Найти тему
Азиатка

И снова Гишткупрык. Как учили узбека сало есть. Хаким и рыжий Бин.

Фото из семейного архива.  Я во дворе. Зима 1956 года. Идет снег.
Фото из семейного архива. Я во дворе. Зима 1956 года. Идет снег.

Ранее: Всё просто до обыденности, но так значимо.

И снова Гишткупрык. Мы снимаем жилье у узбеков с отдельным входом со стороны центральной трассы Ташкент-Чимкент, уже с левой её стороны, и отдельным внутренним двором, с двух сторон огороженным высоким, выше человеческого роста, дувалом и с одной стороны плетенной оградой. Четвертая сторона двора сам дом.

Во всем дворе один куст неизвестного происхождения и в углу, созданном дувалом и плетенкой кусочек арыка, с полметра, который входит в наш двор по самому краю дувала и так же по краю плетенки, уходит в неё. Плетенка доходит до самого дна арыка и всё, что туда попадало случайно, в этой же ямке и оставалось. Но, когда мы въехали в дом, воды в арыке не было. Над этим кусочком арыка и над дувалом свисали ветки большой яблони из хозяйского двора уже без листьев.

Двор был утоптан так, что мы не видели там ни одной сухой травинки, даже, под дувалом. Земля была одного песочного цвета с дувалом, а за плетенкой у соседей стояла беседка, увитая виноградной лозой, разбиты клумбы, отчего мы предположили, что там летом очень красиво.

Во двор выходили через дверь айвана, такой большой комнаты без потолка с общей крышей с жилой комнатой. Только в комнате был потолок. На этом айване когда-то стояли печи для приготовления пищи, так как угол, где они раньше стояли, был закопченным, как и сваи и покрытие крыши изнутри, а в нижней части угла, остались светлые пятна без сажи и копоти.

Выход на улицу тоже был через айван, перед дверью было две ступеньки, чтобы можно было выйти. Такие же ступеньки были и перед входом в комнату. Порог был выше пола почти на полметра. А, чтобы выйти во внутренний двор, ступеньки были не нужны. На улице, слева от входа, чуть левее, стояло большое дерево платана, остальная земля была прибита и желтела так же, как и земля во внутреннем дворе, только от дома и других близлежащих к ним домов, по обе его стороны, был большой уклон к дороге.

Мы въехали перед первым снегом. Печи для отопления в комнате не было. Обогревались электричеством. Отец был и электриком, сам придумывал печи. Комната была узкой и длинной. Вдоль стен друг перед другом стояли кровати, под единственным окном, которое выходило во двор, стояла еще одна кровать. Между кроватями стоял стол, вроде и места не очень много. Прохода почти нет, но мы поместились сами и еще приняли беременную Татьяну, что в Доме отдыха нянчилась с нами, которую её мать выгнала из дома из-за беременности.

На айване, рядом со входом в комнату, отец прибил рукомойник, под него поставил тазик для сбора использованной воды, а рядом деревянную коробку – подставку для ног. Утром отец наливал в умывальник теплую воду, чтобы мы умывались и чистили зубы, для чего он нам купил всем зубные щетки и зубной порошок.

Первое время было интересно, а потом нам это надоело, и мы всячески старались избегнуть этой процедуры, тем более, что стоять полураздетыми на айване было очень холодно. Но не всегда это удавалось под зорким приглядом отца.

В первые дни после заселения, отец во дворе стал копать яму. Нам всем было интересно зачем он копает, а он делал загадочный вид и говорил, что это секрет, а мы изнывали от любопытства. Наконец, яма была готова, и отец застелил ей соломой, принес с айвана мешок моркови, который высыпал в эту яму, прикрыл старым пальто и снова стал закидывать яму землей.

Мы снова были в недоумении, зачем закапывать морковь? Когда он её закопал, от края ямы, из-под земли, вытащил рукав пальто и попросил Толика засунуть руку в него и вытащить то, что попадет в руку. Толику в руку попала морковь. Мы все смеялись и прыгали от обуявшего нас восторга. Тогда отец объяснил, что так у нас морковь сохранится долго, а в мешке на айване она может или замерзнуть, или сгнить.

Несмотря на тесноту нашей комнаты, у нас всегда были гости. То одни приходили, то другие. У отца в то время даже ученик был Хаким. Они фотографией занимались. Хаким всегда отказывался от сала, если ему его предлагали. Говорил, что нельзя. Но однажды он пришел, когда никого из взрослых дома не было и мы, как гостеприимные хозяева, поставили греться и заварили чай, поставили на стол всё, что было дома, в том числе и сало.

Он отказывался, а мы просто уговорили его закрыть глаза и открыть рот. С тех пор Хаким уже никогда не отказывался от сала. Но был еще и немец по имени Бин, молодой мужчина от двадцати до двадцати четырех лет с Тельмана или Тоболино. Это я сейчас так определяю, а тогда не знала. Он, наоборот, приезжал к нам всегда с небольшой сумочкой, в которой лежал довольно увесистый шмат сала и шар сливочного масла для нас.

Что Хаким, что Бин, рыжий Бин, кстати мы так звали его, а как по-настоящему, не знаю позволяли делать с собой что угодно. Мы, детвора, были довольно нахальными и шумными. Бин нас катал на плечах, на ногах, вертел вокруг своей головы, как пропеллером, так и говорил, что полетели, ползал с нами под столом, где иногда застревал, а мы смеялись, что он не пролез. Мог поднять нас всех сразу, силушки ему хватало, был здоровым, не в пример Хакиму, который был в половину его.

Менее чем через год, осенью, Бина не станет. Разобьется на мотоцикле в день своей свадьбы, но нам не скажут, узнаю об этом много лет спустя.

В школу дорога стала длиннее, но интереснее, чаще стала проходить через центр Черняевки, проходила сначала по узбекистанской стороне – дома, хлопковое поле, стоянка автобуса Ташкент-Чимкент, узбекистанская столовая, казахстанские чайхана, базарчик, контора, магазины, стоянка автобуса Сары-Агач – Черняевка, дома, соленый арык, снова дома, разные, колхозный двор и школа. Но не опаздывала. Хотя с часами и были проблемы.

Проблемы были и с косичками. Сама еще не научилась их заплетать и мне их заплетали взрослые, кто был дома, а чаще почему-то заплетал меня отец. Мать в то время работала на пару с отцом разъездным фотографом и не всегда была дома. Но отцу приходилось большее время посвящать обработке фотопленок, на распечатку фото и их тоже доводить до ума, поэтому он был дома чаще матери.

Далее: Своя и школьная ёлки. Зимние каникулы и Толик под машиной.

Для того, чтобы понять, как и откуда идут мои повествования, с кем они связаны и чьи имена я называю, читателям, впервые оказавшихся на моих страницах, предлагаю читать мои повествования с самого начала со статьи "История знакомства моих родителей" для этого вам просто надо навести курсор на слова, выделенные здесь голубым цветом, и нажать мышку. Чтобы читать продолжение, достаточно нажать на название следующей статьи, тоже выделенной голубым цветом, после слова "Далее".

Прошу выражать своё отношение к статьям лайками, делиться с друзьями в соцсетях и подписываться. Мне нужна Ваша поддержка, буду Вам очень благодарна.