Ранее: Взорванная лампочка, первая папироса, скандалы родителей, висячий мост и своя земля.
Проснулись как-то среди ночи от того, что кто-то требует открыть дверь и колотится то в окно, то в дверь айвана со стороны закрытого двора, где никого не должно было быть. Мы, конечно, испуганы, мать тоже. Отца дома нет. А человек за окном всё кричит, чтобы открыли и сам пытается чем-то открыть дверь на айван. Мать в страхе забаррикадировала дверь в комнату, что вела с айвана на случай, если он туда ворвется.
Человек за окном говорит, что она его знает и он Шурик. Шуриков мать не знала, а мы тем более, а у хозяев был двадцатичетырехлетний сын Шухрат, который иногда просил нас называть его так. Да и с улицы к нам через дувал посторонний человек не мог попасть, а только от хозяев. Когда он угомонился и ушёл тем же путем, каким и пришел, было далеко за полночь. Петухи уже пели и это отметила мать, мы бы не обратили внимания. Поёт петух и ладно, ночь – ну и что?
Утром выясняли где был сын хозяев ночью, про ночной беспредел рассказали, они уверили, что это не их сын. Но такого больше никогда не повторилось, а мы всё же на ночь запирали все двери крепко-накрепко.
Летом хозяева пускали нас на свой двор очень ухоженный и живописный, с беседкой с высоким топчаном, обвитой виноградными лозами, со свисающими огромными гроздьями винограда над головами, дорожками к ней, по краям которых, как и во многих узбекских дворах, посажены райхон и ночная красавица всевозможных расцветок. Кроме того, весь двор был засажен фруктовыми деревьями до дальних дувалов.
На некоторых яблонях уже поспели яблоки и меня, как маленькую и легкую, отправляли собирать яблоки на верхних ветках. Эти ветки были выше толстых оголенных электрических проводов, что шли от столбов к дому в глубине двора. Старалась не задевать их, но дважды получила значительные удары током, чудом не свалившись с дерева, и потом категорически отказалась собирать там яблоки.
У них же, где-то среди деревьев, стояло помещение для хранения сена. Рядом тоже росла яблоня и я, набрав корзиночку яблок, уже вышла на тропинку к дому. Навстречу мне вышел один из сыновей хозяев, парень лет девятнадцати, взял меня на руки и потащил в сарай, корзинка упала и яблоки рассыпалась.
Затащив в сарай, он стал пытаться снять с меня нижнее, я сопротивлялась молча, кусалась, пиналась, пыхтела, но и он задышал часто, часто. Мне стало страшно так, что казалось у меня ноги отнялись, но тут послышалось, как мать зовет его по имени. Он дернулся, замер, но еще не отпустил и только тогда, когда к нам стал приближаться её голос, он подскочил, поправил на себе одежду и рванул к выходу. Сделал вид, что пришел на её зов с другой стороны сарая.
Я ничего не стала говорить его матери. А вечером мы слышали через дувал как его бил отец, кричала мать, и он ревел. Значит мать всё тогда сама поняла. Больше он не старался ловить меня нигде. Но и его мать, когда звала меня за чем либо, то всегда была рядом.
Когда мы переехали в этот дом, то я обрадовалась, что снова встречусь со своими прежними подругами из нашей банды – Рашидой и Равилей, Зухрой. Наше новое жилье было как раз напротив их дома на другой стороне трассы Ташкент-Чимкент. Но моя радость была преждевременной. Зухра приезжала к бабушке и дедушке раньше на каникулы, а в эти каникулы её увозили к другим бабушке и дедушке, как мне сказали. Семья татар куда-то уехала совсем, может и нам в квартире было отказано тогда потому, что они дом продавали.
Я всегда помнила, как их старший брат Рашид вытащил меня из Зах-арыка, когда я тонуть начала. Для нас был категорический запрет не ходить на этот канал, но мы увязались тогда за Рашидом и его друзьями, а купаться стали сами у берега, поток подхватил меня и понес, я наглоталась воды и не могла кричать. Если бы не Рашид, то… Подумать страшно.
Но там, на той стороне жили другие девочки постарше, и они стали звать меня к себе, отпрашивая у родителей. Иногда, когда отец бывал дома, то он отпускал меня на целый день. Один такой день я запомнила надолго. В то время уже в полную силу зацвел бульденеж, и он меня просто поразил. Такое я видела впервые. Это было невероятно, большое дерево было сплошь в белых крупных шарах его цветов. На фоне синего неба оно казалось спустившимся на землю облаком невероятной красоты. И под ним мы сидели.
Девочки расстелили ковер, развернули на нём дастархан, рядом поставили уже горячий самовар, на дастархан выложили сладости и печенное. Пили чай, лакомились сладостями и смеялись, рассказывая про какой-то пустяк или шутили друг над другом.
Потом стали давить усьму в дно пиалки, выжимая из неё сок. Когда дно наполнилось темным, почти черным соком, стали красить им друг другу брови и ресницы. Для этого из спички и ваты делали ватные палочки. Красили так, чтобы брови шли в одной линии через переносицу. По моим понятиям получалось очень даже красиво.
Меня тоже посадили и сказали сидеть не двигаясь. Когда накрасили, надо было посидеть какое-то время, чтобы усьма успела впитаться в брови и ресницы. После высыхания её осторожно смывали, промокали воду салфеткой и всё. Так как я была светловолосой то они, смеясь называли меня, свиным ухом. Это потом я узнала, что это неуважительное название русских, но тогда и эти девочки, скорее всего не знали, а меня баловали.
К слову, по отношению к узбекам русские называли их лашпеками. Почему не знаю. Отец как-то Хакиму говорил: - «Ну что с тебя, лашпека, взять?». Хаким смеялся и говорил, что тот сам лашпек раз с лашпеками живет и один хлеб с ними ест.
Из-за того, что я всё же была светлой, мои брови оставались после такой покраски зелеными. Девочки смеялись и прижимали к себе. Пока сохла усьма, девочки расплетали и снова плели много тоненьких и длинных косичек, перевязывая их белыми хлопковыми нитями.
У меня не было длинных волос, но и мне плели такие косички, только получалось их на моей голове много меньше и некоторые торчали в стороны, а не ложились красиво. Дома меня встречали смехом, мол, пришла с нарисованными бровями и спрашивали, как в школу пойду зеленая. Но приходилось идти в школу и с такими бровями, и никто ничего не говорил, только девочки спрашивали где мне брови красили.
Весной во всех дворах отводились помещения под разведение шелкопрядных червей. Для них обрезались ветви тутовника по всем улицам и по краям хлопковых полей. Мы ходили к соседям смотреть как черви поедают листья тутовника, эти ненасытные существа требовали столько еды, что, когда они начинали окукливаться люди, занимающиеся их разведением, очень радовались. В конце концов все черви становились коконами, из которых потом на специальных заводах будут тянуть шелковую нить.
Среди тех, кто брал на разведение коконов были победители, которые сдавали на приемные пункты больше коконов. Не знаю, как это возможно, скорее всего зависело от количества корма и хорошего ухода. Нам было всё интересно - сами черви, а особенно коконы, которые были шелковистыми, плотными и имели интересную форму. В этот сезон мы умудрялись набрать с горсть коконов и играли ими.
Соседская девушка в ту весну за разведение шелкопрядных червей по итогам была награждена отрезом штапеля темно-зеленого болотного цвета с черными кружками в виде маленькой круглой раковины. Она сшила из него себе платье, и мы всегда, когда она шла мимо, рассказывали другим, что это платье она получила в награду за труд. Мы все радовались за её успех и гордились такой соседкой.
Далее: Звонкий арык и поющий соловей.
К сведению: Это одно из моих воспоминаний на моем канале "Азиатка" , начиная со статьи "История знакомства моих родителей". За ними следуют продолжения о моей жизни и жизни моей семьи. Не обещаю, что понравится, но писала о том, что было на самом деле.
Прошу выражать своё отношение к статьям положительно или отрицательно лайками и делиться с друзьями в соцсетях, буду Вам очень благодарна.