Тяжело на Руси. До времени в её лесах таились разбойники, но однажды, изрыгнулись вдруг они из леса ватагой на одну деревню лубочного периода. Но не одни разбойники вышли из обширных русских лесов. Вместе с ними вышла лесная нечисть и стала вносить свою лепту в издевательстве над народом, глумясь над ним сильнее разбойников и пугая. Обросшие, немытые ну и совсем необразованные разбойнички установили в деревне свою разбойничью власть и очень быстро обобрали местных людей до нитки. И сейчас в этой деревне, люди ходят голыми. Хорошо, что на Руси сейчас лето, а что будет зимой? Но до зимы ещё долго, а пока, как я уже сказал, на улице лето и люди ходят по улице голыми и немного друг друга стесняются, но куда же денешься.
А вот Серафим Крылатов по улице голый не ходит. Не потому что немного побаивается разбойников и нечистой силы вышедшей вместе с разбойниками из леса, а потому что в отличие от остальных, мало стесняющихся жителей деревни Серафим стесняется своей и чужой наготы и ходить среди бела дня по улице голым не хочет. На улицу он выходит по ночам и, слушая медведку, которая поёт свои однообразные песни только ночью, Серафим робко представляет, как Матрёша Кувакина, дочь Трифона Кувакина местного кузнеца ходит по улице голой и какими глазами на неё зрят местные юноши. Так отчётливо представляя такую картину каждую ночь, сидя на крыльце, скрывающемся в ночи, Серафим краснел за себя и за неё, за Матрёну. Не знает Серафим, что всё это время, как на деревню навалилась напасть в виде разбойников и нечистой силы, Матрёна его не проходила голой по улице ни разу, стесняясь этого так же как и Серафим. Не знает он и то, что как раз сегодня, главный местный разбойник Чеботарь сам ходил по избам, высматривая, что можно ещё отобрать у жителей деревни. У Серафима есть балалайка, и он складывает на удивление гармоничные песни и ещё гармоничней исполняет их по праздникам, наигрывая на балалайке.
Матрёна видела в окно всех, кто зашёл к ним во двор. Никого из них она не знала, но по их внешнему виду поняла, что это не буржуа с Монмартра, не Лондонские денди и уж тем более не монахи доминиканцы, а те самые разбойники, что недавно вышли из надоевшего им со своими кикиморами леса и люди русские оказались вдруг под игом. А когда раздался стук в дверь, Матрёна спросила: «а вы кто?» и тут же услышала грубый голос: «Открывай кузнец».
Чтобы ты, читатель не ломал голову над тем, кому принадлежал этот голос, скажу, что голос принадлежал ординарцу Чеботаря.
- А папы нет, - сказала чистую правду Матрёша, - а чужим открывать дверь он не велел.
- Матрёш, это ты? – услышала она другой голос за дверью, не зная, кому он принадлежит. А принадлежал этот голос самому Чеботарю.
- Я - призналась Матрёша.
- Вот как раз ты-то мне и нужна. Я ведь Матрёш за тобой пришёл. Я ведь Матрёш, тебя уже видел однажды, а увидев, справочки о тебе навёл, так сказать. Ты Матрёш дверь-то мне открой, а то ведь выломают её нахрен. И Матрёша открыла, а куда ей было деваться. Но только перед тем как дверь открыть, она сказала, что она голая, а голос с той стороны двери сказал: «ну и ничего».
Открыв дверь, Матрёша отошла как можно дальше от двери и упёрлась в стену. В избу вошли Чеботарь и пятеро разбойников. Нечисти не было и, слава богу, уж очень боится её Матрёна Кувакина, боится, как и все девки.
- Чё, Матрёш стоишь-то, пойдём, - обратился к ней Чеботарь сразу после того, как внимательно и вожделенно её рассмотрел.
- Куда, - спросила Матрёша.
- Ко мне. Жить со мной будешь, - ошарашил разбойничий вожак девочку.
- Никуда она не пойдёт, - вдруг услышали голос у себя за спиной Чеботарь и его свита. Обернулись. В дверном проёме стоял кузнец Трифон Кувакин.
- А я говорю, пойдёт, - сказал Чеботарь и его люди двинулись на кузнеца.
- А я говорю, не пойдёт, - сказал кузнец и сделал широкий шаг навстречу тем, кто всё ещё приближался к нему. Кузнец завалил всех, кто был в избе, а Чеботарю выбил зуб.
- Ну, это ещё не всё, мы ещё навестим тебя кузнец, - проговорил теперь щербатый Чеботарь и стал пинками поднимать свою недавно поваленную свиту.
Любил кузнец свою дочь, ох как любил. Матрёна выросла и сейчас была такой же, как и мать её Стеша, когда та родила Матрёну. Родила и быстро сгорела от какой-то болезни. Сейчас Трифон смотрел на свою дочь, думая, что она спит, а она, делая вид, что спит, думала о Серафиме:
«Что он в эти минуты делает, родимый? Наверное, складывает прекрасную песню и может быть обо мне».
Матрёна уже спала по настоящему, не притворяясь, а кузнец не ложился и ждал. Когда стемнело, в окошко тихо постучали. Кузнец вышел. Самого Чеботаря не было, но разбойников наказывать Трифона пришло много. Немало было среди них и нечисти. Набросились на кузнеца сразу всем скопом. Люди молча, а нечисть, похрюкивая и повизгивая. Трифон Кувакин отбивался тоже молча. В конце концов, кузнеца свалили, а свалив, били его до тех пор, пока всей этой мерзопакостной шушере не показалось, что он испустил дух. Затем гости от Чеботаря вошли в дом, схватили Матрену, в чём мать родила и, протащив её мимо бездыханного тела отца, поволокли в хоромы Чеботаря.
Собираясь войти в дом, Серафим услышал, около калитки слабый стон, едва доносящийся до крыльца. Затем этот стон вполз в калитку и добрался до крыльца, на котором стоял Серафим. Когда стон проявился, Серафим увидел, что это Трифон Кувакин местный кузнец.
- Видишь как меня отметелили, еле вымолвил Трифон и удобнее улёгся у крыльца Серафима.
- Кто это тебя так? – спрашивает Серафим со сжавшимся сердцем от такого зрелища.
- Чеботарь, - сказал Трифон, и слова дались ему с трудом. - Я, почему именно к тебе приполз-то, знаю, нравится тебе моя дочка Матрёшка… вот и покажи мне, каким защитником ты ей будешь. Есть у меня два меча, что выковал я совсем недавно по древней книге. Один мне, а другой я вручу тебе, и мы пойдём уничтожать всю эту мразь, - молвил Трифон. Под мразью он, конечно же, имел в виду разбойников и лесную нечисть.
- Дык, какой я тебе Трифон воин, - печально произнёс Серафим не в Трифона, а в ночь. – Я и меча-то ни разу в жизни в руках не держал.
- Ничего, - сказал кузнец, - эти мечи волшебные, главное взять их в руки. Взяв этот меч в руку, ты сразу обретаешь все профессиональные навыки. Они у меня завёрнутые в тряпицу в потайном месте хранятся. Щас я немного отдышусь и скажу тебе, где конкретно они лежат, а ты пойдёшь, извлечешь их из тайника и принесёшь сюда, а пока ты ходишь, я полежу здесь. Кузнец указал Серафиму точное место тайника, в котором хранятся мечи и Серафим исчез в ночи.
- А когда нам идти на врага, Трифон? – спросил Серафим, - проявившись из тьмы перед лежащим кузнецом с чем-то завёрнутым в тряпицу.
- Дык щас и пойдём. Ты Серафим не забывай что у них моя дочь, так что неча время терять.
- Так ты ж пластом лежишь почти убитый, - удивился Серафим.
- Ты мне кружку воды колодезной принеси, я водицы испью и встану. Не веря, что с кружки воды кузнец встанет на ноги, как ни в чём не бывало, Серафим Крылатов пошёл за водой. С тем же неверием, принёс Серафим кузнецу воды. Выпил кузнец воду и впрямь встал. Встал во весь рост, и разобрали тогда они мечи и пошли голые на врага. Разбойников, всех без исключения, в том числе и одного из самых лютых и отъявленных негодяев, пана Пупчевского по кличке «Пуп» порубали в куски. В куски, которые жители деревни находили в канавах да оврагах ещё долгое время, а вся без исключения нечисть убежала обратно в лес, хорошенько в нём спряталась и с тех пор боится человека и не показывается ему на глаза.
Добрались ли наши герои до Чеботаря? Добрались. И что же с ним сталось? Его настигла та же участь, что и остальных разбойников. Спасли кузнец и Серафим Матрёну? Спасли. И с ней всё в порядке. Плохого сделать с ней Чеботарь не успел и слава богам.
А потом Трифон Кувакин закатил на всю деревню широкую свадьбу. Он выдавал свою любимую единственную дочь Ульяну. Ульяна выросла и сейчас была такой же, как и мать её Стеша, когда та родила Улю. Родила и быстро сгорела от какой-то болезни. Трифон выдавал дочку за талантливо складывающего песни и красиво их исполняющего, тутошнего народного певца Серафима Крылатова. Ох, как пел на своей собственной свадьбе Серафим. Песнь Серафима была чудесна и творила чудеса.
Здесь и сейчас певца слушали и те, у кого смешинка во рту, и те, у кого хитринка в глазу. Те, кто всегда смотрит только вперёд и те, кто давно уже опустил голову и сам согнулся, но слушая песнь Серафима, снова распрямился, поднял голову и устремил взор свой в поднебесье.
Женщина с крыльями за спиной и сидящий возле неё мужик с рогами на голове.
Кое-кто пришкандыбал на свадьбу, послушать песнь Серафима, еле волоча ноги, а пошёл домой твёрдо на здоровых ногах.