Царевна семи долин
Давно это было, наверное, никто уже и не скажет, когда. Да только на том месте, где царство семи долин когда-то возникло, лишь пустыня теперь, и гоняет ветер по пескам сухой и колючий кустарник. А ведь было же когда-то, было!!!
Жила на белом свете одна-одинёшенька прекрасная царевна: родители у нее умерли, соседи с ней не знались, слуги разбежались, а кто остался в том царстве-королевстве, обратился в мумию. А все потому, что хоть и прекрасна была царевна лицом, и статна, и величава, да только характером была неуступчива и горда, ни с кем мириться не желала, за каждую провинность сурово наказывала, да все в зеркало посматривала. Вот и стала она примечать, что бабушки и нянюшки в чужие земли подались, цветы в долинах нарождаться перестали, царедворцы за кулисами прячутся, а с портретов далекие предки смотрят да зубы кажут.
- Что это, господин министр? Дурная примета? – спросила царевна, когда увидела, что ее роскошный розовый куст стал засыхать. А надо сказать, что единственное, что любила она больше всего на свете, кроме своего отражения в зеркале, - это розы.
- Быть, наверное, дождю, ваше высочество, - доложил министр.
- Вы тоже находите, что дождя давно не было? Вот, смотрите, - и царевна, тяжело вздохнув, взяла в руки последний осыпавшийся розовый бутон.
- Думаю, ваше высочество, что он погиб от тоски.
- От тоски? По ком же?
- По воде, ваше высочество.
- Хм, странно. Это он намеренно засох, мне на зло. Вот, полюбуйся теперь, говорит.
- Нет, не мог он намеренно. Просто его давно не поливали.
- А кому же поливать, если последний садовник сбежал полгода назад?! Может, вам, министр?
- Что вы, ваше высочество! Я не умею.
- Так разыщите того, кто умеет!
И вот спешат гонцы во все края, во все стороны света, чтобы садовника сыскать и вернуть в королевство. Нашли, отыскали, да только возвращаться он не захотел, потому что хоть и цветы любил, и дело свое знал, и по долинам скучал да только пуще смерти боялся царевны, гнева ее и капризов.
- Мне лучше без головы быть, чем в ее царстве жить, - сказал садовник и – остался без головы.
И с того дня все цветы в долинах засохли.
- Какой нахал! – только и воскликнула царевна, когда услышала о смерти садовника. – Что ж, быть по сему. Если в три дня не найдется тот, кто сможет оживить мои розы, я всем прикажу отрубить головы!
- Что вы, ваше высочество! А как же я? – спросил министр, с некоторым интересом изучая букашку на окне.
- И вам тоже, дорогой министр, обязательно отрубят голову, если будете мне перчить.
И царевна, нисколько не смущаясь, шлепнула букашку веером…
- Что вы, ваше высочество! Я и перец-то не люблю, и перчить не умею.
- Не перчить, а перечить!!!
Снова спешат гонцы во все края, во все стороны света, чтобы найти того, кто смог бы розы царевны оживить и колодец водой наполнить. Но никто, зная о царстве семи долин, не желал идти туда по собственной воле, а без воли служить царевне и мумиям ее все равно что жизни лишиться. Но вот на заре третьего дня в ворота дворца слепой странник постучался.
- Люди добрые, есть ли кто в царстве-королевстве?
- Что тебе надо, старик? – спросила царевна, увидав странника из окна.
- Милостыню прошу подать. Я – слепой и хромой.
- Ко всему прочему, и глухой. Разве не слышал, что горе у нас?
- Горе – не горе, а горе – в тебе, - ответил он ей.
- Мерзкий старик, да как ты смеешь быть таким дерзким?! Вот прикажу тебе отрубить голову! Или собаками прикажу затравить! Эй, министр! Спустить собак!
- Ваше высочество, собак давно нет, - ответил министр.
- Как нет собак?
- Так вы же сами приказали, чтобы собак в королевстве не было. Ни кошек, ни мышей, ни собак, ни птиц. Собаки громко лаяли и рычали, кошки мяукали и линяли, мыши пищали и скреблись, птицы пели и будили вас по утрам. Вот вы и приказали всю живность изловить, да и выставить из царства.
- И то верно, - вспомнила про свой приказ царевна, но виду не подала, что тем огорчена. А министру сказала:
- Приказываю старика схватить и в крепости нашей заточить. Пить, есть не давать. Будет тогда он знать, как нам отвечать!
Но сколько слуги не старались, не могли изловить старика. Хоть и была у него одна нога, да шустрым оказался слепой! Даже министр его пытался догнать, да только ребро умудрился сломать и лег почивать на сто лет. В мумию, значит, обернулся.
Осталась царевна одна, без советников, без министра и слуг, и будто нет у нее ни глаз, ни слуха, ни рук. Вот тут к ней снова старик подступил.
- Горе – не горе, а горе – в тебе… Быть в этом царстве большой беде, коли сама не найдешь того, кто виноват в причине всего.
- В причине всего? Что это значит? Почему я ничего не вижу и не слышу?
- Но меня же ты слышишь?!
- Слышу, мерзкий старик. Это ты виноват во всем! Ты меня заколдовал и мое царство сгубил!
- Хорошо, если так всё, меня лишь коснись и от сна пробудись.
Захотела тогда царевна прикоснуться к старику, а рук-то у нее и нет вовсе. Вместо рук – тонкие ветви колючего кустарника. Да и дворец – уже не дворец, а в зеркале – отраженье груды камней посреди дикого поля.
-Увы, царевна, твой теперь удел - уйти от всех тревог и дел. Но лишь когда вину поймешь, тогда воды и изопьешь. Покуда быть тебе сухой, прими же посох свой.
- Старик, я поняла, все поняла! – воскликнула царевна в отчаянии. - Но сделай меня хотя бы розой, чтобы я нравилась людям, ведь тогда быстрее меня напоят водой и быстрее тогда колдовство твое разрушится.
- Вся сила в тебе, царевна. И сила, и бессилие, и вера, и безверие, добро и зло. И колдовство только ты одна сможешь снять, если родник живой воды сумеешь отыскать.
Сказал это старик, обернулся в ворона и взмыл к небу. А царевна отправилась искать родник живой воды и, кажется, до сих пор его ищет, чтобы заклятие снять и в царство семи долин вернуться. Бежит по дорогам, по камням, по пескам, подгоняет ее ветер, а она, как перекати-поле, сухая да колючая.
