Осень 1964 года, дом Джона Леннона в Уэйбридже.
— Даже и не уговаривай меня, Макка! У старикана Тео крыша поехала, не иначе... Взял, понимаешь ли, неаполитанскую песенку, причесал-припудрил — и держите, ребята, дарю от всех щедрот, пользуйтесь, объявляйте её своей! Ему-то что, это же нам потом всё расхлёбывать… Я уже вижу эти грёбаные газетные заголовки: «Беззастенчивый плагиат Леннона и МакКартни!»; «Прославленные рок-звёзды попытались присвоить себе известную неаполитанскую песню «Piccerè che vene a dicere»!» Ты этого, что ли, хочешь добиться?
— Да сказано же тебе, что это песня ХIХ века, что её и тогда-то мало кто знал, а теперь про неё уже сто лет вообще никто не вспоминает! И откопал её наш досточтимый герр Адорно в каком-то заплесневелом архиве, куда хорошо, если раз в двадцать лет кто-нибудь заглядывает!
— А ты думаешь, чтобы нас уличить, обязательно, чтобы эту песню вся Италия пела? Вполне хватит, если один какой-нибудь въедливый музыковед её опознает…
— И давно это ты стал таким пугливым, Джонни?
— А ты давно стал таким доверчивым, Макка? В конце концов, почём мы знаем, что на уме у Большого брата? Может быть, ему как раз нужен сейчас хороший скандал с нашим участием?
— Ну, дружище, это уже паранойя… Ты лучше прикинь: ведь если мы возьмёмся за эту песню, придумаем к ней нормальные слова — это же будет такой хит, каких ещё свет не видел!
Пол, в который уже раз за этот вечер, подошёл к роялю, и из-под его пальцев полилась чарующая мелодия. Джон, ясное дело, тут же вскочил, встал в театральную позу и уже привычно затянул, прижимая к груди руки и закатывая глаза:
«О, омлет!
Краше ножек этих в мире нет!
И пускай несу я полный бред —
Люблю тебя, о мой омлет!»
— Ты достал уже со своим дурацким омлетом! — рассердился Пол, — Самому-то ещё не надоело? Только с мысли сбиваешь; мне твой чёртов омлет, наверное, ночами будет сниться…
Пол вдруг замолк на полуслове, а потом продолжал — уже спокойно и даже вкрадчиво:
— В общем, я тебя правильно понял, Джонни, что ты от этой песни наотрез отказываешься? Только смотри, чтобы потом без обид!
Джон с подозрением взглянул на друга: это выражение его лица он прекрасно знал, Пол явно замыслил какую-то хитрость. Но идти на попятный не позволяла гордость.
— Так и быть, не обижусь… Ну, выкладывай, что ты там задумал?
— Это просто, как всё гениальное! Я скажу, что эта мелодия мне приснилась, причём вряд ли я сочинил её во сне, скорее всего – слышал где-то раньше, но понятия не имею, где это могло быть… Я буду спрашивать у всех знакомых, не слышали ли они где-нибудь такую мелодию — тут важно не торопиться, расспросить как можно больше людей, которые знают толк в музыке… Понимаешь, так я ничем не рискую! Если кто-нибудь всё-таки скажет мне: «Да это же «Piccerè che vene a dicere», старая неаполитанская песня!» — я от души поблагодарю этого типа, и на том вопрос будет закрыт. Ну, а если мелодию так никто и не опознает…— лицо Пола расплылось в мечтательной улыбке, — вот тогда у меня будет суперхит всех времён и народов! Ну, не злись, приятель, тут всё равно без вариантов: не может же один сон присниться сразу двоим! Так что всё по-честному…
— А кто здесь злится? Была охота… Только, Макка, чтобы уж всё было совсем по-честному, давай ты и слова к своему суперхиту придумаешь сам, в одиночку! Или пускай они тебе тоже приснятся…
— И придумаю, тоже мне проблема!
— Ну-ну, творческих тебе успехов… Только не забудь, что в этих словах ещё и смысл должен быть, а не то что «Люби меня, как я тебя, да-да-да, йе-йе-йе!».
Выйдя от Джона, Пол постоял несколько минут на крыльце, вдыхая терпкий осенний воздух и пытаясь избавиться от неотвязно звучавшего в голове «О, омлет!», а потом пошёл к своей машине, бормоча под нос: «И придумаю, вот увидишь, Джонни! Год буду думать, а придумаю!..»
Осень 1965 года, очередной концерт «Битлз».
— Спасибо вам, спасибо большое за эти аплодисменты! А сейчас – ещё одна песня из нашего нового альбома «Help!». Встречайте – Пол МакКартни с песней «Yesterday»!