Первая часть этого рассказа, вы можете прочитать здесь.
Приветствую вас мои подписчики и гости канала.
Этот рассказ написал гость моего канала - писатель Владимир Пронский. Это новый формат на канале. Надеюсь вам понравится, ведь рассказ получился очень интересный и увлекательный.
Лёха на какое-то время затих, обдумывая ситуацию, и решил, пока рука не занемела в ледяной воде, резко вырвать её, пусть и с мясом. Посильнее дёрнул ею, но чуть сознание не потерял от боли. Мелькнула мысль: «А ведь так и крякнуть недолго, и никто не поможет!» Нырков понял, что дела его плохи, но сдаваться всё равно не хотелось. Он продолжил помаленьку шевелить рукой, пытаясь найти такое положение, при котором пальцы освободились бы из рыбьей пасти. Но как только начинал шевелить ими, то и щука дёргалась в ответ, добавляя боли. В такие моменты он скрипел зубами и замирал.
Вскоре рука перестала чувствовать боль, и стало по-настоящему страшно. Он не знал, сколько продержится, а надежды на спасение с каждой минутой оставалось всё меньше. Вспомнил о мобильнике, но вспомнил и то, что, торопясь на озеро, забыл его. Тогда попытался дотянуться до бура, но, дотянувшись, понял, что пользы от него никакой. Была бы пешня – другое дело. Лёха затаился, задумался, но ничего не придумывалось. Прогоняя усталость и оцепенение, заставил себя взбодриться, начал мурлыкать какую-то мелодию и почувствовал на щеках слёзы, понимая, что никому он не нужен, никто не вспомнит о нём в этот глухой час.
Если бы он знал, что Анюта начала тревожиться, то чёрные мысли не душили бы. А ей в какой-то момент стало не по себе от предчувствия: «Давно стемнело, а Алексея всё нет и нет!» О щуке, которую он обещал, она уж и не думала. Теперь душа болела за него самого, и она не выдержала, отправилась через дорогу к Потапову, постучала в окно. Хлопнула входная дверь, вспыхнул свет в веранде, показался хозяин.
– Что случилось?
– Переживаю! Алексей давно должен с озера вернуться, а его всё нет и нет…
– Ну а я чем могу помочь?!
– Надо бы найти его. Сама бы сходила, да не знаю, где искать.
– Ага, ещё и ты отправься. Потом двоих вас спасай! За него не волнуйся, придёт, а мне завтра рано вставать.
Он захлопнул дверь, Анюта охнула и, нечего более не успев сказать, пошла к себе. Но неожиданно дверь веранды вновь распахнулась, и Вячеслав остановил:
– Погоди… Когда, говоришь, он отправился-то?
– После обеда. А потом погода испортилась. Я вся испереживалась.
– Ты-то при чём?
– Ну как же – сосед всё-таки…
– Ладно, иди домой. Сейчас смотаюсь на озеро… – смурно пообещал Потапов.
Анюта присела на своём крыльце и обрадовалась, когда тот выгнал из гаража снегоход и, развернувшись, понёсся по улице.
На снегоходе до озера всего ничего, но всё равно Потапов, пока ехал, весь изнервничался от досады. «Нашлась заступница, – заочно шпынял он Анюту. – Без тебя жили, и всё было спокойно. Нарисовалась на наше счастье!» Если бы Вячеслав не знал, где искать пропавшего, то и не поехал бы. Но тот мог быть только на «своём» дальнем заливе, поэтому в нужном месте выехал на лёд и начал кружить, освещая фарой змеистую позёмку. На третьем витке увидел снежную глыбу, подъехал, а это – мать честная! – Нырок согнулся у лунки! Вячеслав соскочил со снегохода:
– Лёха, с сердцем, что ли, чего?
– Щука висит…
– Зачем рукой-то за ней полез? Багра нет?
– Только бур…
Вячеслав начал поспешно сверлить лёд рядом с его рукой. Потом достал из ящика для инструментов вороток, разбил ледовую перегородку, подсказал:
– Помаленьку освобождай…
Тот осторожно вытянул онемевшую руку, а в неё огромная щучина вцепилась.
– Вот это да! – удивился Потапов. – Как она тебе пальцы-то не оттяпала?!
Он резко выдернул тройник из руки соседа, освободил и щуку, бросил на лёд.
Лёха, что-то пробормотав, как вражину, шибанул ногой рыбину, столкнул в развороченную лунку и устало опустился на сиденье снегохода, сунул раненую руку за пазуху.
– Зря отпустил, – вздохнул Потапов. – Кошку бы месяц кормил. Или мне отдал!
– Она моей крови напилась – есть будет гребостно.
Вячеслав быстро собрал в сумку жерлицы и, вместе с буром и рыбацким ящиком Лёхи, перехлестнул резинками на багажнике. Наклонился к соседу:
– Ты как? Устраивайся нормально, не свались. Сильно гнать не буду.
– Погоди, дай отдышусь. Достань в правом кармане сигареты и спички. – Потапов помог ему прикурить, и, затянувшись дымом, Лёха вздохнул: – Спасибо, Слава, большое! Теперь должник до самой смерти!
– Анютку благодари, а не меня. Это она переполох устроила!
Нырков вздохнул:
– Но и ты молодец! – Он затянулся напоследок. – Поехали, чего тебя морозить.
Обычно Потапов носился на «Буране» как сумасшедший, а в этот раз рулил плавно, рытвины объезжал аккуратно, сильно не газовал и, постоянно оглядываясь, спрашивал:
– Как ты там? За меня держись – немного осталось.
От неожиданного внимания соседа Лёхе становилось на душе теплее и теплее. Он и предположить не мог, что Потапов может быть таким заботливым. Всегда либо насмехался, либо пытался подшучивать, только шутки его казались кривыми, и все они с непонятным надрывом и плохо скрываемой обидой. А на что человек обижался – вопрос, если в доме достаток, работой обеспечен, дети в городах пристроились, с женой особенно не цапался. Или, может, жизнь такая, что всегда хочется большего, а что есть, не устраивает – поэму и брюзгой становится человек. Или от характера это. Ведь иной, как ни старается, а его будто ветром сносит с твёрдого пути, всё-то ему не так и не этак. Он бы и рад сделаться другим, да попробуй, выскочи из колеи, если туда занесло в сколезь. Потапов, как шофёр, похоже, это очень хорошо понимал. Сам сказал, когда зерном поделился: «Жизнь – это колея! Из неё не каждый выберется!» Или, может, тогда запьянел, и на откровения потянуло, ткнул пальцем Лёху в грудь: «Давно смотрю на тебя, всю жизнь ты какой-то непутёвый. Один перебиваешься и рад этому. А чему радоваться-то?» В тот раз он, поддавшись необъяснимой щедрости, вместо обещанных двух вёдер, чуть ли не мешок зерна насыпал, еле Лёха дотащил до дому. Но на следующий день Потапов стал прежним, даже более скрытным, нелюдимым, будто запоздало жалел о зерне. Он бы, наверное, таким и оставался, если бы не сегодняшний случай с соседом, пробудивший необъяснимое глубинное чувство взаимовыручки, заставивший сбросить привычную личину, хотя и не особенно в это верилось. Но сегодня его доброта выглядела именно так.
Вскоре они были в селе, и в свете фар мелькнула соседка, подбежала к снегоходу.
– Слава Богу… Прибыли! Что случилось?
– Да вот со щукой воевать вздумал! – усмехнулся Потапов и указал на скукоженного рыбака. – Руку поранил!
– Лёш, срочно ко мне…
Нырков заупрямился, а Вячеслав подтолкнул:
– Иди, иди. Не зря ведь дрова колол!
Увела Анюта Лёху к себе, а в тепле у него рука стала гореть нестерпимым огнём, и она принялась растирать её, скрюченную от судорог, чтобы разогнать кровь.
– Потерпи, потерпи, – видя, как он кусает губы от боли, утешала суетившаяся хозяйка, а Лёха чувствовал, какая забота исходит от неё, как вкусно она сама пахнет.
Анюта накрыла гостя одеялом, обработала руку перекисью, йодом, мазью пахучей намазала, забинтовала. Он же, еле переводя дыхание, чувствуя, как наполняется глубинным теплом синюшная рука, зашевелился, стеснительно потянулся за свитером:
– Что бы без тебя делал? Спасла меня… Ну, я пойду?!
Но она остановила:
– Сними мокрую одежду! Вот, возьми свитер сына!
– Спасибо, Ань!
Неуклюже надев великоватый свитер и накрывшись курткой, он повернулся к двери, чувствуя себя неуютно в стоптанных валенках, ватных штанах.
– Приходи через часок – краснота на руке мне не нравится, отёчность появилась – уж не обморозил ли? Надо будет понаблюдать!
– Переоденусь – приду...
– А я пока ужин приготовлю! – необыкновенно нежно сказала Анюта и так долго и пронзительно посмотрела ему в глаза, как никто и никогда не смотрел на Лёху по прозвищу Нырок.
Друзья, если понравился рассказ, ставьте нравится и я напишу ещё.
С уважением, Дмитрий