Все сестры султана, кроме одной, понимали, что до момента изгнания из дворца а, значит, и из рая повелителя, не стоит ему в глаза говорить все, что думаешь. Бейхан Султан даже после казни мужа не обвиняла брата в несправедливости, тем более, не грозила ему. Султанша больше ни разу не назвала Сулеймана братом, но разговаривала с ним всегда уважительно. То же самое можно сказать о Шах и Фатьме.
Только «сокровище» Сулеймана позволяло себе резать правду-матку, кромсать ее, комкать и швырять в лицо падишаху. Понятие о правде у Хатидже было своеобразное.
Несправедливым султанша считала то, что касалось лично ее. Зная о казни супруга сестры Бейхан, Хатидже не бегала к повелителю с жалобами на несправедливость. Она даже своему Ибрагимушке ничего такого не говорила, хотя на тот момент он был Великим визирем и мог повлиять на ситуацию.
Хатидже пучила глаза, охала вместе со всеми, но считала, что к ней казнь Ферхата паши отношения не имеет.
Вот когда ее солнцеподобного мужа удавили, сокровище взвилось так, что шум еще несколько лет стоял. Что характерно, после регулярных обвинений сестры и даже угроз трибуналом повелитель всех стихий только глаза закатывал, но ни разу ее не наказал, как следует.
Уже не раз обсуждалось то, что поведение Хатидже указывало на ее психическое заболевание. Подтверждение этому нашлось во время очередного расследования в Топкапы.
Хюррем наконец-то накостыляла сокровищу, встретив сияющую драгоценность Сулеймана в укромном месте. Как водится, пригласили Бали бея, завели дело.
После того, как Хатидже, возможно единственный раз, сказала правду о том, что ее внешность повредила Хюррем, повелитель бежит к супруге. Он слушает ее объяснения и верит.
Хюррем говорит очень важную фразу: «Всем известно о болезни Хатидже Султан». В это время сестра Сулеймана не кашляла, не чихала, все анализы были великолепны. Чем таким могла болеть Хатидже, что об этом все знали, но молчали? Вывод напрашивается сам собой – по причине беспорядка в извилинах султанши, ее болезнь не обсуждалась вслух.
Эти слова Хюррем проливают свет не только на долгое терпение Сулеймана, но и на ее собственное поведение. Она лишь оборонялась от Хатидже. Хюррем не занималась устранением родственницы, напала на нее, пребывая в беспамятном состоянии.
На саму Хюррем было уже покушение в бане, когда ей пришлось шайкой отмахиваться от Дианы-Фахрие. После этого супруга падишаха усиливает охрану, но никаких решительных действий против Хатидже не предпринимает.
Сулейман тоже отправляет сестру в Манису проветриться даже после ее собственного признания о том, что она послала киллера к его жене.
Слушая обвинения Хатидже, повелитель лишь морщится и отворачивается. Сулейман рад бы выставить ее совсем, но почему-то не может себе этого позволить.
Может показаться, что султан жалел о казни Ибрагима, но это не так. О казни он ни разу не жалеет, хоть и скорбит об утраченном друге. Ходже челеби повелитель говорит, что ему стало легче после казни. Скорбь и сожаление о том, что казнил – разные вещи.
Сулейман разрешает увеселение во время траура Хатидже, он ищет сокровища Ибрагима, не обращая внимания на протесты безумной сестры.
Только сумасшедшая могла побежать качать права к повелителю на предмет того, что ей принадлежит конфискованное имущество. С таким же успехом Хатидже могла требовать себе денег из казны на борьбу с Хюррем.
Чем болела Хатидже Султан уже понятно. Возникает вопрос, почему Сулейман разрешал безумной сестре бродить по дворцу без санитаров. Падишах принимает в отношении Хатидже полумеры и полагает, что этого достаточно.
Найти нового супруга для сумасшедшей и считать, что это ее излечит, наивно даже для средневековья. Хюсрев паша был человеком не злым, но особой симпатии к своей венценосной жене явно не испытывал. Это был брак ради карьеры паши.
Если бы болящую вдову своевременно изолировали в укромном дворце, она, глядишь, и пожила бы еще, да и сам Сулейман не страдал бы от ее поведения.