда! — радостно кричит Женя.
— Привет, внук! — отвечаю я. Женю я люблю больше, чем собственного отпрыска.
Саша морщится и поправляет:
— Внукч, папа, — при слове «папа» Саша опять непроизвольно морщится. — Не нарушай ребенку процесс самоидентификации.
— А мне нравится! — спорит Женя. — Я внук!
Момент неловкий, досын не нравится моя старомодность, но и право на общение с внукч у меня есть. Поэтому я спрашиваю:
— Куда собрались?
Досын поправляет респиратор и с облегчением меняет тему разговора:
— В Карелию. Сняли домик в лесу. Третья волна ковид-70. Старые вакцины не работают. Ты не хочешь присоединиться?
Я ценю предложение. Партнер Саши (я даже не знаю, биологически это он или она) меня не любит. Вот и сейчас даже не поздоровалось. Но ведь молчит, значит, Саша настояло на своем.
— Спасибо, но у меня все в порядке. Я почти не выхожу.
— Для пожилых ковид-70 особенно опасен, — говорит Саша.
— Мне шестидесяти нет, — с упреком отвечаю я. — ВОЗ объявил этот возраст поздней молодостью. Ну что за эйджизм, Саша?
Вот видите, если надо — я могу и сам быть современным.
Саша смущено. Конечно, она девочка, уж поверьте отцу, менявшему ей подгузники. Но я уже привык думать о ней в среднем роде, как нынче принято и как она требует.
Мы болтаем еще минут пять, потом прощаемся. С внуком мы обмениваемся рукопожатием через экран — символическим, но все же это приятно. Я доедаю остывший омлет из синтояиц (никакого холестерина, изумительный натуральный вкус, ни одна курица не была задействована, кроме несушки Счастливая, двадцать лет назад давшей для клонирования идеальное яйцо).
Выпиваю бодрящий кофе (в нем даже есть немного натурального).
Сортирую мусор по контейнерам (органика, картон, пластик).
И включаю в комнате режим Архива.
После развода мне не нужна большая жилплощадь. Я отдал квартиру семье переселенцев из Европы, тогда это было модно, а город предоставил мне современную автоматизированную комнату в урбан-кластере Подольск на окраине Москвы. Что особенно радует — за комнату не надо платить, даже вода и электричество входят в мой минимум пожизненно. Это благодарность за высокий уровень гражданской сознательности.
Впрочем, мне места тут хватает. Даже удалось поставить несколько шкафов со старыми вещами. Люблю антиквариат…
Сейчас окно становится непрозрачным, свет делается тусклым, шкафы тонут в полутьме, только стол высвечен ярко. Я опускаю руки на столешницу, та оживает. Папки, ссылки, файлы…
Нынче даже архивные крысы — электронные.
Я не врач-вирусолог, не специалист по иммунитету или средствам защиты. У меня немодная профессия.
Но я тоже хочу помочь человечеству.
Наш мир не самый плохой, учитывая все обстоятельства. Первая Великая Пандемия 2020–2021 изрядно встряхнула человечество, но через пару лет, казалось, ушла в прошлое. К 2025 году она стала лишь парой абзацев в школьных учебниках, ну и множеством томов в исследованиях экономистов и медиков. Я тогда был еще ребенком.
А потом грянул ковид-25.
Нынешняя пандемия восьмая по счету. И если вторая и четвертая были не слишком опасными, то ковид-70 обещает быть пострашнее четвертой пандемии, выкосившей семь процентов мужского населения.
Я не врач, повторюсь. Я архивная крыса. И я пытаюсь найти в прошлом то, что может нам помочь. Сам не знаю что. Электронные архивы хранят каждую букву, когда-то попавшую в сеть, оцифрованные документы, видеозаписи. Там слишком много информации, чтобы ее мог обработать человек, даже нейрокомпьютеры тонут в море данных, а порой кончают с собой, не в силах выполнить задание.
Но я все равно пытаюсь.
Год две тысячи двадцатый. Самая первая пандемия.
Мои руки скользят по поверхности стола, иногда поднимаясь над ним, иногда нажимая поверхность. Мой взгляд цепляет иконки и линки.
Базы данных открываются, сортируются, группируются.
Я внутри архива.
Вот первые данные о пандемии. Вот первые научные исследования.
Это все пустое, ковид-19 изучен, разобран, взвешен. Выработаны вакцины и лекарства. Человечество изменилось — рукопожатие стало знаком величайшего доверия, маска и респиратор — повседневным аксессуаром, пункты эпидконтроля и паспорта иммунитета — новой реальностью.
Но пришла новая пандемия. И еще одна. И еще.
Словно где-то открыли шкатулку Пандоры.
Я группирую всю информацию о происхождении вируса. Подтвержденной среди нее нет, но сколько же версий. Смешение вирусов летучей мыши и панголина. Биологическая диверсия — китайская, американская, русская, террористическая. Неудачный эксперимент. Удачный эксперимент. Китайцы, японцы, американцы. Ну и русские, куда же без нас.
Все это мусор.
Я ищу дальше.
Тупиковые, отвергнутые, забытые всеми версии.
Статья американского вирусолога, приписывающая природе желание очистить мир от человечества. Статья израильского вирусолога, доказывающего внеземное происхождение вируса. Статья итальянского вирусолога, обвиняющего ученых, бравших анализы древнего льда в гималайских ледниках, что они выпустили на свободу древний вирус, когда-то уничтоживший динозавров.
Сумасшедшие, фрики, ловцы хайпа и мошенники.
Но единственное, в чем архивная крыса превосходит нейрокомпьютер, — крыса ест все. В том числе и несъедобное.
Я начинаю проверять теории безумцев.
Входящий звонок прерывает меня примерно через час. Это директор института, где я числюсь. Польщен — даже не думал, что он знает о моем существовании.
— Михаил Исаевич, как ваше здоровье?
Директор стар, опаслив и даже в своем кабинете не снимает респиратор. Неаккуратно остриженные седые волосы клоками торчат над лицевым щитком.
— Спасибо, я здоров, — отвечаю я. Это раньше вопрос был формальностью, не требующей ответа, сейчас все иначе. — Как ваше здоровье?
— Спасибо, я здоров, — конечно же, у директора есть свой букет болезней, как и у меня, даже больше, все-таки ему около ста лет. Но мы спрашиваем друг друга не о несварении желудка или раке, мы говорим про вирус. — Михаил Исаевич, у меня для вас чудесная новость! В Сан-Паулу проходит конгресс архивариусов по Великому Разоружению, вы ведь занимались этой темой?
Киваю.
Великое Разоружение, после второй пандемии, когда человечество поняло, что все ресурсы надо бросить на медицину, а не на войны.
— Они только что прислали вам особое приглашение. Вы готовы вылететь в Бразилию? Конечно, после конференции придется побыть в карантине, но они обещают замечательный карантинный городок, на берегу океана. Хорошая компания, медицинский контроль, эти… как их… дайкири. Рейс будет через три часа, билет предварительно забронирован.
Я едва не соглашаюсь.
Я мелкая архивная крыса.
Меня нечасто зовут на такие мероприятия.
— Простите, не могу, — отвечаю я. — Беспокоюсь о здоровье.
Это стальной аргумент. Железобетонный.
— Очень жаль, — вздыхает директор. — Кажется, они хотят только вас, но я попробую предложить Ольге Веровне.
Я киваю.
Мы прощаемся, и я роюсь в архиве дальше.
Час, другой, третий.
Прилетает дрон и выгружает обед в контейнер у окна. Я даже не забираю его, я работаю.
У меня развернуты два десятка файлов, и, кажется, я что-то нашел.
Снова звонок.
Это девушка, милая и старомодная — у нее гендерный значок «женщина» на блузке. Милое восточное лицо, дружелюбная улыбка.
— Михаил Исаевич, я корреспондент канала «История», меня зовут Динара.
Открываются файлы визитки и удостоверение журналиста, данные канала. Я гляжу на них мимолетно, там все равно горят зеленые огоньки, значит, все в порядке. Я смотрю на архивные файлы полувековой давности.
— Нам сказали, что вы проводите исследования самой первой пандемии…
— Кто именно? — спрашиваю я с легким удивлением.
— В вашем институте. Вы запросили ресурсы архива по данной теме. Вчера утром.
Ах да. И впрямь запрашивал.
— Все верно.
— Могли бы вы рассказать нашей аудитории о вашей работе? Ну, в таком оптимистичном ключе, разумеется. Справились с ковид-19, справимся и с ковид-70… Какие-то параллели.
— Мог бы, — соглашаюсь я.
— Только мы старомодны, — признается Динара. — Хотелось бы интервью при личной встрече. Понимаете, зрители расценивают такие записи как более ободряющие. Сидят люди рядом, не боятся…
Она улыбается.
— Прямо сейчас, если можно.
Я колеблюсь лишь пару секунд. Крысы — они осторожные, но если надо, то очень смелые. Мне — надо.
— Держите адрес, — говорю я, надвигая свою визитку на ее. В этом есть что-то слегка эротическое.
