Ранее: И снова Гишькупрык. Как учили узбека сало есть. Заким и рыжий Бин.
Зима 1956-57 года была снежной. Снега выпало много, и он держался на деревьях и не таял. Тося, подруга матери, которая никогда не разрешала нам звать её тётей Тосей, узнав, что у нас не будет новогодней ёлки, возмутилась и велела мне быть в выходные наготове. Пойдем за ёлкой.
До этого нам никогда не ставили ёлки. В школе дети говорили, что у кого-то будет дома елка, а мы не знали, как это должно быть. Однажды нас водили на новогоднюю ёлку в Доме отдыха с другими детьми, но она вспоминалась как сон, как мираж. А тут своя будет! Ура!
Утром в воскресенье Тося покатила меня на санках в Дом отдыха МВД. Там перед клубом росли три огромные чинары. С этих чинар Тося нарвала ароматные ветки, накидала мне в санки, и мы отправились домой тем же путем.
Дома она соорудила что-то подобие настоящей ёлки и сказала, что будет, хотя бы, пахнуть Новым годом. От родителей мы получили небольшие подарки. Меня готовили к школьной новогодней ёлке. Дали разучить стих на украинском языке, который мать помнила еще со времен своего довоенного детства.
Я выучила, меняя некоторые слова на те, что мне удобнее было произносить. Специального костюма мне не пошили, да и никому в классе их не сделали. Только на ёлочном представлении кто-то из девочек, классами постарше, имел костюм из марли, и танцоры были в казахских национальных красочных костюмах, которые поразили меня своей необычностью. Эти перья на голове, платья с воланами, да жилетки, ичиги на ножках очень запомнились.
Мне было очень тяжело при всех рассказать стих, но я под ёлочкой рассказала и меня поощрили открыткой. Эта открытка давно уже потерялась, но однажды я увидела точно такую же в пачке открыток, которые передали мне просто так. Всё вспомнилось и эта открытка тоже.
Начались зимние каникулы. У нас были одни санки на всех, и мы катались по двое или по очереди. Очень удобно было кататься от порога к дороге по скату. Перед дорогой был арык и скатывались обычно туда, но однажды Толик для спуска по скату отошёл немного в сторону от проторенной дорожки и санки с ним, где он лежал животом вниз и головой вперед, пролетели скат, мостик и попали под легковую автомашину.
Сказать, что мы испугались, ничего не сказать. Сначала мы заорали, а потом кинулись к автомашине, которая остановилась, и водитель в ней сидел не двигаясь. Санки влетели в машину очень удачно, в середину между передними и задними колесами. Мы уже вытащили Толика из-под машины, перевернули и посадили его на санки, и тогда только вышел водитель, держась за машину, обошёл её и подошёл к нам. Он не верил, что всё обошлось, плакал, обнимал и целовал Толика, приговаривая что-то на узбекском языке. Видимо молился своему богу. Толик был как не в себе и всё вертел головой во все стороны сидя на санках.
Потом водитель стал обнимать и нас. Долго не мог уехать. Напоследок всё-таки отругал всех и наказал, чтобы больше не выезжали на дорогу. Но мы были счастливы, что Толик жив и здоров. Больше на ту дорожку ни Толик, ни мы не выходили и другим не давали.
Так, как Толик и Витя еще не ходили в школу, то отец в то время, пока я училась, брал их с собой за покупками в Ташкент. А мне обещал, что возьмет меня в Ташкент на каникулах. И вот это время настало.
Меня одели тепло, нарезали новые портянки в мои кирзовые сапоги, мать отдала свой платок, и мы отправились с отцом за покупками. Я радовалась, что снова пройдусь с отцом по знакомым магазинам по улице за театром Навои, на Саракульке, зайдем к тётям на Кафанова, сходим на Госпитальный рынок и покатаемся на трамвае.
В этот раз в трамвае я вела себя чинно и слушалась отца, не то, что в пятилетнем возрасте, когда я во время хода трамвая убегала от него и с другого его конца кричала ему: - «Эй!», что очень ему не нравилось и я видела, как он злится на меня и ничего не может сделать со мной на людях. Но и потом не наказывал, только выговаривал, что я должна вести себя правильно – не бегать по трамваю и не звать его как коня.
Всё так и было. Только на второй день он фотографировал меня в каком-то парке и возле столовой, которая в то время находилась между парком Победы и мостом над железной дорогой. Там была лестница вверх так как столовая находилась на холме, это потом всё выровняли и построили другие объекты на этом месте. А тогда была столовая, как отец говорил, что это его любимый уголок, где он мог поесть холодец с хреном и выпить пиво.
В этот раз он тоже заказал нам холодец. На свою порцию густо намазал хрен и стал есть с хлебом. Так аппетитно, что я тоже попросила дать мне хрен. Он мне на отрезанный кусочек холодца положил совсем чуть-чуть этой приправы. Я взяла в рот этот кусочек и задохнулась, слёзы брызнули с глаз, в носу что-то пробило. Такое я никогда не пробовала, а отец уже давал мне воду, чтобы я запила.
Отдышалась, отец попросил доесть остаток холодца и заказал для себя ещё пиво, а мне кисель. Кисель мне подали в тарелке и ложку к нему. Я и раньше ела кисель ложкой из тарелки в Черняевке в казахстанском ресторане, куда ходила с отцом. А вот после этого – нет. В Ташкенте, ложкой кисель «хлебала» в последний раз.
Далее: Взорванная лампочка, первая папироска, скандалы родителей, висячий мост и своя земля.
К сведению: Это одно из моих воспоминаний на моем канале "Азиатка" , начиная со статьи "История знакомства моих родителей". За ними следуют продолжения о моей жизни и жизни моей семьи. Не обещаю, что понравится, но писала о том, что было на самом деле.
Прошу выражать своё отношение к статьям положительно или отрицательно лайками и делиться с друзьями в соцсетях, буду Вам очень благодарна.