Военная судьба Льва Николаевича Михиевича, уроженца деревни Речки Ляденского сельсовета Червенского района Минской области, так изобилует крутыми поворотами и героическими поступками, образцами личной храбрости, что впору писать не рассказ, а книгу.
Приведу лишь некоторые выдержки из исторических документов: боевых донесений и представлений к награждениям славного сына Беларуси, найденных на сайте Министерства обороны России «Подвиг народа»:
«тов. Михиевич на фронтах Отечественной войны с июня 1941 года, участвовал в боях на Мурманском, Канделакском направлениях.
В июле 41-го с отделением саперов был направлен на переправу на реке Западная Лица, где авиация противника разбомбила мост, прервав тем самым доставку боеприпасов, продовольствия и эвакуацию раненных. Старший сержант Михиевич на бревенчатом плоту перевез 28 раненых, осуществлял доставку боеприпасов, продовольствия и пополнения в подразделения, ведущие бои. Мост под его руководством неоднократно восстанавливался, лично он обезвредил 6 авиабомб противника.
В мае 1942 года Михиевич подорвал ДЗОТ (долговременная защищенная огневая точка) противника, из которого враг фланкирующим огнем не давал возможности продвигаться нашим подразделениям. Сам двигался впереди стрелков, лично проделал прохождения в проволочных заграждениях и минных полях и первым ворвался во вражеские траншеи. В рукопашном бою был ранен.
В августовских боях 1943 года на участке наступления противника за короткий период лично поставил 600 мин, при выполнении этой боевой задачи был тяжело ранен.
В июне 1944 года, будучи в разведке, под сильным огнем старшина Михиевич выявил огневые точки врага и установил его систему инженерных заграждений».
Боевое же крещение Лев Николаевич принял уже в первых числах грозного 1941 года. Будучи курсантом пулеметно-минометного училища, участвовал в уничтожении вражеского десанта на полуострове Рыбачий.
Затем был зачислен, как мы уже знаем, в мостостроительный батальон командиром отделения, а после выписки из госпиталя, в связи с фактическим расформированием части из-за тяжелых потерь, стал... танкистом. Об этом периоде боевой биографии нашего земляка Льва Михиевича подробно рассказывала газета блокадного Ленинграда:
«Вместе со своим экипажем старшина Михиевич, сидя в танке, мучительно ждал рассвета. Люди буквально коченели в машине, а Михиевич не мог разрешить механику завести двигатель: атака должна быть внезапной. Заведи двигатель — и немцы сразу увидят все три танка взвода старшины Михиевича, которым приказано поддержать атаку стрелковой роты. Вместе со стрелками танкисты должны выбить гитлеровцев из развалин домов. Только и всего. Но на военном языке это называлось: проявлять активность в обороне, не давать противнику чувствовать себя хозяином положения. Стрелки на часах показывали восемь пятьдесят пять утра. До начала атаки ровно пять минут. За спиной у Михиевича Ленинград, в который он приехал из Белоруссии за несколько дней до начала войны, чтобы подать заявление в институт и начать готовиться к экзаменам.
И вот он, экзамен... в бою, у Рабочего поселка №8. Экзамен не на жизнь, а на смерть. Он обязан выдержать его.
— Командир, две красные ракеты! — доложил механик, наблюдавший за полем боя в открытый люк.
— Заводи! — отдал Михиевич команду механику-водителю и, вскочив на сиденье, продублировал ее командирам танков.
Когда загудели двигатели соседних машин, Михиевич просигналил: «В атаку, вперед!», захлопнул люк над головой и приник к перископу. Это была первая атака, в которой Михиевич временно командовал взводом вместо выбывшего из строя по ранению лейтенанта.
В перископ было видно, как редкая цепочка пехотинцев, одетых в белые маскхалаты, поднялась из траншеи во весь рост и двинулась вперед. Танкам нужно было обогнать эту цепь пехоты и повести ее за собой. Когда пехотинцы оказались позади танков, Михиевич встал с сиденья и, широко расставив ноги, приник к оптическому прицелу, готовый вступить в поединок с огневыми точками врага. Цепь своей пехоты теперь уже не мешала ему стрелять.
Вначале по наступающим ударила артиллерия из глубины вражеской обороны. Фашистские пулеметы до поры до времени молчали. Но вот заговорили и они, синие струи трассирующих пуль брызнули в лицо атакующим, к пулеметным точкам с нашей стороны потянулись хвосты ракет: пехотинцы указывали цели, мешающие их продвижению.
В направлении фашистского пулемета, стрелявшего из развалин сарая, старшина послал снаряд, за ним другой. Пулемет захлебнулся. Стрелять было трудно: танк то и дело попадал в воронки, его сильно бросало, заряжающий едва удерживался на ногах, досылая очередной снаряд в казенник.
Огневые точки гитлеровцев замолкали одна за другой: танкистам удалось подавить их, обеспечивая продвижение пехоты. Михиевич, увлеченный боем, радовался, что вот-вот они первыми ворвутся в развалины поселка и помогут пехотинцам быстро выполнить свою задачу.
На какой-то миг старшина оторвался от прицела и взглянул в перископ. Пехотинцы двигались невдалеке от танков, ведя огонь по фашистской пехоте. Справа и слева шли остальные танки взвода, изредка ведя огонь по пулеметным точкам фашистов. Между танками вспыхивали султаны разрывов, хлопья бурого мокрого мха высоко взлетали в небо. По броне барабанили пули, но никто из танкистов не обращал на них внимания.
Михиевич не сразу заметил, как вблизи развалин вдруг появились фашистские противотанковые пушки и снаряды вздыбили мерзлую землю впереди танков.
— Командир! — крикнул по внутреннему переговорному устройству механик. — Справа у развалин батарея.
— Осколочным — заряжай! — скомандовал Михиевич, наводя пушку танка на батарею.
Начался опасный поединок танка и пушек.
Когда ухо уловило привычный лязг затвора, Михиевич нажал на спуск. Снаряд попал в цель. Фашистское орудие замолчало. Следующими двумя снарядами он подавил еще одну пушку. Четвертого выстрела по фашистским орудиям он сделать не успел: вражеский снаряд пробил броню, танк качнулся, задымил, медленно теряя скорость, и остановился. Второй снаряд, попавший в неподвижную машину, разорвался в моторном отделении танка, над броней заплясали языки пламени.
— Выходи! — скомандовал Михиевич, открывая на ощупь люк и еще не зная, кто из экипажа может выполнить его команду. Лицо его было залито кровью, ноги не слушались.
Третий снаряд попал в лобовую броню, не пробил ее, но от удара приоткрытый Михиевичем люк захлопнулся опять.
Задыхаясь в дыму, раненый Михиевич все же нашел в себе силы оттянуть тугой стопор люка, подняться на сиденье и, тяжело перевалившись через борт, спрыгнуть в снег.
Танк горел, а фашисты все еще слали в него снаряд за снарядом, как бы мстя за уничтоженные этим танком пушки.
Секунду-другую Михиевич лежал неподвижно, затем схватил горсть снега, вытер лицо и пополз прочь от танка, надеясь отыскать остальных членов экипажа. К счастью, все были живы, хотя, как и командир, ранены. Укрывшись в воронке, танкисты перевязывали друг друга. Два других танка их взвода продолжали бой, пехотинцы подходили вплотную к развалинам».
Эвакуировали старшину Михиевича снова в госпиталь, а после выписки опять новое назначение… в саперы. Ничего не поделаешь, так уж распорядилась солдатская судьба и воля начальства, на Карельском фронте нужны были именно саперы. Когда же с Финляндией было заключено перемирие, осенью 1944 года дивизия, в которой воевал Михиевич, была переброшена с Карельского на 2-й Белорусский фронт.
Вот несколько боевых эпизодов с участием Льва Михиевича на заключительном этапе Великой Отечественной войны, когда советские войска, полностью освободив родную страну, начали освободительный поход по Европе, чтобы добить ненавистного врага в его логове — Берлине.
…Весна 45-го, незнакомый польский город Гдыня. Полк, в котором служил Лев Николаевич, ведя бои за город, ворвался в порт.
Старшина Михиевич, командир взвода саперов, перебежал улицу первым. Пули зацокали о булыжник мостовой, но он уже успел лечь пластом на едва теплые от весеннего солнца камни. Больше по нему не стреляли. Видимо, немцы решили, что русский солдат убит, и перенесли огонь на группу саперов, укрывшихся в развалинах. Те ответили. Завязалась перестрелка. Михиевич лежал не шевелясь, внимательно разглядывая короткую узкую улочку, упиравшуюся в стену невысокого кирпичного здания, похожего на пакгауз.
Несколько минут назад командир стрелкового батальона, вместе с которым саперы Михиевича ворвались в расположение порта, передал ему приказание командира полка немедленно прибыть на командный пункт.
— Забирай своих саперов, старшина, и дуй на КП, — комбат как бы с сожалением посмотрел на Михиевича. — Наверное, получишь новую задачу.
Старшина понимал капитана. После ухода взвода полковых саперов в батальоне останется едва ли больше трех десятков человек. Но где-то, видимо, положение сложилось еще хуже, если командир полка отзывает из батальона свой последний резерв — взвод саперов.
— А где примерно КП полка, товарищ капитан? — спросил он комбата.
— Где-то правее. Быть может, вон в том сером здании. Это морской вокзал. Во всяком случае, связной прибегал с той стороны.
Михиевич повел своих 15 саперов по лабиринту развалин, держа курс на угрюмое серое здание, указанное комбатом. Из этого дома по ним не стреляли, и старшина надеялся, что КП, наверное, там.
И вот на тебе: едва он, шедший первым, перебежал улицу, как из окон здания ударили сразу несколько автоматов.
Гитлеровцы не подпускали саперов к залегшему на тротуаре Михиевичу, а те отвлекали огонь на себя, метр за метром приближаясь к зданию. Михиевич понял замысел своих товарищей. Он осторожно приподнял голову и огляделся. Впереди него в цоколе здания виднелось какое-то углубление. «Окно в подвал, — мелькнуло в голове старшины. — Это то, что нужно». Он едва заметно приподнял автомат и осторожно пополз вперед, не сводя глаз с углубления в цоколе здания. «Только бы окно! Только бы окно!» — эта мысль сверлила мозг. Михиевич отчетливо понимал, что отступать ему некуда, что дорога на КП лежит через это здание, и они обязаны взять его. А там видно будет.
Саперы догадались, куда ползет их командир, а раз так, то становилось ясным и то, что он задумал. Бойцы ждали его сигнала.
Почему он перебежал улицу первым? Михиевич удивился бы, если бы его об этом спросили. Он — командир, кому же как не ему быть впереди своих бойцов, за которых он в ответе Он и должен был сделать первым те пятнадцать — двадцать шагов через улицу, выщербленную осколками и полностью простреливаемую врагом.
…Подбитая фашистами наша САУ (самоходная артиллерийская установка) горела, огонь добирался до баков с топливом, когда старшина Михиевич услышал стоны внутри машины. Не раздумывая, бросился в огонь и вытащил раненого офицера и под огнем противника дотянул его до безопасного места.
Еще не раз Лев Николаевич действовал мужественно и отважно и закономерно, что за образцовое выполнение боевых заданий на фронте, проявленные при этом доблесть и отвагу наш славный земляк был удостоен наград:
- медалей «За оборону Советского Заполярья», «За боевые заслуги»;
- орденов Славы всех трех степеней (18.06.1944 г. — 3-я степень, серебряная; 22.02.1945 г. — 2-я, позолоченная; 29.06.1945 г. — 1-я, золотая).
Полный кавалер ордена Славы младший лейтенант (офицерское воинское звание присвоено после награждения орденом Славы 1-й степени) Михиевич Лев Николаевич после Победы демобилизовался, вернулся в Беларусь и работал партийным организатором Ляденской МТС (машинно-тракторной станции) в Червенском районе. В 1951 году его снова призвали в Вооруженные Силы, а после окончательного увольнения в запас Михиевич переехал в Ленинград, где работал на заводе и активно участвовал в патриотической работе, прославился и как умелый наставник молодых рабочих. К его боевым наградам добавился еще орден Отечественной войны 1-й степени, врученный в 1985 году. Умер Лев Николаевич в 1989 году, похоронен в городе Петергоф Ленинградской области.
На родине же, в городе Червень, у скульптуры советского воина-освободителя установлены плиты с именами Героев Советского Союза — уроженцев района. Их семеро, там же начертано и имя Михиевича Льва Николаевича: полного кавалера высшего солдатского ордена — ордена Славы.
Автор статьи: Владимир Касьянов
Автор фото: из открытых источников