Первый шаг в Большой Космос
Ещё в 1961 г. многие летавшие со мной на ЛЛ ТУ-104 №42396 инженеры и мои добровольцы-испытуемые стали говорить мне: «Лёша, ты же в невесомости как рыба в воде! Тебе надо идти в космонавты. Подавай заявление!». Не скажу, что мне очень-то хотелось стать космонавтом. Почему?
Потому что все космонавты тогда жили под особым присмотром; их и оберегали, и следили за каждым шагом. Если бы я был среди них, то ограничились бы мои опасные увлечения альпинизмом и парашютным спортом. И главное, мне было бы неприятно, что отслеживают мои личные взаимоотношения. Но, с другой стороны, было как-то неудобно: «Что это я уклоняюсь от замечательного изменения в своей жизни?!». И я написал заявление о приёме меня в отряд космонавтов, оно было отправлено по секретным каналам в в.ч. №26266 (несекретное обозначение секретного Центра подготовки космонавтов).
Прошло несколько месяцев, и вот меня вызывает начальник Лётно-Исследовательского института Н.С. Строев. Пиджак на мне застёгнут на все пуговицы, галстук аккуратно завязан. Николай Строев принимает меня, строго стоя у стены, и я стою навытяжку.
- Леонид Александрович, на Ваше имя пришло приглашение из Центра подготовки космонавтов. Но! Должен Вам сказать, что в ЛИИ Вы успешно проводите актуальные научные исследования. При прохождении многочисленных комиссий, и при подготовке в космонавты Вы затратите около двух лет, без гарантии, что полетите в космос.
И смотрит на меня.
- Я Вас понял, Николай Сергеевич! Разрешите идти, выполнять служебные обязанности.
- Идите.
Вышел я с облегчением на душе. Понимал, - не так уж легко стать космонавтом, да и срочной работы было много. Так закончился мой первый шаг в Большой Космос. Но был и второй.
В последующие годы мной были проведены многочисленные исследования самочувствия людей и поведения животных в «режимах невесомости», опубликованы статьи в научных журналах. Ко мне нередко подходили мои сослуживцы: «Лёша, тебе давно пора быть космонавтом и продолжить исследования при длительной невесомости в космосе. И будет наш лииёвский космонавт!».
К тому времени стало ясно, что в космос должен лететь врач-исследователь, так как накопилось много медицинских и физиологических проблем, которые можно было решить только непосредственно в космическом полёте.
Мне было ясно, - так как космонавтикой руководят военные, то и в космос полетит военный врач. Меня же представить лишь как гражданского врача для полёта в космос могло Министерство авиационной промышленности, так как я работаю в его структуре.
12 октября 1964 года в космическом корабле «Восход-1» полетел военврач Борис Борисович Егоров.
Как ни странно, на «Восходе-1» мчались по орбите вокруг Земли два человека с дефектами зрения: Борис Егоров и Константин Феоктистов. Командиром космического корабля был военный инженер Владимир Комаров. Только он из всего экипажа прошёл долгую подготовку к полёту в составе первого отряда космонавтов. Егоров же не был принят ни в один отряд космонавтов из-за близорукости. Феоктистов тоже даже со мной в ЛЛ ТУ-104 в «режимах невесомости» летал, не снимая очков. Смотрите мою статью «Три уникальных случая «болезни» в невесомости»
(Выдающейся изобретатель космической техники К. Феоктистов был «продвинут» в космонавты Генеральным конструктором космических кораблей С.П. Королёвым).
А вот Борис Егоров, мечтая о космосе, ещё задолго до своего полёта несколько лет изучал то, что тогда называлось «вестибулярными расстройствами». Будучи студентом 1-го Московского медицинского института им. Сеченова он работал лаборантом в НИИ Авиационной медицины (гражданская организация). Там он участвовал в исследованиях «вестибулярных расстройств», возможных в авиационных и космических полётах, а также при укачивании в море. После окончания учёбы в 1-м Мед. институте Егоров поступил на службу в военный Институт авиакосмической медицины (ГНИИИОКЗАиКМ) в отдел, изучавший «вестибулярные расстройства». Там Борис Борисович ещё до полёта (!) на «Восход-1» подготовил на эту тему кандидатскую диссертацию.
Возникновение в космосе «вестибулярной болезни», «вестибулярных расстройств» очень беспокоило и наших, и американских космических врачей. Эти расстройства были в полётах у Гагарина (слегка срыгнул), у Титова (они сильно выражены), у Николаева (после полёта он сообщил, что дольше четырёх суток в космосе находиться невозможно) и у Терешковой (её «вестибулярные расстройства» были очень сильно выражены). Только Быковский в космосе чувствовал себя отлично, и это делало «вестибулярную болезнь» в глазах военных космических медиков тем более загадочной. Существенно продвинувшийся в её изучении Борис Егоров стал наиболее подходящим исследователем её в космосе.
Перед полётом 10 октября 1964 года ему присвоили звание капитана медицинской службы. 12 октября – полёт на «Восходе-1». 19 октября он стал майором медицинской службы.
Рассказывали про опасную ситуацию в этом полёте. Во время невесомости Комаров заметил обломок карандашного грифеля, парящий около носа спящего Егорова. С каждым его вдохом обломок приближался к нему. Вдохнуть инородное тело в лёгкие?! Может случиться непоправимое! Комаров стал ловить, отгонять обломок, боясь разбудить спящего врача. Поймать обломок карандаша удалось. Потом карандаши были запрещены в космосе. А шариковые ручки не пишут в невесомости, - ведь сила тяжести нужна чтобы тянуть, опускать пасту вниз, к шарику.
Второй шаг в Большой Космос
В 1965 году мои руководители настояли на том, чтобы я вторично послал через 1-й отдел ЛИИ заявление о приёме меня в очередной отряд космонавтов, так как в космических полётах я смог бы уже при длительной невесомости продолжить исследования, проводимые мной в авиационных полётах, в кратких «режимах невесомости».
В заявлении на имя Генерального конструктора космических кораблей С.П. Королёва я описал и мои научные исследования, и участие в испытаниях систем индикации для космических кораблей в полётах по параболической траектории на ЛЛ ТУ-104.
В январе 1966 г. мне, в ЛИИ из ЦПК пришло приглашение явиться на медицинскую комиссию.