Прошлое - как рассыпанный алфавит, и буквы его сегодня способны распознавать уже единицы, в руках которых последние свечки памяти, вносимые в сумрак отшумевшего бытия и одухотворяющие зависшее время на архивных фотографиях. Когда-то всё было у всех на глазах, потому никого не интересовало писать о том, что всем известно - о магазинах, ателье, аптеках, скверах, фонтанах, парикмахерских, фотоателье.
А память о многом скоро совсем пропадет, потому что рассказывать и не о такой уж далекой старине окажется некому.
«Поедем в город!»
Люди, жившие на Красном текстильщике, на Новоткацкой, за вокзалом, намереваясь что-то купить, предполагая присмотреть что-то лучшее из одежды и обстановки, говорили: «Надо съездить в город». Бытовало среди серпуховичей такое присловье до 1940-х и даже позже. Что-то купить, присмотреть обновки - значило «поехать в город». Исторически сложилось так, что торговая часть Главной площади, даже когда главный городской базар перенесли оттуда на Сенную, всё равно оставалась средоточием активной коммерческой деятельности.
По обе стороны от улицы Советской, по 1-ой Московской и до Главной площади шли двухэтажные дома, где на первых этажах были магазины, аптеки, предприятия бытового обслуживания. От Дворянской, ставшей улицей Ворошилова, и прямо на площадь выходил Главный проезд, представлявший собой сплошные магазины и меблированные комнаты, или гостиницы.
Это сегодня Главный проезд растворился в 1-й Московской. А раньше въезжавшие в Серпухов из Москвы следовали на Главную площадь именно по Главному проезду и всегда обращали особое внимание на очень необычный, длинный и большой магазин в двухэтажном доме на правой стороне. Этот магазин серпуховичи называли «Метро». Теперь этот исчезнувший дом, на месте которого в начале 1950-х построили четырехэтажный, вспомнят только старожилы.
В довоенные годы, как я помню, в «Метро» вели два входа, и было там много отделов: бакалея, гастрономия, хлеб, кондитерка. А до революции, как рассказывали старшие, наверху этого здания находились меблированные комнаты.
В южной части площади стоял трактир, второй этаж которого служил гостиничными номерами. Во дворе здания располагались конюшни, хозпостройки и флигели для кучеров и прислуги. Теперь у здания, в стенах которого останавливались многие выдающиеся люди России, проезжавшие через Серпухов,-другой адрес: 2-я Московская, 2/20. Под гостиницу предназначался построенный в начале XIX века дом № 4/11 на 2-й Московской. Две выпуклые боковые симметричные части здания соединялись балконом, проходящим по срединной части фасада. Архитектура этой постройки, как принято говорить, аналогов в городе не имеет.
Застройки конца XIX века были типичны для уездных городов: внизу двухэтажных зданий размещались лавки, лабазы, амбары, а наверху - жилые помещения.
... Вглядываюсь в архивные фотографии, сделанные В.И. Улитиным, в старинные вывески «Меблированные комнаты» на многих домах, что запечатлены на снимках, и воображение проникает сквозь стены в узенькие коридорчики, со специфическими «нумерным» запахом, где коридорные беспрерывно неслышными шагами в мягкой обуви бегали с плохо лужёными и нечищеными самоварами в облаках пара, с угаром, в номера и обратно. Лучшие номера включали несколько высоких комнат с большими окнами, выходящими на площадь. На полу, должно быть, лежал мягкий ковер персидского рисунка. Из обстановки могло быть трюмов стиле рококо, вольтеровское кресло перед письменным столом с разными ящиками и ящичками, в простенках - огромные часы с басовым боем, на стенах - акварели из охотничьей жизни, на камине - дорогие бронзовые канделябры, в спальне - огромная кровать красного дерева, а напротив - турецкий диван.
Рынок услуг всегда определялся потребителем. Купечество уездного Серпухова на уровне поддерживало гостиничный бизнес. Всё-таки «Свят-град», стоявший на перекрестке торговых путей, привлекал негоциантов и паломников, и Главная площадь была своеобразным «солнечным сплетением», «темечком» уездного города С.
Один квартал от площади до улицы Чехова и по направлению к Сенной, по улице Революции, - тоже занимали небольшие магазины, среди которых мне почему-то особенно помнился симпатичный «Табакторг», в котором висели зеркала и запах стоял необыкновенный...
А ниже от Главной площади, по теперешней улице Аристова, уже не было никаких торговых точек среди жилых домов. И дальше, где кончалась площадь и начиналась 2-я Московская, не было ничего привлекательного для потребителей товаров и услуг.
Позже за Нарой построили жилой дом, и его нижний этаж стал магазином «Первое мая». Недалеко от автобусной остановки «Красный текстильщик», в угловом двухэтажном домике, которого сейчас нет, внизу открылся продовольственный магазин, а наверху - промтоварный. Напротив, Суконной фабрики перед войной стоял продовольственный магазин. На Пролетарской, около улицы Ленинского комсомола, работал так называемый, «семнадцатый» магазин. Вот, пожалуй, и всё, в чем выражалось торговое дело на окраинах города. Поэтому серпуховичи, планируя серьезный «шопинг», как модно теперь говорить, стремились попасть именно в центр, где были и самые хорошие парикмахерские, и самые хорошие ателье, и тем более магазины, отремонтированные перед войной, среди которых нам, старожилам, памятны знаменитый Зеркальный и знаменитый Рыбный. Лучшее фотоателье в начале 1930-х тоже оказалось в центре, когда закрыли свои частные студии Шмидт, Андреев, Грибачев, Чукаев и другие серпуховские фотографы, в том числе и мой отец, Степан Холкович, один из первых открывший в городе свою фотографию в 1925 году на улице Ворошилова, 25.
Главная площадь и примыкавшая к ней часть улицы Советской были эпицентром главных городских событий и впечатлений.
Именно это пространство воспринималось своеобразной сердцевиной быта и бытия, именно его подразумевали серпуховичи, когда говорили: «Поедем в город!»
Базар на Гауптвахте
Старше Главной площади у нас только улица Тульская, по которой шла дорога до Тулы и дальше на юг. Главная площадь появилась раньше улицы Московской, которая возникла после Екатерининского указа 1784 года о перестройке всех уездных городов. Во времена Екатерины Великой на Главной площади, которая на дореволюционной карте города названа Торговой, сначала была Гауптвахта, или военная тюрьма.
На одной из фотографий вида площади с западной стороны, различаем вывеску: «Железо, балки, цемент И. В. Соловьянова». Вот в этих «железо-балках» и стояла в стародавние времена гауптвахта. Отсюда, с гауптвахты, «есть пошла» центральная площадь города по проекту губернского архитектора Д. Б. Борисова во второй половине XIX века построили гостиный двор. Двухэтажное здание П-образной формы по периметру окружали торговые ряды. Первоначальную аркаду гостиного двора в конце XIX века застроили, на первом этаже появились прямоугольные окна и двери, а с северной стороны оставили ворота для въезда. П-образный магазин соединили с другими, и со временем оформился так называемый «круглый» магазин.
На фотографиях В. И. Улитина отчетливо просматривается дореволюционный базар. Прямо с возов торговали здесь мороженым мясом, рыбой и птицей, а в другое время - овощами, живностью, фруктами.
На противоположной, северо-восточной стороне площади, в крытых павильончиках, под навесом, под крышами, торговали сезонным товаром: весной - огурцами и зеленью, летом - ягодами, осенью - плодами, главным образом, яблоками, зимой - мороженой рыбой и круглый год - живыми раками.
Круглый год продавались овощи-фрукты у зеленщика - купца Дорожкина. Моя мама, Мария Алексеевна, рассказывала, как в детстве из своего Нижнего Казенного переулка бегала она в лавку к этому зеленщику и застенчиво предлагала пучок укропа или петрушки с родительского огорода. Хотя таким добром у зеленщика были заставлены целые ящики, но он или сам давал 20 копеек маленькой девочке за ее «букетик», или своим покупателям предлагал взять петрушку именно у своей юной гостьи. И она на вырученные 20 копеек покупала себе конфетки. Потом в подвале, куда моя мама в свои детские годы носила продавать петрушку, находилась база мороженого. Перед войной мороженым торговали на каждом углу Главной площади, потому что народу здесь всегда бывало очень много.
Лотошники и разносчики, бравшие товар оптом, особенно ценились хозяйками весной и осенью, когда улицы были непроходимы от грязи, или в сильную зимнюю стужу.
А рядом с базаром торговали основательные, респектабельные магазины: Фирсановский обувной на Дворянской, с гостиничными номерами на втором этаже, Щербаковская булочная, магазин Мамонова. Многие здания бывших магазинов стоят на прежних местах по сей день, вплоть до того угла, где развалины ресторана «Москва». С 1930 года, насколько я помню, базара на площади уже не стало, и на лошадях сюда уже не приезжали, а торговали здесь только магазины, продовольственные и промтоварные. Рядом строило себе дома купеческое сословие. На северо-западной стороне Главной площади, особенно на углу, где телефонная станция, напротив можно увидеть немало бывших купеческих особняков.
В северо-восточном углу гостиного двора в конце XIX века открылся единственный в городе книжный магазин И. И. Улитина, которого Бог благословил на издание открыток с видами города, запечатленными его сыном, знаменитым фотографом В. И. Улитиным.
Его величество сундук
Универсальный магазин Мамонова, на вывеске которого значилось: «Мебель, посуда, лампы» - занимал три этажа, то есть, полностью весь дом. Для девушки, которую выдавали замуж у Мамонова можно было купить полностью приданое, начиная от белья, кончая посудой и мебелью. В продаже были самые разные комоды, кровати, шкафы - и подороже, и подешевле, и очень хорошие, и попроще. Причем, мебелью торговали на третьем этаже, но для удобства служил лифт-подъемник.
Почти во всех семьях, городских и деревенских, столичных и провинциальных, вплоть до Великой Отечественной войны бытовали сундуки как непременный элемент обстановки. На лето в сундуки складывали зимнюю одежду и наоборот. Были и шкафы, но не случайно в русских народных сказках непременной атрибутикой быта упоминаются сундуки с золотом-серебром, а не шкафы. Это сейчас вся одежда висит в шкафах, гардеробах, шифоньерах, в которых летает моль. А в прошлой русской жизни предпочтение отдавалось именно сундуку. Правда, укладывать вещи в сундук надо было уметь, и тогда одежда сохранялась лучше, чем в шкафу. Кроме того, на сундуках спали. На шкафу не поспишь... Это была особая группа товаров первой необходимости-сундуки, разных объемов, с плоскими и круглыми крышками, обитые железом, простые и затейливо инкрустированные, с замками, врезными и навесными, которые запирались.
Хотя слово сундук и тюркизм, то есть, понятие, пришедшее в русскую речь из татарского, как барабан, халат, изюм, бушлат- этот многофункциональный предмет обихода был так же незаменим, необходим, удобен и привычен, как изобретенные русским народом самовар и валенки.
Из мебели у Мамонова продавалось всё: буфеты, комоды, стулья венские, столы обеденные, кровати - железные и деревянные, бюро и письменные столы, ломберные столики для игры в лото и в карты, туалетные столики. Думаю, что продавались и сундуки, которые относились все-таки к мебели, а не к хозтоварам, хотя сундуки и ставились не в передний угол, не в парадных комнатах, а где-нибудь в чулане, в коридоре, то есть, не на общее обозрение.
Кто был побогаче мог заказать себе через Мамонова мебель из-за границы. В детстве я бывал у знакомых, в доме которых стояла мебель аж из Швейцарии, которую приобрели они через Мамонова.
Для освещения большой комнаты, где собиралось много народу, надо было зажигать несколько керосиновых ламп. Самыми модными были лампы-молнии и лампы-тюльпаны. Это уже был признак достатка. Впрочем, частые пожары из-за постоянного присутствия керосина в домах возникали не только у бедствующей голытьбы, но и у людей состоятельных.
Богатым был и выбор посуды, начиная с обыкновенных тарелок и мисок. Всё, что нужно на кухне, - кастрюли, сковородки, чайники, - продавалось у Мамонова. На кухне для посуды использовались особые деревянные полки. В очень многих семьях, где я бывал, мне запомнились такие деревянные полки на кухнях. У нижней полки, как правило, был скосик с реечкой, на которую ставились тарелки каждого дня. А на верхних полках громоздились кастрюли. При желании через Мамонова можно было заказать и праздничную посуду, чтобы специально не ехать за дрезденским фаянсовым сервизом из сорока предметов в московский магазин Мюра и Мерилиза на Петровке. В нашей семье до сих пор сохранились тарелки, который мой отец, Степан Андрианович Холкович покупал в посудном магазине на Главной площади в начале 1930-х.
Серпуховским Карден
Западная культура прививалась у нас с давних времен, по крайней мере, наружно - через парикмахеров и портных.
Особой славой пользовалось в Серпухове ателье мужского и женского платья на Главном проезде, где приёмщицей работала знаменитая портниха Клавдия Яковлевна Подольская, или тетя Капа.
Это сейчас в ателье никто не ходит. А ведь когда-то именно в том ателье на Главном проезде, где были не просто покрашенные панели, а стены, красиво отделанные под дерево,- шили изумительные вещи, которые не шли ни в какое сравнение с тем ширпотребом, что был выставлен на продажу в магазинах. Только в 1970-х стала относительно доступна импортная одежда. А так все шили на заказ, в том числе и у Клавдии Яковлевны Подольской. Цену себе она знала. Её после войны даже орденом наградили. А сын её, мой друг детства Слава Суляев, был просто прирожденный модельер. Он такие уж фасоны платьев придумывал девчонкам-сверстницам, так уж наряжал их на праздники, что его талантливым выдумкам отдавала должное тетя Капа, но, поскольку работа для нее усложнялась и удлиннялась, резонно сетовала:
- С тобой никогда никакого плана не выполнишь!
В «круглом» магазине, который теперь стал квадратным, продавались ткани, из которых тетя Капа с сыном творили чудеса для своих заказчиков по собственным лекалам.
Слава был человеком очень начитанным, исследовавшим ворохи труднодоступных журналов мод, кроме того - завсегдатаем городского театра. И стал бы он Карденом, не меньше, если бы кто-то подучил его и продвинул. А так он проработал всю жизнь на радиотехническом заводе. Сейчас в здании того знаменитого ателье вечерний институт, правда, не имеющий никакого отношения к конструированию одежды...
Товары для души
Приехав «в город», можно было купить всё, что душе угодно, всё, что требовалось для жизни, начиная от скобяного товара до мехов и музыкальных инструментов, которые продавались на первом этаже «круглого» магазина, а на втором этаже, кстати, была и музыкальная школа, которая смотрела на 2-ю Московскую и на Дом пионеров.
Угловой, крайний дом на улице Ворошилова, тоже, считай, на площади, занимал двухуровневый Детский мир. Я помню, каким событием стал открывшийся здесь отдел граммофонных пластинок, потеснивший отдел игрушек! Сколько было записей Вадима Козина, Надежды Обуховой, Лидии Руслановой! А вот пластинки популярного Петра Лещенко не продавались, поскольку он был эмигрант. Много было грампластинок с записями оперетт и выступлениями мастеров разговорного жанра. Мой отец, Степан Андрианович Холкович, особенно любил слушать пластинки с записями Игоря Ильинского. Я очень хорошо помню голос Ильинского, весело звучавший из нашего патефона: «Собирались лодыри на урок, а попали лодыри на каток». Во дворе нашего дома № 25 по улице Ворошилова только у нас был патефон, который просуществовал до бомбежки 5 ноября 1941 года. У Юры Виноградова, моего близкого приятеля, соседа по улице, висела только «черная тарелка», а у нас стояли и приемник, и патефон...
У того «Детского мира» был вход в подвальчик, где до революции и в годы нэпа вел торговое дело Хатунцев-старший, выставляя на продажу скобяной товар, краски, олифу. А его сын, выросший и воспитанный среди предметов самых земных и приземленных, впоследствии имел дело с товаром самым возвышенным и проявил себя прирожденным книготорговцем. В 1930 году, когда построили завод напильников имени Сольца, то снесли двухэтажные домики напротив Фирсановского обувного магазина и построили четырехэтажный жилой дом для заводчан, а первый этаж отдали под центральный книжный магазин. И Хатунцев-младший, входивший когда-то в трудовую жизнь «мальчиком» в Фирсановском обувном магазине, стал заместителем директора центрального книжного магазина на 1-й Московской. И. И. Улитина к этому времени уже не было в живых, и его книжная торговая точка на Главной площади исчезла. Хатунцев-младший в тогдашней книготорговле оказался единственным работником без специального образования, но был он исключительный негоциант. Этого толкового книжника до сих пор помнят старожилы Серпухова.
В сквере у фонтана
Целый день стоял несмолкаемый шум и грохот на площади, вымощенной булыжником: пронзительна дребезжали извозчичьи пролетки, громыхали ломовые полки, скрипели мужицкие телеги. В конце XIX века о правилах уличного движения даже в столице понятия не имели: ни правой, ни левой стороны не признавали, ехали - кто как хотел, сцеплялись, кувыркались.
Первый асфальт на Главной площади положили в 1934 году, но только на проезжей части. Остальное пространство долго сохранялось вымощенным булыжником.
После Октябрьской революции отцы города, проявив идеологически выявленный пафос, Главную площадь переименовали в площадь Третьего Интернационала, а в конце 1940-х этому названию предпочли имя создателя советского государства. В этом был резон: в 1934 году на площади воздвигли памятник В. И. Ленину. Двадцать лет спустя скульптурная рука «Вождя призывающего» дрогнула, когда некий незадачливый серпухович попытался использовать ее для себя как виселицу. Восстановленная после облома скульптура переместилась в 1960 году к фасаду школы № 1, поскольку для огромной площади требовался памятник иного формата, и в 1957-м появилось здесь скульптурное изваяние вождя работы С. Д. Меркурова, а в 1982-м установили уже памятник в бронзе, высотой 3,5 метра, выполненный В. Е. Матросовым.
Надо ли говорить, почему самой ухоженной, самой благоустроенной в городе всегда была именно эта площадь, по-прежнему самая главная, несмотря на перемены ее названий! Именно здесь, в сквере около почты, появился первый в городе фонтан. Мне было шесть-семь лет, когда отец доверил мне свой «Фотокор», и на одной из первых моих фотографий был запечатлён этот самый фонтан, у которого присел мой отец. А скверы какие были чудесные!
В 1930-х годах по четырем углам площади были разбиты четыре сквера, и в каждом - громадные, ухоженные, очень красивые клумбы и уютные лавочки. Была в одном из скверов клумба- календарь, где по утрам меняли число, день и месяц. А особенно красива была клумба рядом с храмом Александра Невского. Возможно, на той стороне было солнечного света побольше, а возможно, исходила особая благодать от места, занимаемого храмом, о котором долго еще после его разрушения напоминало громадное оранжевое пятно кирпичной пыли. Сейчас уже мало кто помнит и те скверы, и тем более угасшую в забвении церковь Александра Невского, которая стояла слева-сбоку при въезде на площадь с 1-й Московской улицы. На Улитинской фотографии 1908 года церковь запечатлена во всей своей исчезнувшей красе.
Вспоминая скверы, непременно вспоминаю и строгого, импозантного старика-сторожа. Вечерами у входа в каждый из четырех скверов этот глубокий старик протягивал веревочки, и скверы «закрывались» для посещения. Если была протянута веревочка, больше уже никто не проходил к лавочкам и клумбам. Это при том, что людей на площади всегда собиралось великое множество. Сторож следил, чтобы не сорили, не озоровали, не заходили в закрытые скверы,
- Старый - престарый ведь уже, а всё работает, - как-то сказала про него моя мама, и я узнал от нее, что старый сторож-последний представитель рода знаменитых Щербаковых, тех самых, что пекли хлеб. Частная пекарня Щербакова, расположенная рядом с Экипажной спальней, значила для серпуховичей то же, что Филипповская булочная для москвичей. А жил Щербаков в длинном одноэтажном доме в Коммунистическом переулке.
На Улитинской фотографии лучшей в городе булочной отчетливо читается вывеска «А. Щербаков», украшенная кренделем.
Достопримечательной диковинкой Главной площади стал пятиэтажный дом с часами, поставленный в 1930 году на месте снесенного двухэтажного дореволюционного домика. Наверху этого здания, представлявшего образец архитектурного конструктивизма, в круглом застекленном отверстии были вставлены заводные часы, демонтированные с колокольни Высоцкого монастыря. У нас дома, на Ворошилова, 25, было слышно, как эти часы отбивали время каждые полчаса. Когда часы вернули монастырю, на доме повесили другие. В последние годы они показывали одно и то же время, сейчас они восстановлены, правда, теперь можно только вспоминать, как звучал голос времени на доме с часами...
А первые электрические часы в городе повесили на улице Ворошилова, на втором доме от угла, от улицы Чехова, там, где раньше была милиция.
Изменился облик площади, когда появилась здесь автостанция. В 1926 году у нас впервые в Подмосковье стали ходить пассажирские автобусы, правда, всего по двум маршрутам: от вокзала до площади Ленина и от площади Ленина до Красного Текстильщика. На площади появилась остановка с навесом и лавочками. Люди, ожидавшие, автобус, выстраивались в очередь и спрашивали: «Кто последний?» В одной очереди стояли направлявшиеся на вокзал, а в другой те, кому надо было на Красный Текстильщик. Не возникало никаких толкучек, никакого сумбура и неразберихи. На посадку все по очереди входили в заднюю дверь. В переднюю пропускали только пассажиров с маленькими детьми.
Мой отец, занятый своими делами в фотоателье, обычно посылал меня занимать очередь на автобус, когда собирался ехать в Москву. До самой войны работали в городе и легковые извозчики. Лошадь везла пролёточку, в которую усаживались два человека, а потеснившись, можно было уместиться и втроём. Извозчики, ожидавшие пассажиров, стояли на площади Ленина, у сквера. Позже, перед самой войной, им велено было становиться за сквером, там, где старая телефонная станция. А после войны легковые извозчики исчезли.
От жизни той, что бушевала здесь...
Кто бы предвидел такие трудно прогнозируемые перспективы: бывшие центральные улицы и площади превращаются в затихшие окраины, а недавняя периферия начинает бурлить, как шумный центр.
Прежде, чем асфальтируют дорожку, смотрят, как народ прокладывает тропу. А попробуй угадай, на какую тропу переместится бурный жизненный поток! Не угадаешь. Только постфактум получается объяснить, почему Главная площадь стала нефункциональной, а потому и безлюдной. Раньше нескончаемый поток машин шел по улице Московской, но он давно переместился на южную дорогу. Не стало моста через Оку, не стало магистральной дороги по соседству с бывшей главной площадью, нет былого потока демонстраций, нет храма Александра Невского, от ресторана - только развалины, давно нет здесь и автовокзала, былых потребностей в услугах фотоателье нет, поскольку у всех цифровики, вместо телеграмм давно все пользуются сообщениями сотовой связи. Вот и объяснение, почему опустела главная площадь.
После войны надстроили третий этаж телефонной станции, и кто бы предвидел сегодняшнюю возможность общения с любой точкой земного шара, умещающуюся на ладони, сжавшей миниатюрный мобильничек! И возможность эта никак не зависит от места твоего обретения в городском пространстве.
Бывшие респектабельные магазины стали какие-то чудные. Я зашел недавно в Рыбный, и мне больно стало от гнетущих железных дверей и какого-то мрака. Торгуют не пойми чем. Кошачий корм - рядом с человеческой едой, а среди туалетного мыла можно отыскать шнурки. Но тем не менее сегодня можно купить практически всё в любой точке городе.
В «круглом» магазине, где был отдел готового платья, сейчас продают запчасти к автомобилям. Сегодня куда ни посмотришь - везде оповещают о своих услугах «Автозапчасти», «Двери-окна» и нотариусы.
И разве кому придет в голову назначать свиданье в сквере у фонтана, хиленького теперь совсем! А какие скверы были чудесные...
Сейчас на площади стало нечего делать, поскольку не осталось объектов, привлекающих внимание. Давно утрачено ее главенствующее значение для города. Вот «темечко» больше и не пульсирует. ,
Это когда-то все «ехали в город», а весь город был сконцентрирован вокруг этой площади. Но поменялись идеалы и интересы, и перестал быть востребованным прежний центр города и в будни, и в праздники. Когда-то колонна демонстрантов нашего Электромеханического завода шла сюда аж от Красного текстильщика.
Никакой необходимости не стало наезжать сюда со всех окраин. На самой дальней Ногинке и то теперь свой Дворец культуры, свой Дворец спорта, не говоря о магазинах. Центр города сдвинулся на улицы Ворошилова и Советскую, особенно после того, как построили Дворец культуры «Россия».
Незаслуженно забываются симфонии, теряются живописные полотна, а тут целый фрагмент городской архитектуры превратился в безмолвные камни «от жизни той, что бушевала здесь». И возможно ли возрождение этого места как эпицентра событий и впечатлений? Главную площадь постигла участь объекта экскурсионного показа, не более того.
Были вроде бы предложения в связи с этим сделать стоянку под «круглым» магазином, чтобы туристы ставили свои машины, были порывы восстановить церковь Александра Невского. Только зачем? Она разрушена до конца. Кто будет ходить в церковь-то эту, если рядом кафедральный собор Николы Белого, а неподалеку возрождают церковь Всех Святых, да и другие храмы.
По материала Е.Холковича "Записки старого Серпуховича"
Наша команда старается донести всем желающим историю родного города. Поддержите нас лайком и подпиской. Спасибо за внимание!