Спор о том, что определяет нашу личность - воспитание/культура или происхождение/гены - очень древний. Начиная с XVII-XIX веков, культуроцентричный взгляд постепенно вытеснил идею врожденной природы. И главным примером этого подхода стали "маугли" - дети, выросшие без человеческого общения (с определенного возраста вхождение в мир людей им заказано). Но что происходит в последние 100-150 лет?
Крайние позиции время от времени возникали, но вскоре уходили на периферию культуры. И сегодня условные натуроцентристы и культуроцентристы в вопросе воспитания личности главным образом спорят не о том, что определяет когнитивные способности и психоэмоциональную сферу человека. В этом вопросе давно царит диалектика, утверждающая сложное взаимодействие как генетических, так и культурных факторов. Адекватная форма данного спора предполагает скорее обсуждение механизма, на основании которого мы могли бы делать ясные выводы, в т. ч. в практической жизни.
Взять, например, бестселлер 70-х годов «После трех уже поздно», в котором утверждается необходимость раннего развития у детей логики, письма, музыкальных и языковых способностей. Некоторые родители до сих пор носятся с этими идеями как ужаленные, превращая первые годы своих детей в адский график, полный дел. Такие люди попросту неспособны задать себе простые вопросы, в т. ч. о том, что же на их собственный взгляд важнее – гены, устройство мозга или опыт.
Главный же вопрос: стоит ли доверять работе о детской психологии от инженера (Ибука Масару – даже не психолог, и никаких серьезных исследований он никогда не проводил), который опирается на спорные гипотезы о мозге 60-х годов? Предположение о раннем окне развития, которое закроется к 4-6 годам, не было подтверждено, а бизнесы на этой ниве процветают до сих пор.
А самый сильный удар по позициям культуроцентристов нанесли сами же адепты этого подхода. Я говорю прежде всего о многочисленных педагогических экспериментах и новшествах, возникающих с конца XIX века (например, в прагматических теориях, в проектах новой педагогики и т. п.). Каких только идей не придерживались фанатичные родители, жаждавшие воспитать гения, разностороннюю личность, человека без комплексов или безоговорочного лидера. И в подавляющем большинстве примеров на выходе в лучшем случае – посредственность, а иногда и человек с грузом психологических проблем. Воплощение веры в то, что можно образованием запрограммировать будущий успех, разбилась об эмпирию, выявив у теоретиков и горе-экспериментаторов банальное отсутствие как опорных знаний, так и необходимой техники реализации.
Поэтому современные эмпирические исследования в области генетики, психологии развития, а также альтернативные представления в психоанализе и философии предпочитают начинать с более корректных вопросов.
Первая группа вопросов – это вопросы о возможном. Что вообще может быть закодировано в геноме? До какой степени эмоционально-мотивационная часть психики подвержена внешнему влиянию через текст/речь? Увы, в этой области пока еще предостаточно пробелов, которые не позволяют делать далеко идущие выводы. Так, например, ранние представления генетики базировались на простом взгляде «один ген = информация за что он отвечает». Однако дальнейшие открытия показали, что всё сложнее: например, ожирение может стать следствием сбоя в разных генах (ген тучности, ген жирового обмена, ген чувствительности, ген распределения жиров).
Вторая группа вопросов направлена на уточнение временных параметров. Что важнее: генетика или научение в младенчестве? А в латентный (школьный) период и в пубертате? И какого рода влияние более ощутимо на коротких, средних и длинных периодах? Опыт исследования различных психологических травм явно показывает, что генетическая программа практически не способна переломить негативное воздействие на ранних стадиях. И наоборот, статистически наиболее успешным предсказание болезней пожилого возраста будет на основе генетических маркеров, а не на подробном анамнезе и знании биографии.
Генетика наносит ответный удар?
В поисках подходящего объекта для эмпирических исследований естественные науки ко второй половине ХХ века обрели своих «маугли» – пары двойняшек и близнецов. Целая серия исследований показала, что различия у взрослых пар находятся в очень слабой корреляции с культурно-социальными факторами, вроде родителей, школы, методик воспитания, принадлежности к социальному классу. А вот анализ ДНК пусть и постфактум, но способен объяснить различия между взрослыми близнецами в показателях когнитивных способностей, шансах на психические заболевания или наличие вредных привычек.
Увы, подобные факты как обычно стали поводом для спекуляций и сенсационных заявлений – по большей части беспочвенных. Ведь несмотря на несколько любопытных корреляций, большая часть фенотипических признаков всё-таки связана с личным опытом – как со средой проживания, так и с образом жизни. Более того, слабые корреляции с культурно-социальными факторами в раннем возрасте – это оптика статистики; на отдельных случаях влияние того или иного фактора может быть весьма сильным. В самом деле, что с того, что на тысячу людей школа особо не повлияла, если именно вам она сломала жизнь?
Ярким примером манипуляции данными является работа Джудит Рич Харрис с громким названием «Самонадеянность воспитания». На основе изучения 3-х тысяч пар близнецов было заявлено, что педагогические усилия родителей малозначимы. Харрис утверждала, что взрослые воспринимают себя демиургами или эдакими пупенмейстерами по отношению к детям, но по факту – последствия воспитания могут быть какими угодно (от принятия до полного отрицания ценностей родителей).
Тем, кто знаком с психоанализом, остается лишь грустно посмеяться над профессиональным идиотизмом подобных исследователей – ведь им невдомек, что именно вхождение в язык (культура) позволяет диалектизировать сообщения взрослых, а не воспринимать их как безусловную истину или правило к исполнению. Никакая генетика не объяснит того, почему даже близнецы на одну и ту же среду реагируют по-разному, тем самым, кстати, напрямую влияя на свое тело (вплоть до клеточного уровня).
Ведь выработка психологических реакций на стресс не только способна определить развитие зон мозга, но и в значительной степени влияет на механизмы регенерации, старения, воспалительных процессов и многое другое (что было доказано несколькими исследованиями, сделанными на основе работ Элизабет Элен Блэкбёрн по изучению теломер и теломеразы).
Исследователь генетики поведения и криминолог Брайан Баутвелл, однако, поддержал версию о доминировании генетических факторов. По его мнению, существующие исследования в достаточной степени ставят под сомнение способность родителей помочь детям в формировании интеллекта или психического здоровья. Впрочем, он сделает оговорку о том, что защита от разных форм насилия и поддержка при стрессе всё-таки важная, если не единственная ценная вещь, которую способны дать родители.
Любопытно даже не то, что подобная оговорка рушит всю идею, а скорее то, что как криминолог Баутвелл, похоже, не обратил внимание на несовершенство выборки (среди исследованных пар близнецов не было серьезного перепада в доходах, социальных и природных условиях, что ставит под вопрос все выводы о слабом влиянии культуры и среды).
Кроме того, в данных исследованиях культуру и язык вообще никак не устранить, ведь большая часть информации получена со слов людей, а затем проинтерпретирована исследователями. Чтобы была понятна вся проблематичность ситуации, давайте, вернемся к истории о юноше, который был усыновлен интеллигентной семейной парой, но к 30-ти годам проявлял бурный характер и склонность к алкоголизму как у биологического отца. Дело в том, что помимо генетики может быть другое объяснение – бессознательное. Какую-то информацию мы выдаем и считываем помимо сознания.
Известны случаи, когда приемные дети в очень раннем возрасте понимают, что их усыновили – это может быть связано как с памятью первых минут-дней, так и с бессознательными сигналами от усыновивших (например, одна девочка догадалась об этом по тому, как «мать» слегка замешкалась при ответе на вопрос «я родилась ночью или днем?»). Генетика может объяснять тягу к алкоголю, но её может объяснять и означающее, вброшенное «родителем» (не только если он точно знает, что настоящий родитель алкоголик, но и просто думает так).
Собственно, проблема наследования признаков очень сложная. С одной стороны, какие-то признаки заложены генетикой. С другой стороны, есть семейные психосоматические болезни, которые скорее объясняются паттернами поведения, закрепившимися в роду. Например, если родители от своих предков получили лишь один пример того, как реагировать на стресс (допустим, через алкоголь, сердечные боли или агрессию), то и дети имеют все шансы с малых лет «обучиться» этому без всяких генов. И впоследствии заболеть болезнями схожими с болезнями дедушек, бабушек, мам и пап. Не всё то, что похоже на генетику, по факту является генетическим наследованием.
Более того, если мы всё-таки признаем значимость влияния генов, то логично признать, что в раннем возрасте на нас больше влияют не собственные гены, а среда, организованная родителями – т. е. во многом их гены. Сложно сказать, существуют ли гены, влияющие на схему воспитания, но целый ряд педагогических особенностей вполне может быть связан с генетическими характеристиками родителей. Особенно если признать, что гены сильнее себя проявляют во взрослом состоянии (что может быть одной из версий интерпретации нарастания с возрастом отличий у близнецов).
***
Резюмируем вышесказанное. Человек – существо сложное, в т. ч. в силу отнюдь не очевидных отношений со своей природой (кто-то ей следует, кто-то борется, а кто-то следует ей, борясь с ней или вообще ничего особо не делая). К тому же речь всегда идет не о среднем человеке, а о личности. Поэтому вероятно, что удельный вес всех факторов – гены, опыт, среда, культура – доподлинно не удастся определить никогда. Он попросту для каждого будет разным.
При этом корректные эмпирические исследования всё-таки позволят со временем избавиться от некоторых заблуждений. Ведь одна из серьезных проблем того же воспитания – это нарциссизм родителей, желающих за счет детей что-то исправить в собственной жизни (и потому уверенных, что из ребенка можно слепить что пожелаешь). Вместе с тем не стоит забывать и о важности саморефлексии: то, что вы думаете о себе, меняет вас не меньше, чем среда.
Поэтому, например, в вопросе обучения и воспитания, как это ни парадоксально прозвучит, но наиболее современной и прогрессивной позицией оказывается консервативное решение – делать то же, что и прежние поколения с поправкой на контекст и улучшение – заботиться, поддерживать, передавать свой опыт и взгляд на мир. Т. е. выполнять те же функции, а не тупо повторять чужие ошибки. Судьба другого – не лучшее поле для радикальных экспериментов. А ребенок, если ему удастся стать личностью, сам разберется что делать с тем, что вы вложили в него.
Ну и, пожалуй, самое глупое, что можно сделать с собственной жизнью – это безоглядно поверить в одну из крайних теорий о формировании личности. В таком случае мы отказываем себе в шансе на изменение и попросту принимаем роль «жертвы обстоятельств».