Часть пятнадцатая.
Урок физкультуры
Как и в любом учебном заведении, несмотря на тяжелые времена, в техникуме происходили и забавные истории, которые сглаживали трудности военного времени.
На следующий урок физкультуры девочкам сказали принести «гимнастическую форму» - трико и футболку - «Будете заниматься гимнастикой и делать упражнения».
И где в военное время взять этот «гимнастический костюм»? Да еще из-за отсутствия здания техникума, занятия велись где придется – в разных школах после того, как в две смены отучатся школьники. Спортзала не было, и урок физкультуры велся в кабинете, в котором стоял огромный преподавательский стол, на всю ширину кабинета. И на этом столе проходил урок физкультуры.
И вот, настал этот день. Девочки выкрутились из положения кто как мог, но «гимнастическая форма» имелась в наличии у всех. Преподаватель показал гимнастические упражнения и стал вызывать девочек «на стол». Как, почему, но никто не обратил внимания на одну девочку, пока ее не вызвал учитель.
Фамилия названа, и из-за спин столпившихся вокруг стола девочек, появляется она - в белых отцовских рейтузах начинает делать упражнения на столе. Конечно же, эта картина вызвала дружный девичий смех.
Так, учеба вперемешку с работой шла своим чередом. Но юность не дает засиживаться дома, тем более, что Владлен, сын маминой подруги, с которой они вместе эвакуировались из Ленинграда, уже нашел своего младшего брата Алика и быстро освоился в городе. Он был завсегдатаем Машиностроительного клуба. И благодаря ему Вера познакомилась со своим Павлом.
Павел.
Павел был тем самым «счастливчиком», вошедшим в заветные 3% выживших из призыва 1924 года рождения. Позади было всё то, что не раз написано в книгах о войне, показано в фильмах о взятии Сталинграда. И был тот самый рукопашный бой, и счастливое осознание того, что жив, жив, несмотря ни на что. И гордое чувство победителя, моральное превосходство при виде пленных фашистов, колонны которых, сопровождаемые малочисленным конвоем, шли на восток.
Одним из таких конвоиров и был Павел. Он сопровождал пленных итальянцев. Туго пришлось сыновьям благодатной Италии в промёрзшей приволжской степи. Страшно было смотреть на чёрные обмороженные лица, скрюченные от холода пальцы рук. А от взгляда на их лёгкое, не по сезону обмундирование, у одетых в тёплые полушубки конвойных, дрожь по телу пробегала.
Колонна измученных холодом и голодом пленных медленно ползла по дороге. Закон войны суров - конвоиры получили приказ: за малейшее нарушение, за задержку колонны - расстрел на месте.
Отдыхали в пути тут же, на обочине. После одного из привалов группа итальянцев при команде "подъём" замешкалась. Что-то непонятное происходило там. Конвойному пришлось подойти ближе.
На снегу сидел один из пленных и отказывался встать. Его товарищи что-то быстро и громко говорили ему, словно убеждая, а он продолжал сидеть, отрицательно качая головой.
Верхом подъехал начальник конвоя, взглянул, бросил коротко: "Расстрелять!", и отправился дальше. Итальянцы бросились бегом в строй. На снегу остался один.
Измождённый, обмороженный вчерашний враг беспомощно смотрел на мальчишку - конвойного, который почему-то медлил с исполнением приказа: на безоружного рука не поднималась.
Из огромных чёрных глаз итальянца по щекам, застывая, потекли слёзы. Ухватив негнущимися пальцами штанины, пленный подтянул их вверх. Зрелище предстало жутковатое.
Окровавленные грязные бинты покрывали израненные ноги итальянца. Человек просто не мог идти дальше.
Решение пришло мгновенно. Конвоир подозвал двоих пленных, велел подхватить раненного под руки, и колонна тронулась в путь.
С чувством облегчения, сдав пленных, молодой солдат отправился отдыхать. А наутро его разыскал госпитальный санитар. Он привёл Павла в палату. В чистоте и покое госпиталя тот не сразу узнал своего вчерашнего знакомца среди других раненных. А итальянец радостно приподнялся на кровати ему навстречу, схватил за руку и что-то быстро-быстро заговорил на своём таком мелодичном языке. Затем вынул из-под подушки и вложил в руку своего спасителя золотые карманные часы на цепочке. Тот оторопел от неожиданности, смутился, и со словами: "Нет, нет, ни в коем случае!" положил часы на тумбочку.
Итальянец помедлил, достал из нагрудного кармана бумажник и протянул его раскрытым.
Кроме документов, там была фотография. На ней были изображены двое - сияющая радостной знойной красотой женщина и белозубый мальчишка лет четырёх у её колен.
Итальянец, указывая на фотографию, опять взволнованно заговорил, потом вынул документы, а бумажник протянул Павлу.
От этого отказаться было нельзя. Потому что не бумажник это был, а знак величайшего доверия и благодарности.
А потом был прорыв армии Манштейна, бой под Калачом... Раненого Павла унесли с поля боя. От его батальона оставалось семь человек.
В госпитале, когда начал идти на поправку, он сфотографировался. Худенькая мальчишеская шея торчит из ворота пижамы, глаза не по возрасту взрослые, а на губах - извиняющаяся улыбка: мол, прости, мама, что так вышло. На голове пилотка - надел, чтобы мама не испугалась жёстко перебинтованной головы..." А потом был еще год реабилитации в Волжской флотилии, куда Павла направил хирург, делавший ему операцию после ранения в голову, для несложной работы на воздухе.