Человека тянет к месту своего рождения. Тянет туда, где он провёл самые сложные – первые месяцы своей жизни. Тянет подсознательно. Тянет всю жизнь! Тянет со страшной силой!
Я родился 16 декабря 1952-го года в Отдельном лагерном пункте «Агробаза». На Колыме, рядом с ОЛП Дусканья.В начале января нас перевели в Нелькобу на 239-ый километр, лечиться, потому что я в первый же день заболел туберкулёзом. В «Семнадцавти мгновениях весны» есть эпиход с младенцем у окна. Он не придуман. Такое случалось. И не только на войне. 16 декабря сразу после рождения лишний рот был выложен под форточку на Колыме. Цель – сокращение поголовья. Младенцев в «мамкинской тюрьме» хватало и без меня. До 23 марта меня не оформляли как живорожденного, ждали, подохнет ублюдок, или тварь оклемается. Температура у меня держалась под сорок и за сорок два месяца. Грудь я не брал. Впервые начал сосать только после смерти вождя всех народов, 6-го марта! 15 мая мама получила Справку об освобождении, но меня в оной не указали. И через порт Магадана я был вывезен на Большую Землю во Владивосток.
Вся история моего появления на свет кратко и ёмко отражена в маминой книге о её первой любви на Колыме к Лёне Ковалёву. В детстве родные мне практически не освещали тайн моего появления на свет. Причина «заговора молчания» была проста и теперь понятна. В 1938 году был арестован и навсегда исчез из семьи её основатель – мой дед, большой писатель и журналист.
Его жена – моя бабушка – под страхом смерти запретила всем своим детям что-либо вообще мне рассказывать о прошлом и моём и моей семьи. Так что правда прорывалась отдельными высказываниями Роны, Миши и мамы «в час по капельке из пипетки». Но об одном эпизоде мама мне рассказывала и при Роне и при бабушке за столом. Только об одном единственном эпизоде. Когда мне было уже лет семь или восемь. По крайней мере тогда ледокол такой уже был! Мама рассказывала, как везла меня в Свердловск из Магадана через Владивосток! Историю эту она освещала мне неоднократно. Точно так же, как она освещена в её «Этюдах о Колымских днях», которые по названию легко найти в Интернете. Не поленюсь и процитирую этот её рассказ дословно.
«Оставляя за собой редколесье сухостоя и уже пахнущую терпко и очень свежо весной и теплом трассу, я понимала, что все это вижу в последний раз, и было жаль чего-то большого и прекрасного, прожитого в этом краю.
В Магадане парохода пришлось ждать двое или трое суток, квартиру найти на это время была проблема. Я уговорила одного угрюмого мужчину пустить меня к себе, за что расплатилась оленьими унтами и шапкой, почему-то мне казалось, что на Урале это мне уже не понадобится.
И вот пароход «Ленин», бывшее судно «Адольф Гитлер», по крайней мере так говорили; судно великолепное, семиэтажное, с просторным зеркальным рестораном, прогулочной палубой, душевыми кабинами... Мое место было в нижнем отсеке, в четырехместной каюте, верхнее. Наверху имелась огораживающая сетка, и я могла ненадолго оставлять Лешу одного.
К тому же мне крупно повезло – все четверо или пятеро суток был полный штиль. Но, конечно, чаще всего Леша был у меня на руках, все время со мной. И даже в ресторане, когда я обедала, сидел у меня на руках и причмокивал губками. А я ему по капельке давала и борщика, и пюре.
Бухта Золотой Рог встретила нас уже настоящим теплом. Поезд уходил вечером. День провела в походах по магазинам, по набережной, если можно так назвать необорудованный дикий берег, и конечно же, в вокзальном ожидании. И вот подходит поезд, обычный, не скорый, посадка всего 3 или 5 минут. Много демобилизованных солдат, мой вагон один из последних, где и платформы-то нет. Кто-то из солдат берет у меня ребенка, кто-то кидает мои вещи в вагон, а кто-то подсаживает и меня.»
Я специально привёл этот отрывочек полностью.
Тут необходимо сделать одно очень важное замечание. В Магадан мама попала на «Джурме» и её очень правильно описала. Вообще до самой своей кончины мама всё прекрасно помнила. Например, все номера телефонов. Она поражала своей памятью моих учеников, когда в ответ на вопрос, как позвонить такому-то или туда-то она просто диктовала точный ответ.
Поэтому я даже мысли не допускаю, что она чего-то не помнила.
Совсем другая идея заключается в том, что именно для меня информация намеренно искажалась, и потому в воспоминаниях она решила сохранить то, что когда-то рассказывала и мне.
А загадка как раз в том и заключается, что парохода «Ленин» там и тогда не было!
Но мама, конечно, не могла себе представить, как Интернет изменит всю карту памяти отдельного человека. Так на каком же судне я был доставлен из Магадана через два моря и пролив Лаперуза во Владивосток?
Судно, которое называлось ранее «Адольф Гитлер» именовалось вроде как «Россия», но на нём мы переправляться не могли. Было еще подходящее под описание мамы судно «Советский Союз». Но и этот пароход в указанное время (июнь 1953 года) вроде бы как и «Россия» был «на приколе». Остаются два парома немецкой постройки и немецкого прошлого: «Анива» и «Крильон». Но «Крильон» как раз в указанное время тоже вроде как не принимал участия в перевозках. Осталась одна «Анива». Это два судна близнеца, и советские названия они получили по именам двух мысов на Сахалине, который «вернулся в родную гавань» гораздо раньше, чем из этой гавани отбыл Крым. На каждом из этих крайних пунктов Сахалина стоят знаменитые маяки.
Крильон – фамилия француза. Анива переводят как «расположенный между горных хребтов».
И по всему, что я смог на данный момент отыскать, именно на «Аниве» везли меня мимо мыса и маяка Анива, и мимо мыса и маяка Крильон.
И всё равно для меня моё самое первое и самое большое моё морское путешествие остаётся загадкой, оставленной мне мамой. Пока она была жива, я просто не предполагал, что с «пароходом «Ленин» получится такой грандиозный облом. И никогда у неё этот момент не уточнял. А тут где-то в 2012-ом решил полюбопытствовать в Сети, не осталось ли фотографии нашего парохода и с ужасом обнаружил, что такой пароход погиб в первые недели схватки с фашизмом.
На иллюстрации я постарался отобразить точки, к которым мы с сыном в 1992-ом году добирались во время грандиозного «турне» по Хорде Surmico. Это Владивосток и Находка, Ванино, Холмск, Южно-Сахалинск и небольшая экспедиция до перевала Surmico (это я его так назвал). А ведь это как раз между маяками Анива и Крильон!
Указал также схематично место моей службы, хотя начиналась она с экипажа во Владивостоке, в котором я бывал потом неоднократно по службе и из которого эшелоном отправился пятого мая 1975 года на "дембель".
Я словно прорывался к ТОЙ трассе!
Что позволяет надеяться, что «Анива» «тот самый пароход»?
Во-первых его «немецкое происхождение». Не исключено, что пассажирам рассказывали легенду поскольку реально был такой трофейный пароход, который в прошлом именовался «Адольф Гитлер», да и у других трофейных судов имена были «не хуже» типа «Германия» и т.п.
Как раз тогда, когда мне рассказывали о пароходе моей судьбы впервые, появился атомный ледокол «Ленин» и мама не уставала подчёркивать: «Нет не ледокол а просто пароход».
Что касается числа «этажей» или «палуб» то тут к маме нет претензий.
Простому человеку достаточно сложно разобраться в числе палуб и этажей на любом большом судне. Между прочим «Анива» содержит как и «Ленин» пять букв и даже две совпадают: «И» и «Н».
Но утверждать что именно на нём всё же не решусь.
Информации, как всегда, маловато!
Но пока никакой иной кандидатуры у меня лично на примете нет.
Так что у меня есть «сильная гипотеза» и удивительная загадка от моей мамы!